Луи Пастер и значение его трудов для человечества

Луи Пастер и значение его трудов для человечества

Реферат

по биологии

на тему:

"Луи Пастер

и значение его трудов для человечества"

ученика 8-Б класса

средней школы №14

Шпирны Артёма

Одесса,2000

"Он освящает все, к чему прикасается..."

Био.

27 декабря 1822 года в городке Доле родился Луи Пастер, но все

свое сознательное детство он провел в Арбуа и считал этот город

род-

ным. Его отец, бывший наполеоновский солдат Жан-Жозеф Пастер, по

при-

меру своих крепостных предков стал кожевенником.

Пастер решил поступить в Нормальную школу, которая открывала до-

рогу к учительской и профессорской карьере. Готовясь к

вступительным

экзаменам, Пастер слушал лекции в Сорбонне, Там он впервые

присутство-

вал на лекциях знаменитого химика Жана-Батиста Дюма, крупного

ученого

и блестящего лектора. С этих пор химия окончательно заняла первое

мес-

то в его мыслях и сердце.

В конце 1843г. он блестяще окончил Нормальную школу, а затем до-

бился права работать простым препаратором в лаборатории великого

Баля-

ра.

Свое первое открытие Пастер сделал в двадцать шесть лет, в то

время он уже закончил учебу и стал химиком. После долгой возни с

кучей

крошечных кристаллов он открыл, что существует не два, а четыре

вида

виннокаменной кислоты; что в природе существует масса странных

комби-

наций, на вид совершенно одинаковых, но представляющих зеркальное

от-

ражение одна другой.

Его открытие положило начало новой науке - стереохимии, химии в

пространстве, учению о группировке атомов в молекуле и о законах,

уп-

равляющих этой группировкой.

Знаменитый французский физик Жан-Батист Био, признав открытие

Пастера, поверив в его силы, стал помогать ему в исследованиях, а

по-

том взялся опубликовать доклад Пастера "Исследование о

зависимости

между формой кристаллов, их химическим составом и направлением их

вра-

щательной способности" в Академии наук.

С этих пор началась головокружительная карьера молодого химика.

Внимание научных кругов было привлечено к его работам.

Внезапно Пастера назначили профессором физики в Дижон, а потом

также неожиданно перевели в университет Страсбурга профессором

химии.

Здесь он поселился в семье ректора профессора Огюста Лорана. Он

подру-

жился с семьей профессора, здесь она заменяла ему родной дом, и,

хотя

он писал домой , что не собирается жениться, все же это

случилось. И

так же внезапно, как все, что случалось в жизни с Пастером. Он

увлекся

с первого взгляда; со второго понял, что не увлечение, а любовь;

через

три дня знал уже, что не может без нее жить. А через пятнадцать

дней

после приезда в Страсбург сделал официальное предложение дочери

Огюста

Лорана - Мари. И самое удивительное, что Луи Пастер и Мари Лоран

про-

жили в браке сорок шесть лет и ни одно облачко не омрачило их

супру-

жество.

Вскоре Пастер был назначен профессором и деканом научной части

Нормальной школы в Лилле, и здесь он впервые столкнулся с вопросом

о

микробах.

Однажды мосье Биго, богатый винокур, пришел к нему в лабораторию

в полном отчаянии.

- У меня большие неприятности с брожением, профессор,- удрученным

голосом сказал он. - Я ежедневно теряю тысячи франков. Не могли бы

вы

заглянуть ко мне на завод и выручить меня?

Сын Биго был студентом Нормальной школы, и поэтому Пастер поспе-

шил прийти к нему на помощь. Он пришел на завод и осмотрел больные

ча-

ны, дававшие слишком мало алкоголя; он набрал в бутылки несколько

об-

разцов серой вязкой свекольной массы, чтобы исследовать ее в своей

ла-

боратории. При этом он не забыл захватить немного свекольной массы

и

из здоровых чанов, дававших достаточное количество алкоголя. Пастер

не

имел никакого понятия о том, как он сможет помочь Биго, ничего

еще

точно не знал о процессах брожения, превращающих сахар в алкоголь,

да,

пожалуй, и ни один химик на свете еще не знал об этом. Он вернулся

в

лабораторию, почесал в затылке и решил сначала исследовать массу

из

здоровых чанов. Он взял одну каплю из этой массы, положил ее под

мик-

роскоп в смутной надежде найти в ней какие-нибудь кристаллы. Он

увидел

в этой капле множество шариков, во много раз меньше самого

мелкого

кристалла; эти шарики были желтоватого цвета и были наполнены

внутри

странными мерцающими точками.

Пастер сразу догадался, что эти шарики и есть те самые дрожжи,

которые встречаются в каждой варке сахара, превращающегося путем

бро-

жения в алкоголь.

Затем он взял бутылку с варкой из больного чана и положил одну

каплю из него под микроскоп - там совершенно не было дрожжей, а

лишь

только сплошная серая однородная масса.

Он снова взял бутылку, уставился на нее долгим задумчивым взгля-

дом, пока до него не дошел несколько странный необычный вид сока,

пла-

вающего поверх свекольной массы. Он выудил один из комочков,

плавающих

в соке, растер его в капле чистой воды и положил под микроскоп.

Там не было дрожжевых шариков, зато там была огромная, беспоря-

дочно шевелящаяся масса крошечных палочкообразных существ одни из

ко-

торых двигались одиночками, другие тянулись длинной лентой, и все

они

очаровательно мерцали и вибрировали.

Ночью вместе с мадам Пастер он соорудил чудовищный аппарат, кото-

рый сделал его лабораторию похожей на кабинет алхимика. С помощью

это-

го аппарата он обнаружил, что кишащий палочками сок из больных

чанов

всегда содержит в себе молочную кислоту и не содержит алкоголя. В

его

мозгу с быстротой молнии сложилась мысль:

"Эти маленькие палочки из больных чанов несомненно живые, и это

именно они производят молочную кислоту. Эти палочки ведут

войну с

дрожжами и берут над ними верх".

Дальше он решил развести эти существа, но его опты постоянно за-

канчивались неудачей, пока он не придумал для них весьма

странный

бульон. Он взял сухих дрожжей, прокипятил их в чистой воде и

хорошень-

ко процедил ; затем он добавил туда небольшое количество сахара и

нем-

ного углекислоты. Затем он посеял комочек из больного чана в этот

но-

воизобретенный бульон и поставил его в термостат.

На следующий день, когда он взял каплю этого бульона и положил

под микроскоп, он увидел миллионы крошечных танцующих палочек.

Прежде

всего он сообщил мосье Биго, что именно эти мелкие палочки портят

ему

брожение.

История умалчивает о том, удалось ли мосье Биго изъять из своих

чанов эти палочки, но для Пастер это было уже на втором плане. Для

не-

го важен был лишь один факт: существуют еле видимые живые

существа,

которые являются истинной причиной брожения.

И вдруг в один прекрасный день, когда они с женой уже хорошо уст-

роились в Лилле, он получил назначение на должность директора

научного

кабинета в Нормальной школе в Париж.

По приезду в Париж Пастер сразу начал доказывать всем существова-

ние тех самых мелких существ, которые вызывают брожение. Но здесь

он

не нашел поддержки, дело даже было не в самом наличии

микроскопических

созданий; знаменитый немец Либих, король химиков утверждал, что

дрожжи

не имеют ничего общего с брожением. Он настаивал на том, что

процесс

превращения сахара в алкоголь начинает белок, а затем этот самый

белок

увлекает за собой сахар.

Почти неприметно для себя он уже перешел с пути химика на путь

физиолога. По-настоящему он понял это, когда 30 января 1860г.

Академия

наук присудила ему премию по экспериментальной физиологии. Премия

была

присуждена за работы по брожению винной кислоты и ее изомеров,

по

спиртовому и молочнокислому брожению.

В голове Пастера сразу созрел остроумный план, как разбить Либи-

ха. "Надо постараться вырастить дрожжи в бульоне, совершенно не

содер-

жащем белка. Если в таком бульоне дрожжи будут расти и превращать

са-

хар в алкоголь, то с Либихом и его теориями будет покончено".

Но у проклятых дрожжей были очень прихотливые вкусы, и только че-

рез несколько недель Пастеру случайно удалось обнаружить

необходимую

среду. Он положил как-то случайно аммониевой соли в белковый

бульон, в

котором он выращивал дрожжи для своих опытов, на следующий день

дрожжи

дали отростки и стали размножаться.

В восторге Пастер бросился разводить дрожжи в неимоверном коли-

честве, теперь осталось доказать, что эти дрожжи будут производить

ал-

коголь. И он доказал это, так как не доказать этого он не мог; и

он

еще долго сидел, наблюдая, как капельки слез алкоголь стекают по

гор-

лышку реторты.

Тринадцать лет понадобилось великому ученому для завершения своих

работ по брожению и гниению, он кончил их к 1870г. Тринадцать

лет и

тысячи опытов, для того чтобы с полной убежденностью объявить миру

об

универсальном законе участия микроскопических существ во всех

видах

брожения.

Но больше чем дрожжи Пастера занимали микробы. Он представлял со-

бой картину маньяка, которого интересуют только микробы, он

говорил о

них, думал о них, он жил только ими.

И, наконец, Пастер столкнулся с вопросом, которому он рано или

поздно должен был посмотреть в лицо.

Это был вопрос старый как мир, вопрос, звеневший в ушах всех мыс-

лителей уже сотни лет. Это был очень простой, но в тоже время

абсолют-

но неразрешимый вопрос: откуда берутся микробы?

Пастер был уверен в том, что микробы появляются из воздуха, он

устраивал странные и сложные аппараты для ловли воздуха. Но ему

всегда

возражали в одном: "Когда вы кипятите свой дрожжевой бульон, вы

вместе

с тем нагреваете и воздух, содержащийся в бутылке, а для того,

чтобы

производить маленьких животных, дрожжевой бульон нуждается в

натураль-

ном, а не нагретом воздухе".

Пастер отчаянно старался найти способ ввести ненагретый воздух в

кипяченный дрожжевой бульон, предохранив бульон при этом от

попадания

живых микроскопических существ. Его аппараты делались все более и

бо-

лее сложными, а опыты все менее ясными и бесспорными.

В один прекрасный день к нему в лабораторию зашел профессор Ба-

ляр.

Баляр начал свою карьеру в качестве аптекаря, но это был в высшей

степени оригинальный и талантливый аптекарь, поразивший ученный

мир

своим открытием элемента брома, причем это открытие было сделано

не в

хорошо оборудованной лаборатории, а за простым рецептурным столом

в

задней комнате аптекарской лавки. Это дало ему славу и кафедру

профес-

сора химии в Париже. Баляр был человек негордый; он не желал

сделать

все открытия в мире на его век было вполне достаточно открытия бро-

ма,- но он любил ходить и разнюхивать, что делается в других

лаборато-

риях.

Как-то Баляр беседовал с Пастером...

- Постойте минутку!- перебил Баляр. - Почему вы не хотите попро-

бовать такую штуку: налейте в колбу бульону, вскипятите его, потом

от-

верстие колбы поставьте в таком положении, чтобы пыль туда никак

не

могла попасть, а воздух мог бы входить в каком угодно количестве.

- Но как же это сделать?- спросил Пастер.

- Очень просто,- ответил ему безызвестный ныне Баляр. - Возьмите

колбу, налейте в нее бульону; затем расплавьте горлышко колбы на

па-

яльной лампе и вытяните его в длинную, тонкую, спускающуюся

книзу

трубку. Придайте трубке такую форму, какую придает лебедь своей

шее,

когда хочет что-нибудь выудить из воды. А затем... затем только

нужно

оставить отверстие трубки открытым, вот и все... Получится нечто в

та-

ком роде...- Баляр быстро сделал набросок.

Пастер взглянул и моментально понял все дьявольское остроумие

этого опыта.

У Пастера теперь было достаточное количество помощников, и он от-

дал спешный приказ готовить колбы. Затем он кипятил находящийся в

них

бульон, это выгоняло из них воздух, но когда колбы охлаждались, в

него

входил новый, ненагретый воздух.

Наутро он первым пришел в лабораторию и увидел, что все его при-

чудливые, длинногорлые колбы с дрожжевыми бульонами были

идеально

прозрачны, и в них не оказалось ни одного живого существа. На

другой и

на третий день в нем не произошло никаких изменений.

Дело было в том, что воздух заходил в колбу, но частицы пыли и

микроорганизмы оставались в колене колбы. Пастер на этом не

остановил-

ся, он провел еще один опыт, он ополоснул стерильным бульоном

изогну-

тую часть колбы, и на следующий день содержимое колбы стало мутным

от

массы микробов, потомков тех, кто осел в колене трубки.

Так была разрушена теория самозарождения микробов.

Пастер не останавливался, он продолжал работать, он решил пока-

зать Франции, как наука может быть полезна для промышленности; он

упа-

ковал несколько ящиков со стеклянной посудой, взял с собою своего

пыл-

кого помощника Дюкло и отправился в свой родной дом в Арбуа. Он

решил

заняться изучением болезней вина, чтобы помочь падающей винной

промыш-

ленности.

Пастер ходил по домам своих стары друзей и собирал разные сорта

больного вина: горькое вино, вязкое вино, маслянистое вино.

Когда он навел линзу на каплю вязкого вина, он увидел, что она

кишит маленькими забавными микробами, собирающимися в крошечные

нитки

бус; бутылки с горьким вином оказались зараженным другим видом

микро-

ба, а прокисшее вино - третьим.

После Пастер занялся вопросом о том, как предохранить вино от бо-

лезнетворных микробов.

Они пришли к заключению, что если подогреть ви-

но сейчас же после того, как закончилось брожение, подогреть его

толь-

ко немного, не доводя до точки кипения, то все посторонние микробы

бу-

дут убиты и вино не испортится. Этот небольшой фокус известен

теперь

повсюду под названием пастеризации.

Затем он в течение некоторого времени спокойно работал в своей

парижской лаборатории. И вдруг, в один прекрасный день 1865

года,

судьба снова постучалась в его дверь. Она явилась в образе

старого

профессора Дюма, который пришел к нему с предложением превратиться

из

человека отвлеченной науки в... лекаря шелковичных червей.

После целого ряда неудач и разочарований ему удалось в конце кон-

цов выяснить точную причину заболеваний шелковичных червей, и он

нау-

чил жителей, как определять и сортировать здоровых червей и как

отде-

лять их от соприкосновения с зараженными листьями, испачканными

исп-

ражнениями больных червей.

В 1865г., когда Пастер занялся лечением болезни шелковичных чер-

вей, молодой хирург из Глазго Джозеф Листер уже спасал его методом

лю-

дей.

В то время никто не мог объяснить причин массовой гибели раненых

в госпиталях, ни, тем более, помочь бороться с ними.

В клиниках не прекращалось рожистое воспаление, гангрена,

нагноения.

В 1860г. Листер поступил работать в хирургическую клинику глаз-

говского госпиталя. В клинике не прекращались рожистое

воспаление,

гангрена, нагноения. Листер читал и читал, поглощая огромное

количест-

во книг по медицине, зоологии, ботанике, химии. И вдруг он

наткнулся

на брошюру французского химика Пастера. Прочитав ее, кинулся на

розыс-

ки других его статей. И когда познакомился с работами по

брожению,

гниению и самозарождению, когда прочел о простых и убедительных

опы-

тах, - сразу же, без оглядки поверил в его правоту.

Пастер пишет, что микроорганизмы боятся разных химических ве-

ществ. Пожалуй, карболовая кислота не должна им понравиться,

подумал

Листер, и решил поливать рану кислотой слабой концентрации.

Повязку,

которую клали на рану после операции, он тоже пропитывал

карболовой

кислотой. Но и этого ему показалось недостаточным - убивать так

уби-

вать: он стал еще распылять раствор карболовой кислоты в

операционной

комнате.

Поразительные получались результаты! Вдруг прекратились смертель-

ные воспаления.

В 1865г. Листер выпустил в свет свою первую статью "О новом спо-

собе лечения осложненных переломов, нагноений и т.д.". Через два

года,

после уже значительной практики, подтвердившей несомненную пользу

его

метода, он написал второе сочинение: "Об антисептическом принципе

в

хирургической практике".

Но к большому сожалению, Листера подняли на смех, его методом

пренебрегали.

И вот Пастер, узнав об исследованиях Листера, решил заняться изу-

чением инфекционных болезней, вопреки надеждам членов Французской

Ме-

дицинской академии, в чьи ряды он недавно был принят. В это время

на

улице д Юльм, где находилась новая лаборатория Пастера, впервые в

ка-

честве сотрудников появились люди с медицинским образованием -

Ру,

Шамберлен, Жубер и Тюилье.

Когда Пастер ринулся на спасение рожавших женщин, он не подозре-

вал о том, что тут у него был предшественник и этот

предшественник

очень плачевно закончил свои дни.

Это было в Вене в 1847г. В Центральной больнице столицы Австрии

работал безвестный акушер Игнац Земмельвейс. В больнице почиталось

за

благо, если хотя бы одна из десяти рожавших женщин оставалась в

живых

после родов; если не сами роды, то родильная горячка была

причиной

смерти.

Секрет раскрывался просто. От заразных больных, из анатомичес-

кого театра, где производились вскрытия, профессора подходили к

ро-

дильному столу, и одного прикосновения их рук было достаточно,

чтобы

здоровая женщина, только что ставшая матерью, была обречена на

смерть.

Все это, к своему великому ужасу, понял Игнац Земмельвейс и, по-

няв это, назвал всех профессоров и себя в том числе

неопознанными

убийцами. Но он не ограничился этим признанием, он сделал выводы.

Те-

перь, прежде чем подойти к роженице, он тщательнейшим образом в

тече-

ние нескольких минут скреб щетками руки, чистил ногти, мочил руки

в

крепком хлорном растворе. И через год в его отделении смертность

сни-

зилась в десять раз.

Но врачи ополчились на него, смешали его с грязью, они изгнали

его и забыли. А профессор Земмельвейс, который на тридцать лет

раньше

Пастера и на двадцать ранше Листера понял, в чем спасение от

гнойной

инфекции, заболел и погиб в психиатрической клинике.

И в 1858г. в Академии медицины началась дискуссия о причинах ро-

дильной горячки. Пастер, конечно же, не мог пройти мимо.

Капля за каплей исследовал он кровь больных женщин и каждый раз в

поле зрения видел длинные цепочки микробов, которых не встречал

преж-

де. Только потом, но уже не Пастер, снова видел эти цепочки

микроорга-

низмов; сейчас установлено, что эти бактерии из рода

Streptococcus

способны вызывать родильную горячку и множество других гнойно-

воспали-

тельных осложнений.

В то время было очень много шума и разговоров о новом способе ле-

чения сибирской язвы, изобретенным ветеринарным врачом Лурье в

горной

области восточной Франции. Этот способ состоял в том, что сначала

ко-

рову растирают до тех пор, пока она вся не начнет гореть, затем на

те-

ле животного делают надрезы, в которые вливается скипидар, после

чего

все тело коровы покрывается толстым слоем какого-то

необыкновенного

пластыря, смоченного в горячем уксусе, и эта смазка удерживается

на

теле больного животного большой простыней, которая окутывает ее

со

всех сторон.

Пастер был командирован Академией наук для выяснения возможности

применения этого нового способа, и он как всегда не смог удержаться

от

постановки эксперимента: в опыт были взяты четыре коровы,

предвари-

тельно зараженные "сибиркой". Двух заболевших коров отдали на

лечение

Луврье, две другие остались без его "лечения". Результат оказался

про-

тиворечивым - одна из коров, которую "лечил" Луврье умерла, другая

вы-

жила, из оставшейся пары одна корова тоже погибла, вторая - нет.

Тогда Пастер решил пойти дальше, он заразил оставшихся в живых

коров снова сибирской язвой - они остались живы, т.е. после

перенесен-

ной болезни они стали невосприимчивы к возбудителю, они были

иммунизи-

рованы. Эта мысль глубоко запала в душу Пастера, и в будущем она

сыг-

рала большую роль в его научной жизни.

В 1880г. Пастер начал заниматься возбудителем куриной холеры, он

был первым, кому удалось вырастить его на искусственной

питательной

среде. Вскоре все скамьи и полки в лаборатории были заполнены

старыми

культурами, некоторые были многонедельной давности.

Но Пастер все таки решил ввести старую культуру цыплятам, его по-

мощник Ру точно выполнил его указания, и цыплята, разумеется тотчас

же

заболели. На утро Пастер с удивлением обнаружил, что цыплята живы

и

совершенно здоровы, конечно, Пастеру это показалось странным,

но...

наступили летние каникулы и все разъехались из Парижа кто куда.

По возвращении с каникул Пастер решил продолжать опыты с цыплята-

ми, но оказалось, что их осталось всего четверо, причем двое были

теми

самыми цыплятами, которые выздоровели после введения им старой

вакцины.

Пастер поворчал на служителя лаборатории, побранил за

нерасторопность,

но все же ввел всем цыплятам порцию свежей культуры. На следующий

день

Цыплята, которые уже болели, оказались живы, и тут Пастер понял,

что

произошло, просто судьба помогла ему окрыть вакцину, но это была

уже

верная и научная вакцина, а не эмпирическая вакцина Дженнера.

Он вспомнил коров, которые не заболели после вторичной прививки

им сибирской язвы, и понял, что тут одна и та же закономерность.

Пас-

тер горел эти дни как в лихорадке. Но ослабить бациллы сибирской

язвы

было очень трудно, они не поддавались ни на что, при малейших

неприят-

ностях для них, они превращались в споры, и эти споры оставались

ядо-

витыми, что бы с ними не делали. И, наконец, способ найден:

нагревание

бактерий до 43 С делала их беспомощными. Пастеру с помощниками

удалось

ослаблять сибиреязвенные культуры так, что одни из культур

убивали

морских свинок, но были бессильны против кроликов, а другие

убивали

мышей, но были слабы для морских свинок. Они впрыскивали сначала

более

слабую, а затем более сильную вакцину овце, которая слегка

заболевала,

но вскоре выздоравливала. И эта вакцинированная овца могла

переносить

такую дозу бактерий, которая вполне бы могла убить корову.

Но враги Пастера снова зашевелились. Один из виднейших ветерина-

ров, издатель известного ветеринарного журнала во Франции, доктор

Рос-

синоль, предложил Пастеру провести публичный опыт, он надеялся,

что

так он сумеет посрамить Пастера.

Последний принял вызов, так как не сомневался в "дееспособности"

своей вакцины, он немедленно вызвал своих помощников - Ру и

Шамберла-

на, которые только что уехали на каникулы, что бы хоть немного

отдох-

нуть от погони за сибиреязвенной вакциной. Они поспешили

вернуться в

Париж, где Пастер встретил их сообщением:

- На ферме Пуйи-ле-Фор, в присутствии мэлэнского агрономического

общества, я буду вакцинировать двадцать четыре овцы, одного козла

и

несколько штук рогатого скота. Другие двадцать четыре овцы, один

козел

и две коровы будут оставлены без прививки. Затем через

определенное

время я привью всем животным живую культуру сибирской язвы.

Вакциниро-

ванные животные будут, конечно, предохранены, а невакцинированные,

не-

сомненно, погибнут в течение двух недель.

Наконец наступил этот день, Пастер собственноручно ввел половине

из всех животных первую порцию своей вакцины. 17 мая была

повторена

вся процедура, была привита вторая порция, и, наконец, 31 мая всем

жи-

вотным была впрыснута живая ядовитая культура сибирской язвы.

Теперь

оставалось только ждать, только теперь Пастер осознал на какой риск

он

пошел, ночами он не мог заснуть, думая о результатах своего опыта.

И вот 2 июня 1881 года в два часа дня на поле фермы Пуйи-ле-Фор

торжественно вступил Пастер, громовые, оглушительные раскаты

"ура"

покрывали поле. Ни одна из двадцати четырех вакцинированных овец

не

сдохла, в то время как другая половина животных представляла

собой

страшное зрелище - все они были мертвы.

Услышав великую весть, мир затаил дыхание, обезумевшая от востор-

га Франция признала Пастера своим достойнейшим сыном и украсила

Большой

лентой Почетного легиона. Агрономические общества, ветеринарные

врачи,

несчастные фермеры забросали его телеграммами с просьбой скорее

прис-

лать спасительную вакцину. И хотя потом все шло не так гладко, как

хо-

телось Пастеру, его вакцина претерпела много неудач, так как не

до

конца еще была выработана методика ее получения и применения, все

же

это был еще один огромный шаг вперед в борьбе с бактериями,

которой и

посвятил всю свою жизнь Пастер.

И вдруг Пастер увлекся изучением возбудителя бешенства. Не сумев

обнаружить возбудителя, он решил найти способ спастись от этой

ужасной

болезни. Пастер с помощниками знали, что яд бешенства поражает

голов-

ной и спинной мозг, проникая в него из места укуса, поэтому, решил

Па-

сиер, самый быстрый способ заражения животного состоит в том,

чтобы

ввести возбудителя сразу в головной мозг лабораторного животного.

Но

Пастер не мог допустить мысли о трепанации, он слишком любил

животных,

и тогда Ру решился на самоуправство, в отсутствии Пастера он

сделал

небольшую дырочку в черепе собаки и вел в мозг немного растертого

моз-

га собаки, погибшей от бешенства.

Узнав об этом, Пастер сначала возмутился, но убедившись потом,

что трепанация не повредила собаке, успокоился. Таким образом

теперь

стало возможно быстро заражать животных.

Потом начались долгие поиски способа ослабить возбудителя бешенс-

тва. В эти дни тяжелой работы Пастер напоминал Людвига ван-

Бетховена,

писавшего иногда в симфониях технически не выполнимые для

кларнета

партии и каким-то чудом находившего кларнетистов, которые эти

партии

исполняли. Точно так же талантливые Ру и Шамберлан умудрялись в

конце

концов разными способами выполнять сумасшедшие опыты, на которых

нас-

таивал Пастер.

Наконец они нашли все-таки способ ослаблять страшный яд бешенс-

тва. Они вырезали из спинного мозга погибшего кролика небольшой

кусо-

чек и затем высушивали его в продолжение 14 дней в стеклянной

колбе.

Этот сморщенный кусочек нервной ткани, который был когда-то

абсолютно

смертельным, они впрыскивали в мозг здоровой собаки, и собака не

уми-

рала.

Сначала Пастер решил привить ослабленный яд бешенства всем соба-

кам во Франции. Но потом он понял, что это невозможно, и

четырнадцать

прививок надо делать не собакам, а людям, укушенным бешенной

собакой.

В лабораторию Пастера начали приходить письма с просьбой прислать

вакцину для лечения множества укушенных. Но Пастер не решался,

ведь

это могло закончиться смертельно для человека.

Он даже начал думать о том, чтобы ввести вакцину самому себе, но

по счастью, ему помешала фрау Мейстер из Мейссенготта в Эльзасе,

кото-

рая пришла в его лабораторию вся в слезах, умоляя спасти ее

девятилет-

него сына Иозефа, искусанного в четырнадцати местах бешенной

собакой

два дня назад. Пастер велел ей прийти к пяти часам, а сам пошел

пере-

говорить с двумя врачами, Вюльпяном и Гранше, которые были его

друзь-

ями, а, кроме того, часто посещали его лабораторию. Вечером они

зашли

к нему посмотреть ребенка, и, когда Вюльпян увидел гноящиеся

воспален-

ные раны на его теле, он стал настаивать на прививках.

- Решайтесь, - сказал он Пастеру, - если вы не вмешаетесь, то

мальчик все равно должен погибнуть.

В это вечер, 6 июля 1885 года, было сделано первое впрыскивание

ослабленных микробов бешенства человеческому существу.

День за днем

мальчик Мейстер получил все четырнадцать прививок, заключавшихся

в

простом, легком уколе под кожу.

Потом он вернулся к себе в Эльзас и никогда не обнаруживал ника-

ких признаков ужасной болезни.

Теперь укушенные страдальцы со всех концов света стали стекаться

в лабораторию этого волшебника на улице д Юльм.

13 марта на улицах Парижа появились искусанные смоленские кресть-

яне, которые направилсьна на Рю-д Юльм.

Пастер пошел на большой риск: решил удвоить русским прививки - де-

лать их утром и вечером, потому что с момента укуса прошло уже

две

недели. Через неделю умер первый из русских. Еще через две недели

-

двое других. Но остальные выжили и выздоровели. И сами, неверя в

свое

спасение, славя Пастера, отбыли на родину. Там их встретили, как

воск-

ресших из мертвых.

Весь мир признал новое открытие Пастера. Его лаборатория на

время превратилась в фабрику по производству вакцин.

В других странах потом тоже стали создаваться бактериологические

станции по изготовлению вакцины против бешенства. Первая из них

откры-

лась в России в Одессе 12 июня 1886г., здесь работали такие

выдающиеся

русские ученые, ученики Пастер, как Илья Ильич Мечников и Николай

Фе-

дорович Гамалея.

Заложенный в 1886г. Институт Пастера был достроен через два года.

Когда-то у французского правительства не нашлось полутора тысяч

фран-

ков на оборудование первой патеровской лаборатории. Сейчас за

полтора

года собрали по подписке два с половиной миллиона франков.

Торжественное открытие нового храма науки на улице Дюто состоя-

лось 14 ноября 1888г. В большом зале библиотеки нового института

соб-

ралось множество народа. Пастер пришел в сопровождении всей

семьи,

взволнованный и бледный, с красными от бессонницы глазами и

измучен-

ным, утомленным лицом.

- В мире борются два противоположных закона, - сказал он, - один -

закон крови и смерти, который каждый день придумывает все новые

спосо-

бы войны, который заставляет людей быть постоянно готовыми идти на

по-

ля сражения, и второй закон - закон мира, труда и благоденствия,

кото-

рый ставит себе целью избавить человечество от преследующих его

нес-

частий. Этот второй закон, которому подчиняемся все мы, стремится

даже

во время жестоких войн спасти многочисленные жертвы этих войн.

В гулкой тишине зала раздавались эти слова великого ученого. А

сам он, только что оправившийся т нового удара, сидел, низко

склонив

голову, стараясь скрыть от посторонних слезы горечи и старческого

бес-

силия, непрестанно навертывающиеся на глаза.

Его измученное сердце медленно и трудно нагнетало кровь в больные

сосуды, а ясный мозг сознавал, что песня его спета...

Лаборатория на улице д Юльм прекратила свое существование. На

сте-

не небольшого домика, где сколько лет проработал Пастер,

осталась

только мемориальная доска.