Диплом: Культура ставропольцев в XIX ВЕКЕ

Епархии протоиерей Павел Самойленко, Инспектором - выпускник СтДС 1958 г.

протоиерей Павел Рож­ков, Духовником - настоятель Кафедрального Собора св.

Апостола Андрея Первозванного протоиерей Виктор Лукьянов.

С вступлением на ответственный и многотрудный пост Владыка Рек­тор со всем

усердием взялся за возобновление нормальной жизни его род­ной Духовной Аlmа

Маter. В короткий срок был восстановлен нормальный ход учебного процесса,

дисциплина воспитанников была приведена в нор­мы статуса Духовной Школы. Для

преподавания в Семинарии были призва­ны маститые и мудрые протоиереи, многие

являются выпускниками СтДС и имеют ученые степени кандидатов богословия. Сейчас

в Семинарии 23 преподавателя 17 из которых имеют священный сан, что

обеспечивает полноценный учебный процесс.9

Значительно увеличен фонд библиотеки, о чем особую заботу прояв­ляет Владыка

Ректор. На сегодняшний день библиотека насчитывает около 18000 томов, 150

изданий на иностранных языках, 2470 учебных пособий и конспектов. Библиотека

располагает бесценным трудом Высокопреосвя-щеннейшего Митрополита Гедеона.

«История христианства на Северном Кавказе до и после присоединения его к

России». Это - кандидатская рабо­та Владыки Ректора, защищенная в 1960 г. в

СПбДА, и изданная в 1990 г. в Москве издательством «Наука». Библиотека оснащена

современной техникой, оборудованием, позволяющим формировать электронный

каталог, множить конспекты и осуществлять поиск литературы через Интернет.

Рас­поряжением Владыки Ректора библиотека размещена в пустовавшем Акто­вом

зале. Имеет оборудованный для индивидуальных занятий читальный зал, который

также служит местом проведения диспутов и конференций со студентами и

преподавателями ВУЗов, заинтересованных в связях с Пра­вославной Церковью.

10

Самое пристальное внимание уделяет Владыка качеству образования студентов,

особенно богослужебному пению и чтению. Регулярно проводят­ся нравственно-

назидательные беседы Владыки Ректора с учащими и уча­щимися Семинарии.

Несмотря на отсутствие централизованного финанси­рования, наша Семинария

имеет все необходимое для осуществления нормального учебного процесса.

Студенты обеспечены общежитием, пита­нием. Лучшим из студентов выплачиваются

премии Митрополита, и всем нуждающимся Владыка Ректор всегда оказывает помощь

и поддержку.

Сейчас в Семинарии обучаются 80 студентов очного и 141 студент за­очного

отделения из Ставропольской, Краснодарской, Ростовской, Майкоп­ской,

Бакинской и Элистинской епархий.

Одна из основных обязанностей студентов - участие в богослужениях

Кафедрального Собора Святого Апостола Андрея Первозванного и Семи­нарского

храма Святителя Игнатия (Брянчанинова), а также других храмов города

Ставрополя и приходов обширной Ставропольской Митрополии.

Так молитвами и трудами Владыки Ректора Высокопреосвященнейшего митрополита

Гедеона возрождены замечательные традиции древней Ставропольской Духовной

Семинарии - вертограда духовного просвещения в огнедышащем ныне Кавказском

регионе. Небесное предстательство Свя­тителя Игнатия - покровителя

Ставропольской Духовной Семинарии да пребудет с нами.

II-II. Последователи и ученики духовной семинарии.

Первый Епископ Кавказский ИЕРЕМИЯ (Соловьев) нашел свою паству в недобром и

колеблющемся состоянии. Но предаваться по этому поводу грустным размышлениям

или сетованиям было не в его характере. Владыка Иеремия был строгий ревнитель

Православия, полный сил и энергии, не останавливающийся ни перед каким

препятствием учитывая выдающуюся роль Преосвященного Иеремии в деле становления

и развития православного духовного образования на Кавказе, считаем необходим

кратко рассказать о нем самом. Сын бедного причетника Орловской епархии,

Ливенского уезда, Иродион Соловьев, так в миру назывался Иеремия, родился 10

апреля 1799 года.1 В 1810 году он поступил в Севское духовное

училище, а затем в Орловскую Духовную Семинарию, которую окончил в 1819 году. В

родной семье он усвоил много добрых обычаев, между прочим, любовь к

церковности. Любовь эта выражалась в его набожности, благочестии,

необыкновенном смирении и сознании немощей своих духовных сил. Эти черты его

нравственного характера остались в нем навсегда, с ними сошел он и в могилу. Но

скромный, кроткий, непритязательный в отношении к себе и другим, с горячею

истинно христианскою любовью, спешивший на помощь другим, он отличался в то же

время необыкновенною энергиею и силой воли, не выносил равнодушия к Православию

и, не взирая на лица и обстановку, смело и беспощадно высказывал свое мнение,

горячо отстаивая интересы Православия. Еще, будучи учеником, он обратил на себя

внимание своего начальства, в лице ректоров Семинарии архимандритов Владимира и

Гавриила (впоследствии архиепископа Рязанского) и орловского епископа Досифея,

своею набожностью, благонравием и смирением. В 184 году он был посвящен в чтеца

и книгодержца. Многие товарищи не любили его за благочестие называли его ханжою

и лицемером, в особенности же не любили за то, что, при встрече с начальством и

товарищами, низко кланялся. Не все, впрочем, товарищи так относились к нему,

были и у него друзья, между которыми самым задушевным и неизменным его другом

был Иван Борисов, первый ученик в классе, впоследствии знаменитый Иннокентий,

архиепископ

Херсонский и Таврический. Иродион Соловьев и Иван Борисов неразлучно просидели

на одной парте в последнем богословском классе. Сознание немощей своих духовных

сил было у Соловьева так велико, что, несмотря на видимо более чем хорошие

успехи, он думал отказаться от продолжения семинарского образования.2

В последний год пребывания в Семинарии Соловьев и Борисов много и долго

размышляли и беседовали о дальнейшей своей судьбе. Борисов, по сильной

склонности и жажде к знанию, думал поступить в Харьковский университет для

продолжения своего образования. Соловьев же, по своей благочестивой

настроенности, духовное звание предпочитал всем другим званиям и состояниям и

думал поступить в священники. Держась таких взглядов относительно своего

будущего, он сильно убеждал и Борисова не изменять своему званию, не

отказываться от служения Церкви и принять даже пострижение в монашество. Эти

интимные беседы не прошли бесследно в жизни обоих. И тот и другой дали в

заключение слово поступить в монашество.

По окончанию курса друзья расстались. Борисов поступил в Киевскую Духовную

Академию, а Соловьев, предназначенный вместе с Борисовым к отправлению в

Академию, по недоверию к своим силам, а, отчасти, из желания помогать своим

бедным родителям, уклонился от нее. Друзья встретились через пять лет, но уже

при другой обстановке. Борисов прожил четыре года в Академии, в Киеве. По

окончании курса наук в 1823 году он был назначен инспектором и профессором

богословских наук в Петербургскую Семинарию, а через год бакалавром в

Петербургскую Академию. 1823 году, в год окончания курса, он исполнил обет,

данный другу своему еще в Семинарии, принял пострижение в монашество с именем

Иннокентия. Соловьев же по окончании семинарского курса четыре года прослужил

в должности инспектора и учителя греческого языка в Севском духовном училище.

Эти четыре года прошли собственно в подготовке к монашеству. Влечение к

иночеству, к которому он по основным чертам своего характера был склонен и

прежде, усилилось во время училищной службы под руководством ректора Севского

училища иеромонаха Иакова (впоследствии епископа Саратовского и

Нижегородского). Готовясь к поступлению в монашество, Соловьев очень далек был

от честолюбивых помыслов, лично для себя не видел в иночестве карьеры,

готовился, по своей аскетической настроенности, к совершенному уединению и

полному отрешению от мира и церковнообщественной деятельности. Искренно и

глубоко он был убежден в спасительности монашества, как высокого подвига

нравственной жизни: других взглядов на дело, в применении к своей личности

иноческого служения, он не понимал и не разделял. О чистоте и искренности его

стремлений и побуждений свидетельствует обстановка, при которой он поступил в

монастырь.3 Прежде чем принять пострижение в монашество, он

решился пройти предварительно все степени послушания, испытать свои силы и

достойно приготовиться к служению Богу и ближним в звании инока.

Прошло четыре года училищной службы. Орловский епископ Гавриил, хорошо

знавший Соловьева, когда был ректором Семинарии, сам предложил ему место

священника. Соловьев сначала с благодарностью принял место, но его охватило

духовное раздумье. Колебания его, впрочем, были непродолжительны. Отказавшись

от места, он обратился к епископу назначить его послушником в Площанскую

пустынь, но Преосвященный определил его в Брянский Печерский монастырь. С

этого времени и началась его нелегкая трудовая жизнь в положении послушника.

Пешком, с кожаной котомкой за плечами, с палкою в руках, совершил он в

весеннюю распутицу двухсотверстный путь до назначенного ему брянского

монастыря. В монастыре встретили его подозрительно: не было примера, чтобы

инспектор и учитель училища начал поступление в монашество с низших степеней

послушания.

Приставлен он был первоначально к должности чернорабочего на дворе и при

кухне. Через четыре месяца он был назначен к вакансии пономаря в ранней

Литургии; в этом звании думал он остаться навсегда. Но Промысел Божий дал его

жизни и деятельности другое направление.

В то время, когда Соловьев упражнялся в подвигах послушания, неожиданно для

епархиального начальства пришло распоряжение Святейшего Синода о немедленном

отправлении послушника Соловьева на казенный счет в Петербургскую Духовную

Академию, и Соловьев снова очутился на школьной скамье. Распоряжение это было

делом его друга Борисова, в то время бакалавра Академии. Только привычка к

послушанию и к беспрекословному исполнению всех велений начальства заставила

Соловьева явиться в Петербург и остаться в Академии. Невольное пребывание в

Академии скрашивалось сердечною дружбой и привязанностью Борисова. Зная

хорошо духовные дарования и душевные качества Соловьева, Борисов не мог

допустить, чтобы они остались без применения к делу на более широком поприще

в области церковнообщественной жизни и заглохли в стенах монастыря, и привлек

его поэтому в Академию, где мысли его должны были получить другое

направление.

Поступив в Академию, Соловьев принял пострижение в монашество с именем Иеремии.

Пострижение совершено было в академической церкви 21 ноября 1824 года

Ревельским епископом Григорием (впоследствии митрополитом Петербургским).

4 Иеремия пробыл в Академии только три года. Это трехлетнее пребывание

не убило в нем прежней мысли остаться в монастыре, в уединении. При окончании

курса он заявил начальству о своем намерении поступить в монастырь и просил,

чтобы его не удостаивали никакой академической степени. Просьба строгого инока

была исполнена, но в монастырь ему не скоро пришлось поступить. Вскоре по

окончании курса в 1827 году он был рукоположен в иеромонаха и был назначен

Законоучителем кадетского корпуса. В 1829 году перемещен был из корпуса

бакалавром в Академию. В 1830 году состоялось назначение Иннокентия Борисова

ректором Киевской Духовной Академии. Предстояла тяжелая, нежелательная для

обоих друзей, разлука, так как, по словам Иеремии "оба они (т.е. Иннокентий и

Иеремия) надобны были для поддержки в этом мудреном мире" (Преосвященный

Иеремия. Биографический очерк. М., 1897, стр.9). Но митрополит Серафим,

которому хорошо была известна жизнь двух друзей, пришел к мысли, что "Иеремия

будет скучать без него" (там же), т.е. Иннокентия, и решил снова соединить их.

На следующий день он предложил комиссии духовных училищ назначить Иеремию

инспектором в Киевскую Академию, г Друзья возблагодарили Бога за неожиданное

воссоединение и отправились в Киев, куда давно и всею душой стремился Иеремия.

С назначением на должность инспектора Академии последовало и возведение Иеремии

в сан архимандрита. В 1834 году он был перемещен ректором Киевской Семинарии и

настоятелем Киево-Выдубецкого монастыря. В 1839 году сделалась свободною

должность ректора Киевской Духовной Академии: Иннокентий друг Иеремии возведен

был в сан епископа Чигиринского, викария Киевской митрополии. Иеремия занял его

место. "Исполнилось слово Спасителя, говорит, цитированный нами автор

биографического очерка Преосвященного Иеремии, "всяк смиряя себя, вознесется"

(Лк.ХУШ, 14). Сколько Иеремия не уничижал себя, все напрасно: он добровольно

принял на себя тяжелые чернорабочие обязанности монастырского послушания, его

против воли посылают в высшее учебное заведение; добровольно он, оказывается,

от ученой степени, чтобы лишиться права получать высшие должности, его против

воли назначают на такую должность, которая дается только имеющим высшую

степень".5

Друзья детства расстались, наконец, в 1841 году. Иннокентий переведен был в

Вологодскую епархию, а Иеремия, по обычаю, занял его место: назначен был

викарием Киевской митрополии, с возведением в сан епископа Чигиринского.

Разлука была тяжелая, но неизбежная. Оба они вступили уже в такой возраст,

когда благодаря продолжительному жизненному опыту, менее могли нуждаться в

нравственной взаимной поддержке и во взаимных наставлениях и назиданиях. Не

надолго после остался в Киеве и Иеремия. Через два года он получил новое

назначение: возведен в звание епископа Кавказского и Черноморского.

На пути к Ставрополю еще раз произошла встреча Иеремии со своим другом

детства Иннокентием. Встреча произошла в Харькове. Иннокентий радовался

духовною радостью за своего друга Иеремию. Заветная, задушевная мечта

Иннокентия дать деятельности Иеремии направление, соответствующее его

духовным дарования и силам, осуществилась. В ревности и способностях своего

друга к труду для славы Божьей он никогда не сомневался; не сомневался и в

благих результатах этого труда и, как показали последствия архипастыре кой

деятельности первого Кавказского епископа, не ошибся в своих ожиданиях и

надеждах относительно его.(Васильев, 613)

Чтобы не дать угаснуть Православию на Кавказе, надо было заменить существовавшее

духовенство более образованным. Из опыта прошлых лет было видно, что

приглашение духовенства из других епархий не давало ожидаемого результата.

Нужны были местные силы, которыми могла бы свободно располагать епархиальная

власть и давать им надлежащее направление, а через них и всей церковной жизни

Северного Кавказа. Чтобы вызвать в духовенстве потребность к образованию,

уничтожить в жизни его все препятствия к получению образования и создать из

него способных и достойных служителей Слова Божья среди разнородного населения

Северного Кавказа, нужно было открыть свою семинарию, и Преосвященный Иеремия с

первых же дней вступления в управление Епархией пришел к мысли, что без

семинарии невозможно правильное осуществление всех задач церковноепархиальной

жизни, что пока не будет в Епархии своей Семинарии, епархиальная власть не

может считать себя полным хозяином своего дела и действовать вполне

самостоятельно. Мысль эта сделалалсь господствующей архипастырской деятельности

Преосвященного Иеремии, всецело заняла его внимание, не давала ему покоя и

нравственного удовлетворения, пока не была осуществлена на деле. "Основание

Духовной Семинарии, говорил епископ Иеремия, я считаю не менее важным делом для

Церкви, как и покорение Кавказа для государства".6 Вопрос об

открытии Семинарии на Северном Кавказе возбужден был Преосвященным Иеремией

вскоре по прибытии его в епархию.

Глава III. Быт ставропольцев в XIXв.

III-I. Жилища.

Основным типом крестьянского жилища на Ставрополье во второй половине XIX

века были саманные хаты. Переселенцы, не успевшие еще отстроиться, жили в

землянках. Бедным семьям в них приходилось жить довольно долго, пока

собирались средства для постройки более основательного жилища. Землянку

вырывали целиком в земле, крышу тоже делали земляную на досках, при этом она

немного выступала над землёй. Вниз выкапывали ступеньки, стены внутри

обмазывали глиной и белили. В землянках, как и в хатах, устанавливали русскую

печь. В землянках крестьянe жили так же, как на «кочёвках» в степи. Первые

переселенцы на Став­рополье по приезде на новое, необжитое ещё место,

устраивали для жилья также «балаганы» — делали в земле углубление, прикрывали

его бурьяном, а затем сеном.

С конца XVIII до середины XIX веков переселенцы на Ставрополье строили свои

дома из дерева. Это объяснялось не только наличием тогда строи­тельного

материала, но и тем, что колонисты из центральных губерний страны принесли

навыки деревянного строительства и не сразу привыкли к «привычному для них

саманному. Однако в 60-е годы большинство до­лов в сёлах построены были уже

из самана, и только дома старожилов оставались деревянными. С начала XX века

в крестьянском строительстве стали шире, чем во второй половине XIX века,

применяться деревянные тоски, которые крестьяне приобретали на

железнодорожных станциях.

В 70-е гг. XIX в. в Ставропольской губернии соотношение строительного материала,

использовавшегося крестьянами при строительстве домов, было следующее. Домов,

построенных из камня или обожжённого кирпича, в сёлах было 0,23 проц.,

деревянных домов — 19,14 проц., саманных — 80,63 проц.1 Дома

крестьян, построенные на хуторах, были из такого же строительного материала,

как и в сёлах.

Саманный кирпич — этот основной строительный материал на Ставрополье —

изготавливали из глины, смешанной с резаной соломой и навозом. Для постройки

средней крестьянской хаты требовалось две тысячи кирпи­чей. Яму для фундамента

рыли неглубокую — «в две лопаты», её обкладывали «диким» камнем. Камень для

строительства в изобилии имелся на Ставрополье около большинства сёл. Порог в

доме делали бревенчатый, а пол — земляной, крестьяне называли его «земью».

2 «3емь» крестьяне обмазывали жёлтой глиной, подмазывали её каждую

субботу и посыпали жёлтым песочком.

Крыша крестьянских домов во второй половине XIX — начале XX вв.

была двух-, реже — четырёхскатная, установленная на стропилах, крытая

камышом или соломой. С 70-х годов XIX в. начинают повсеместно появляться

черепичные крыши.

Отапливали дома в конце XIX — начале XX веков — в отличие от более раннего

периода, когда ещё в изобилии имелись дрова, — соломой, сухим бурьяном,

кизяком, «объедьями» (несъеденным кормом). Это топливо быстро прогорало,

поэтому на зиму его запасали очень много. Трубы в домах делали из досок,

камыша или хвороста и обмазывали глиной. В противопожарных целях местные

власти отдавали распоряжения заменять такие тру­бы каменными, однако это

редко выполнялось. Двери в крестьянских до­мах были деревянные,

изготавливавшиеся из покупных досок.

В каждой комнате или, как говорили крестьяне, «половине» дома делалось по два

окна на улицу и по два-три окна во двор. Окна в чистой комнате делались

нередко больших размеров, чем в жилой, поэтому её иногда называли «светлицей».

Окна закрывались деревянными ставнями, большей час­тью неокрашенными,

украшались наличниками с незатейливой резьбой.3 Дома

крестьяне обязательно белили и внутри, и снаружи белой глиной, цоколь белили

серой или жёлтой глиной. Для ставропольских сёл было характерно то, что

белились не только саманные дома и турлучные постройки, но и деревянные дома,

дома из камня и обожжённого кирпича.

Жилища (типа хаты) у ставропольских крестьян были, как правило, двух- или

трёхкамерные. В плане они представляли собой вытянутые пря­моугольники,

стоящие длинной стороной, реже фасадом, к улице. На Став­рополье получили

распространение два основных вида планировки кресть­янской хаты. В первом

случае жилище состояло из одной комнаты и сеней, реже — из двух смежных

комнат и сеней. Во втором случае хата-«связь» состояла из двух комнат,

разделённых сенцами. В начале XX века некото­рые богатые крестьяне стали

строить квадратные в плане — «круглые», как их называли, дома. Планировку

таких домов, как и название, ставро­польские крестьяне заимствовали у

зажиточного казачества Кубани и Дона. Сени в крестьянских домах делались

большими, особенно если жилище имело всего одну комнату, иногда — больше

самой комнаты. Напротив вход­ной двери (если в сенях не было второй двери,

ведущей на улицу) находил­ся чулан, сделанный из сосновых досок. Потолка в

сенях не было, там находился лаз на чердак с приставленной к нему лестницей.

В начале XX века к домам иногда стали пристраивать открытую веранду —

«коридор».

Комнаты в крестьянских домах были, как правило, невысокие, часто не выше двух

метров. Комнату, где находилась печь, называли теплушкой, или прихожей, а

чистую комнату — горницей, в начале XX века — «за­лом». В отапливаемой

теплушке, или «хате», жили хозяева, горница без печи была холодной и чистой.

Эта комната служила в летнее время для приема гостей, а зимой, бывало, иногда

превращалась в кладовую. Жилая же комната «служит настоящим обиталищем

крестьянской семьи, в ней происходит вся домашняя жизнь семьи: здесь в огромной

печи печётся и варится пища, здесь происходит столование, и производятся

домашние работы, отдыхает и спит вся семья».4 В некоторых

сёлах зажиточные хозяе­ва строили иногда дома из двух горниц, спальни, сеней и

чулана, коридора. «Дома по такому плану строят только тогда, когда есть другой

дом, кото­рый служит кухней и общей жилой хатой», — писал современник,

В тех сёлах, где преимущественно был распространён вариант плани­ровки «две

комнаты через сени» (Благодарное, Константиновское, Александровское и

других), у двери, ведущей из дома на улицу, устраивалось крыльцо, обычно

украшенное как можно лучше, обязательно с лавочками. Наличие крыльца в

саманных домах с земляными полами — специфика жилищ именно ставропольских

крестьян, так как в других южных губер­ниях, где бытовали жилища с земляным

полом, устраивать крыльцо бык не принято.

Если семья была очень большая, то на одном дворе ставили два доме, 15 проц. всех

дворов было с двумя домами5. Готовили пищу в таком случае всё

равно в одном доме — в том, где жили старики.

Интерьер в крестьянских домах был незатейлив и не отличался разнообразием. В

сенях стояли вёдра с водой, находилась мелкая хозяйственная утварь, здесь

обычно снимали обувь при входе в дом. Часто в сенях устраи­вали дощатые

закрома для зерна. В чулане часто находились сундуки с приданым, там же

висела одежда на вешалках, которые представляли со­бой колышки, забитые в

стенку. Вешали одежду также на ремень, протяну­тый от стеньг к стене чулана.

Вся обстановка комнат делалась в основном руками самих крестьян. Покупали

обычно только шкаф. В жилой комнате, а она часто была и един­ственной,

передний угол занимали стоящие на полке иконы; рядом с печью или под образами

находился деревянный стол, а также лавки у стен. Шкаф для посуды находился у

двери, здесь же стоял ткацкий станок и прялки. Ткацкий станок находился в

комнате только зимой, на лето его разбирали и выносили в сарай.

Вдоль задней стены, от печи до противоположной стены, устраивали деревянный

«пол», или помост («примост», как его называли крестьяне) — настил метровой

высоты из досок. «Тесовый помост на ножках, вышиной около 1 аршина от полу...

служит местом ночлега для всей семьи и заменяет разом несколько кроватей», —

писал современник. У зажиточных кресть­ян были лавки со спинками и жёсткие

деревянные диваны с несложной резьбой на спинке. Вся деревянная мебель была

некрашеная, красить ее желтой краской стали лишь в начале XX века. Тогда же

появляются у некоторых крестьян табуретки, а у зажиточных даже стулья.

Если в доме была вторая комната — горница, предназначенная для приёма гостей,

то её убранство было таким же, как и жилой комнаты. В горнице же находились

наиболее ценные для семьи вещи. За столом, по­крытым скатертью, принимали

самых дорогих гостей. Перед иконами в этой комнате отец благословлял сына на

военную службу или перед вступ­лением в брак. Здесь стояла нарядно убранная

кровать, и находились иног­да сундуки с приданым.

Спала вся семья на «помосте», дети же и старики обычно на печи. Летом

молодёжь спала во дворе или на «земи» в хате. В зажиточных семь­ях, где были

деревянные кровати, в будние дни застилали их подстилками, а в праздничные

убирали простынями, украшенными кружевами или вы­шивкой, а также

«косячковыми» (из лоскутков) одеялами и наволочками с кружевами. На таком

нарядном белье не спали, а стелили его только для красоты.

Во второй половине XIX века комнаты крестьянского дома украшались вышитыми

рушниками на стенах. В начале XX века в зажиточных семьях на стенах

появляются ковры.

Освещалась комната подвешенным к потолку светильником, который представлял

собой сало и фитиль из ваты, помещённые в железную посуду. Использовали

крестьяне для освещения также самодельные свечи из говя­жьего жира. В конце

XIX в. появились в домах крестьян и керосиновые лампы.

В каждом крестьянском дворе, кроме жилого дома, были одна (или несколько)

пунек — небольших однокамерных строений без печи, исполь­зовавшихся в

качестве подсобных помещений (там стояли кадушки с му­кой, люльки, хранились

посуда, одежда). У украинских переселенцев было принято устраивать во дворе

летнюю кухню с русской печью. Это частично переняли и русские, которые

зачастую стали использовать вместо кухни сарай, поставив там печь. Часто

кухню во дворе делали с чуланом, а иногда там устраивали и деревянный помост

вдоль стены; таким образом, кухня фактически превращалась во второй дом.

Амбар находился во дворе напро­тив дома. На заднем дворе находились помещения

для скота. Обычно во дворе устраивали или три отдельных база — для коров,

волов с быками и овец, или же перегораживали один большой баз на три части.

Во дворе крестьяне устраивали обязательно и погреба. Называли их «выход».

Устраивались и ледники, выложенные камнем. Зажиточные кре­стьяне строили в

селе бани, в которые приходили мыться односельчане каждую субботу. Чаще такие

бани строили у себя во дворе, но если в селе была река, то бани строили

иногда у берега.

В результате Столыпинской аграрной политики многие крестьяне вы­ходят из

общины и выделяются на хутора. Власти поощряли образование хуторов, для

возведения хуторских построек крестьянам выдавалась ссуда. Ссуда давалась

сроком на 15 лет, однако получить её могли только зажи­точные крестьяне,

которые должны были представить гарантию своей платежеспособности. Как

правило, у большинства крестьян, просивших ссуду, в селе имелась усадьба с

постройками (1915 — 1916 гг.). Все постройки на хуторах делались по типовым

проектам из огнеупорных материалов; стро­или их наемные рабочие. «Образцовая

хуторская постройка» представляла собой многокомнатный дом на каменном

фундаменте или фундаменте из жжёного кирпича, с каменным цоколем и саманными

стенами. Стоила та­кая постройка в целом 1200 — 1300 рублей.

Самобытность поселений и жилищ ставропольских крестьян и казаков выражалась в

специфическом сочетании отдельных элементов, привнесён­ных переселенцами из

разных губерний России и Украины. На характер поселений и типов жилищ

крестьян Ставрополья наложили свой отпечаток также и природные условия края.

В жилище крестьян Ставрополья ярче, чем в других районах страны, проявлялось

резкое социальное расслоение. Если жилища бедных и сред­них крестьян

представляли собой однокомнатные саманные хаты, то зажи­точные хозяева имели

просторные деревянные многокомнатные дома с де­ревянным полом и железной

крышей. Имущественная дифференциация сказывалась и на внутреннем убранстве

жилища. Различие проявлялось также в хозяйственных постройках: у зажиточных

крестьян было не толь­ко больше помещений для скота и других хозяйственных

нужд, но и все постройки были добротнее, из лучших материалов. У сельской

верхушки в начале XX века в жилище и интерьере появляются элементы,

сближающие их культуру с городской.

III-II. Одежда.

В первой половине XIX века ещё не сложился единый комплекс одеж­ды,

характерный для всего крестьянского населения Ставрополья. Склады­вание общих

форм народного костюма на Ставрополье началось со второй половины XIX века и

закончилось примерно к 70 — 80-м годам.

В конце XIX — начале XX веков для одежды крестьян Ставрополь! была характерна

довольно большая зависимость от городской моды. В на­чале XX века в связи с

бурным развитием капитализма в этом районе здесь резче, чем в центральной

России, проявилась имущественная дифференци­ация среди крестьян, что

сказывалось и на одежде. Зажиточность ставро­польских крестьян была выше, чем в

целом по России, поэтому здесь про­исходило сравнительно быстрое вытеснение

домотканых материалов фаб­ричными. Зажиточные крестьяне имели возможность шить

одежду из доро­гих покупных материалов, заимствуя элементы городской моды,

тогда как бедняки довольствовались традиционными домоткаными изделиями, у

се­редняков же праздничная одежда шилась из покупных материалов, а до­машняя и

рабочая — из домотканых.1

Одежду до конца XIX века крестьяне шили за редким исключением сами, в начале

XX века в сёлах Ставрополья появляются модистки и порт­ные, которым отдавали

шить праздничную одежду не только зажиточные, но и среднего достатка

крестьяне. Деревенские портные шили верхнюю одеж­ду за натуральную плату или

за деньги, часто разъезжая по сёлам в поис­ках заказов. Повседневную одежду,

как правило, шили сами. В начале XX века в зажиточных семьях появляются

швейные машинки, бедняки про­должали шить одежду руками. Социальные различия

сказывались в основ­ном на качестве материала и на количестве одежды, а не на

её покрое и фасоне, хотя несомненно, что новая модная одежда появлялась в

первую очередь у кулацкой верхушки и сельских богатеев.

Большую часть одежды в XIX веке (а бедняки и в начале XXвека) изготовляли из

домотканого холста («замашнины») и домотканого сукна. Ткали холст из конопли,

реже из льна. За зиму мастерицы успевали на­ткать по семь кусков холста в 33

аршина длиной (аршин — 0,71 м). Выт­канные холсты были серого цвета, поэтому

крестьянки их отбеливали.2

Основу женского костюма в конце XIX — начале XX веков составляли рубаха и

юбка с кофтой. В первой половине XIX века крестьянки на Ста­врополье, наряду

с рубахами и юбками, носили также ситцевые сарафа­ны, привезённые с собой на

Северный Кавказ переселенцами из Воронеж­ской губернии. Праздничные сарафаны

шили из канауса, украшая их лен­тами и позументами. В 60-е годы в некоторых

сёлах шёлковые и шерстя­ные сарафаны носили как праздничную одежду, однако в

70-е годы они уже целиком исчезли из комплекса женской одежды. В конце XIX —

нача­ле XX веков женщины и взрослые девушки ходили дома в рубахе, надев

поверх неё юбку; выходя же из дома на улицу, поверх рубахи обязательно

надевали кофту.

Часто женские рубахи шили из двух частей — стана и подставы. В первой

половине XIX века и стан, и подстава были домотканые, однако подстава шилась

из более грубого холста, а стан из белого и тонкого. В конце XIX века стан

рубашки стали шить из ситца или другого покупного материала, а подставу из

домотканого холста «замашную» или же бязе­вую, из миткаля, ситца, отделывая

их на груди и внизу прошвой или вяза­ным кружевом шириной в ладонь. Подол

рубашки часто вышивали, а юбку в таких случаях подтыкали, чтобы виднелась

вышивка.

Юбки и кофты шились, в зависимости от достатка и назначения, из шерсти, поплина,

миткаля, ситца, домотканого сукна. В начале XX века вошли в моду «парочки» —

юбки с кофтами, сшитые из одного материала. Зажиточные крестьянки носили

«парочки» с матросским воротником, сши­тые из бархата. Юбок крестьянки носили

всегда несколько, шились они широкими, в пять-шесть полос, часто с «брызжей» —

широкой оборкой до подолу. Самая нижняя юбка была обязательно белая (замашная

или мит­кальная), часто с прошвой, которая виднелась из-под верхней юбки.

Праздничные юбки украшались по подолу кружевом, стеклярусом; в начале века

стало модно пришивать на юбку два вертикальных ряда пуговиц.3

Кофты ставропольские крестьянки шили короткие, носили их навыпуск, они

доходили до бёдер. Шили их, как правило, прямыми или чуть расши­ренными, с

длинными узкими рукавами. Назывались такие кофты холодайки». В начале XX века

наиболее распространёнными стали нарядные кофты с большой гипюровой вставкой

на груди. На груди пришивали так­же в несколько рядов кружево: богатые —

покупное, бедные — домашней вязки. Кофты также украшали защипами, пришивали

тесьму, декоратив­ные пуговицы, шили на ситцевой подкладке, иногда даже на

вате.

В качестве зимней верхней одежды женщины носили длинные «кохты», или

«пальтушки», как их ещё кое-где называли. Их шили на вате, покрывали репсам или

другим плотным материалом, подкладку делали из ситца, простёгивая её вместе с

ватой. Кохты шили без застёжки, с широ­ким запахом, чтобы можно было завернуть

в полу ребёнка. До конца XIX века в качестве теплой верхней одежды женщины, как

впрочем, и мужчи­ны, носили «халаты», которые шили обычно из домотканого сукна

или нанки на вате, без воротника. В начале XX века халаты вышли из

употреб­ления, уступив место «шубкам» («шубейкам») — чёрным суконным пальто на

вате с меховым воротником. Шубки шили длинными, часто до пят, на ситцевой или

фланелевой подкладке, с хорьковым, реже лисьим шалевым воротником, иногда с

манжетами. Носили их как праздничную одежду. Каждой девушке в начале XX века

родители старались приобрести к заму­жеству модную шубку.4

В морозные дни женщины носили белые шубы с опушкой, сшитые из недублёной

овчины, с большим овчинным же воротником. Богатые кресть­янки носили овчинные

шубы, крытые плотным шёлком, китайкой с хорь­ковым воротником и манжетами. А

самые богатые крестьянки шили себе шубы на лисьем меху, покрывая их трико или

каким-либо другим дорогим материалом.

Необходимой принадлежностью женского костюма были платки и шали. В начале XIX

века ставропольские крестьянки носили, кроме того, кокош­ники и позатыльникн.

Нарядные кокошники шили из бархата, украшали их серебром и позументами,

глазетами. У богатых крестьянок были позатыльники с «бархатной насыпкой»,

причём стоили они очень дорого (так, в 1805 г. бархатный кокошник стоил 3

рубля, позатыльник 2 рубля, тогда как ветхая изба с сенями стоила 6 рублей, а

«кокошник бархатной распоро­той с позументами и сеткою» стоил 12 рублей). Во

второй половине XIX — начале XX веков крестьянки носили небольшой платок —

подшальник, а сверху надевали, выходя из дому, шаль. Зажиточные крестьянки

носили кашемировые или шёлковые шали с кистями. В некоторых сёлах, как в

станицах, вместо под тальника женщины носили шлычку — небольшую шапочку в

форме чепчика, надевавшуюся на пучок волос.

Комплект мужской одежды состоял из рубахи и штанов. Нижняя («ис­подняя»)

рубаха была обычно полотняная домотканая. Верхнюю рубашку, в зависимости от

достатка, шили из ситца, шерсти, атласа, поплина. Бед­няки и верхние рубахи

шили из «замашины». В конце XIX — начале XX веков вошли в моду косоворотки.

На холщовых рубахах вышивали грудь вдоль разреза и манжеты. Нарядные рубахи

предпочитали шить ярких цве­тов — красного, малинового.

Носили рубахи по-русски, навыпуск, подпоясав суконным или бу­мажным кушаком,

а иногда шёлковым поясом, вышитым крестом, или же тканым шерстяным поясом с

геометрическим узором и кистями. Такие по­яса было принято дарить жениху или

приглянувшемуся парню. Щеголи носили кавказские кожаные пояса с

металлическими наборами.

Мужские рубашки женщины, как правило, шили сами, однако с конца XIX века у

богатых крестьян появляются и покупные («лавочные».) верхние рубашки. Поверх

рубашки в будни надевали зипуны, кафтаны; и недавние переселенцы из Украины

— свиты, которые шили из самодельного сукна, чёрного или серого. В конце

века кафтанов ставропольские крестьяне уже не носили. В середине XIX века как

праздничную одежду носили же халаты, бешметы. В конце XIX и в начале XX веков

праздничной верхней одеждой мужчин стали поддёвки, а также продолжали носить и

люби­мые здесь бешметы. Заимствовали бешметы ставропольские крестьяне, видимо,

от казаков, перенявших их в свою очередь от местных горских наро­дов. Поддёвки

крестьяне шили с отложным воротником и лацканам со сборками на талии, длиной

они были ниже колен, застегивались сбоку на крючки. Шили их обычно из бумажной

материи, иногда на вате. Щеголи в начале ХХ века, как и во всей Росси, стали

носить под городским влия­нием черные жилеты.

Штаны («порты») мужчины носили в будни замашные, из домотканого холста. Зимой

поверх этих штанов надевали чёрные суконные штаны, так­же из материала

домашнего производства. В начале XX века зажиточные крестьяне стали иногда

покупать готовые пиджаки и брюки. Штаны носи­ли, заправляя в сапоги. Зимой, в

ненастье, многие крестьяне носили кожаные штаны, которые шили из кожи овец,

телят, но лучше всего подходили для этой цели козлиные кожи. От соседних

кочевых народ (калмыков, но­гайцев) крестьяне Ставрополья заимствовали

овчинные штаны, сшитые шерстью вовнутрь, которые носили во время больших

морозов.

Зимой мужчины надевали овчинные дублёные полушубки чёрного цвета. Широко были

распространены тулупы чёрного цвета длиной до земли, отороченные овчиной. В

начале XX века стали модны отрезные полушубки красноватого цвета, с черным

каракулевым воротником бекеши с «брызжами», как их здесь называли.

Описание мужской одежды ставропольских крестьян будет неполным, если не сказать,

что с 1833 года, когда более 30 сел губернии были преобра­зованы на некоторое

время в казачьи станицы, там распространилось ношение черкесок, бурок,

бешметов, поясов с кавказским набором.5

В качестве головного убора крестьяне носили овчинные шапки с суконным

донышком. Были распространены также войлочные шапки без полей. Модны были у

ставропольских крестьян казачьи каракулевые шапки с су­конным донышком. У

соседей-кочевников крестьяне Ставрополья заимство­вали меховые шапки-малахаи.

В 10-е годы XX века в моду вошло ноше­ние мужчинами башлыков из тонкого

светлого сукна или фланели. В на­чале XX века в крупных торгово-промышленных

сёлах молодые мужчины стали носить в качестве праздничного головного убора

картузы.

Летом крестьяне, как правило, ходили босиком. Многие крестьяне хо­дили босыми

даже в поле, по стерне. В непогоду, а некоторые крестьяне также в жатву и

пахоту (и мужчины, и женщины) надевали «поршни» домашнего производства.

Бедные крестьяне носили их и по праздникам.

Изготовляли поршни из сыромятной воловьей кожи. Лаптей, за ред­ким

исключением, крестьяне Ставрополья во второй половине XIX века не делали.

Бытовала на Ставрополье также обувь, сшитая из чёрной яловой кожи и имевшая,

в отличие от поршней, твёрдую форму. Её также носили и мужчины, и женщины.

Для названия такой обуви ставропольские крес­тьяне употребляли и русский, и

украинский термины — «коты» и «черевики».

Носили ставропольские крестьянки и покупные ботинки «на подборах», модные во

всех южных губерниях России, и заимствованные у горожанок «баретки» — туфли

на низком каблуке с пряжками. Зажиточные носили их ежедневно, а небогатые

только по праздникам, в церковь или в гости. Идя в церковь, было принято

надевать на ботинки, если имелись, гало­ши, независимо от погоды. Вошли в

начале XX века в моду «гетры» и «гусары» — высокие ботинки на каблуке со

шнурками, однако такая обувь имелась только у самых богатых крестьянок.

Женщины носили вязанные из шерсти чулки собственного изготовления. В начале

XX века в сёлах появляются фабричные хлопчатобумажные чул­ки, «бельевые», как

их называли.

Мужчины носили летом башмаки, зажиточные — покупные, «лавоч­ные», а небогатые

— «на манер лавочных домашнего изделия». Выходной обувью у мужчин были

кожаные сапоги. Особенно ценились юфтовые, из блестящей кожи, — «халявки».

Носили крестьяне также вязаные чулки в чёрную и белую полоску, а также

суконные онучи. В морозы крестьяне носили валенки, которые заказывали у

«валямов», относя им для этого шерсть.

Таким образом, рассматривая крестьянскую одежду на Ставрополье в

дореволюционный период, можно выявить две тенденции в её развитии —

постепенное сближение материальной культуры переселенцев из различ­ных

губерний привело к складыванию у них общего комплекса одежды; вторая линия в

развитии народной одежды показывает изменение кресть­янского костюма в связи

с социально-экономическим развитием края.

В крестьянскую одежду на Ставрополье прочно вошли заимствованные у местных

горских и кочевых народов элементы — бешметы, овчинные меховые штаны, шапки-

малахаи, кавказские пояса. Полюбившиеся типы одежды органически вошли в

костюм ставропольских крестьян.

Заключение.

В дипломной работе автор нашел отражение в основных этапах развития

культурной жизни Ставрополя в XIX в., отразил важнейшие события становления

культурных и духовных центров. История Ставрополя не может быть, как только

сколком могучего исторического древа России, ибо жизнь ставропольцев

развивалась по тем же законам, которые проявляются в обществе на том или ином

этапе, особенности Ставрополя могут сказываться в формах, в каких реализуется

тенденции общественного развития. Ставрополье прошло за свою многолетнюю

историю полный тяжелых и трудных испытаний путь, ставший вехами в

поступательном развитии человечества. На протяжении времени Ставрополь шел

через многочисленные лишения и гонения, но все же на поставленную цель по

созданию культурных и общеобразовательных учреждений он достиг очень многого.

Именно в XIX в. тон в общественной и культурной жизни края задавал

Ставрополь. К тому времени в губернском центре сложились свои очаги русской

культуры – первый на Северном Кавказе театр, публичная библиотека, училища,

мужская гимназия, появились первые печатные издания. Художественная жизнь,

театральное искусство в Ставрополе не могут быть определены какими-то

географическими рамками, эти рамки не могут не затронуть театр, который на

Северном Кавказе был первым. Театральная группа гастролировала по всей

Ставропольской губернии и пользовалась большой популярностью, жанр был

разнообразен. В группе играли не только ставропольчане, но и другие известные

актеры.

Еще одним из культурных центров Ставрополя является библиотека. Первоначально

в библиотеки хранились редкие ценнейшие издания книг, особенно местных

кавказских периодических изданий и журналов, а затем стали, хранится издания

самих ставропольцев. В наше время сохранились архивы этой библиотеки многие,

из которых хранятся в Ставропольской Кавказской семинарии и в библиотеки

Ставропольского государственного университета.

Расцвету, культуры в губернии помогали сами горожане и приезжие, среди

которых было не мало культурных и литературных деятелей, внесших огромный

вклад в данную область.

Ставрополь был так же центром просвещением и духовной жизни. Значительную

роль в просвещении населения играла гимназия, именно в этот период она

подняла престиж Ставрополя, как образованного города. В гимназиях учились не

только мальчики, но и девочки. К концу XIX в. при учебных заведениях имелось

подготовительное отделение и создан пансионат для горской молодежи. Благодаря

подъему образованности гимназия начинала приобщать к передовой русской

культуре горские и кочевые народы. В ставропольской гимназии преподавали

замечательные и прогрессивные педагоги, которые оказали большое влияние на

воспитанников гимназии, под их влиянием воспитывались такие великие люди как

К.Хетагуров, Я.М. Неверов, И.Б. Юхотков и др.

В связи с православной традицией быт жителей Ставрополе, отличался коренным

образом от быта Центральной России. Это объясняется географическим положением

города, его природными условиями. В общем можно сказать, что при социальной

дифференциации общества, такого нищего слоя, как в др. регионах страны не

было. Крестьяне работали, жили и продолжали человеческий род в определенном

спокойствии и упорядоченности жизни.

В это же время начинает функционировать духовная семинария. Ставропольская

Кавказская духовная семинария всегда свидетельствует о священном даре жизни,

полученной нами от Бога. Семинария в XIX в., не говоря о нашем времени,

высоко подняла свое духовное развитие. Там где полвека назад в горных

ущельях, среди скал и утесов раздавался гром пушек раздавался теперь звон

колоколов христианских семинарских храмов. По пятам духовного образования не

отступное следовало и культурное развитие преосвященных народов. С развитием

семинарии приходит не только вера, но и любовь к Богу и церкви, ведь именно

она стала и принесла нам знание, письменность, образование, которое вызывает

только чистые мысли в будущем, в котором нет ничего плохого: ни войн, не

распрей, где царит спокойствие и литургия. Ведь именно в Ставрополе начало

возникать духовное начало. Начало которое переросло в более ответственное

чувство долга и перед людьми, а самое главное перед Богом. Несмотря на все

трудности семинария продолжает существовать и выпускать духовных деятелей.

Оглядываясь на исторический путь, пройденный ставропольскими духовными

деятелями семинарии не только возникает чувство глубочайшего патриотизма

простых людей. Итак становиться на душе, что в этом грешном мире есть хоть

какие-то ценности. Ценности такой великой нации, это наши священно служители,

те люди, которые терпели гонения, обиды, слезы, но все-таки восстановили

истинное направление человеческой христианской веры.

Примечания.

К введению.

1. Край наш Ставрополья. Очерки истории. Ставрополь, 1999. С.127-128.

2. Очерки истории Ставропольского края, т.1./под ред. Невской В.П.

Ставрополь.1984.С.8-10.

3. Беликов.Г. Дорога из минувшего: Занимательные страницы истории

г.Ставрополя.Ставрополь,1991.С.15-19.

4. Беликов.Г. Врата Кавказа.Ставрополь,1990.С.4-8.

5. Кругов.А.И. Ставропольский край истории России на рубеже 19-20 века.

Часть 1.Ставрополь,1995.С.14-21.

6. Карамзин.Н.М. История Государства Российского. Тома 2-3. Москва,1991.

7. Гедеон, Митрополит Ставропольский и Бакинский. Ставропольский край в

истории России на рубеже 19 -20 века. Часть 2.Ставрополь,1995.

8. Манин.В.И Восстала из пепла../Православный вестник,1992.С26-28.

9. Прозрителев.Г. Первые русские поселения на Северном Кавказе и в

нынешней Ставропольской губернии./Труды Ставропольской комиссии.

Ставрополь,1903.С10-14.

10.ГАСК, ф.127,оп.1,д.9,л.4;ф.127,оп.1,д.3,7,499,л.3.

11.ГАСК, ф.127,оп.1,д.9,л.1-2.

12.ГАСК, ф.100,оп.1,д.492,500,502,507,508,519,517,515,512,494,498.

К главе I.

I-I.

1. Беликов.Г. Дорога из минувшего: Занимательные страницы истории

г.Ставрополя.Ставрополь,1991.С93-96.

2. Шацкий.П.А., Муравьев.В.П. Ставрополь конец 18-начало19 века.

Ставрополь,1979. С103-106.

3. Кругов.А.И. Ставропольский край в истории России на рубеже 19-20 века.

Часть 2.Ставрополь,1995.С15-18.

4.Шепилов.Т.Ф.Геогнозия местности. Ставрополь,1997.С1-7.

5.Прозрителев.Г. Первые русские поселения на Северном Кавказе ив нынешней

Ставропольской комиссии 1903.Ставрополь,1903.С60-67.

6.Край наш Ставрополье. Очерки истории. Ставрополь,1999.С126-127,162-163.

7.История Ставропольского края от древнейших времен до 1917 года./ под.

редак. Невской.В.П. Ставрополь,1991.С20-27.

I-II.

1. Край наш Ставрополье. Очерки истории. Ставрополь,1999.С127-129.

2. Беликов.Г. Врата Кавказа.Ставрополь,1991.С17-18,23-25.

3. ГАСК, ф.127,оп.1,д.9,л.1-2.

4. Сборник статистических сведений о Ставропольской губернии.

Вып.1.Ставрополь,1989.С125-135.

I-III.

1. ГАСК, ф.49,оп.1,д.2036,л.103,93.

2. Невская.В.П. Развитие школьного образования на Ставрополье в 19-20

века./Вестник Ставропольского педагогического университета. Вып.1.(Социально-

гуманитарные науки). Ставрополь,1995.С87.

3. Кругов.А.И. Ставропольский край в истории России на рубеже 19-20 века.

Часть 2.Ставрополь,1997.С34-38.

4. Край наш Ставрополье: Документы, материалы, 1777-1917г. Ставрополь,

1997.С34-42.

5. ГАСК, ф.127,оп.1,д.9,л.2-3.

К главе II.

II-I.

1. Пятидесятилетие Ставропольской духовной семинарии.(13ноября 1846-

13ноябрь 1896г).// Ставропольские епархиальные ведомости.

Ставрополь,1896.С1308-1312.

2. Васильев.А.И. Историческая записка о Кавказской ныне Ставропольской

семинарии.Ставрополь,1896.С.130-144.

3. Самойленко.П.А. История Ставропольской духовной семинарии основанной в

1846 году.//45-я параллель. Ставрополь,1990.С.6-13.

4. Беликов.Г. Духовная семинария.//Вечерний Ставрополь,1994.С.23-36.

5. Быкова.Н. Семинария: Первые всходы.//Ставропольская правда,1993,5

июня. С.14-27.О строительстве здания для духовной семинарии.

6. Манин. И восстала из пепла.//Православный вестник,1992,май.С. 3-6.

7. Шамрай.В. Ставропольская духовная семинария: Истор. справка.

//Кубанские обл. ведомости,1869.С. 63-84.

8. Цареградский.Н. Историко-статестический обзор духовно-учебных

заведений Северного Кавказа. статья 2.//Сборник статистических сведений о

Ставропольской губернии. Ставрополь,1869.С. 63-84.

9. ГАСК, ф.49,оп.1,д.2005,л.4,ф.49,оп.1,д.2025,л.62.

10. ГАСК, ф.49,оп.1.д.9,л.1-3.

II-II.

1. Руткевич. П. Деятельность Преосвященного Иеремии в епархии Кавказской

и Черноморской.// Ставропольские епархиальные ведомости.

Ставропополь,1906,№15,1 августа. С.819-834.

2. Воскресенский. А. Преосвященный Иеремия, отшельник, первый епископ

Кавказский и Черноморский. ( 10 апреля 1799.- 6 декабря 1884)(Опыт его

библиографического очерка)// Ставропольские епархиальные ведомости .

Ставрополь, 1907. №11,1 июня. С. 589-658.

3. ГАСК, ф.49,оп.1,д.2025,л.103,92.

4. Воскресенский. А. Преосвященный Игнатий Брянчанинов.// Ставропольские

епархиальные ведомости. Ставрополь,1908.№21-24. С. 53-64.

5. Невская.В.П. Развитие школьного образования на Ставрополье в19-начале

20 века.// Вестник Ставропольского государственного педагогического

университета. Выпуск 1. (Социально-гуманитарные науки). Ставрополь, 1995.

6. ГАСК, ф.127,оп.9,л 1-3.

К главе III.

III-I.

1. ГАСК, ф.49,оп.1,д.45,л.4,ф.66,оп.1,д.29,л.70.

2. ГАСК, ф.49,оп.1.д.74,л.1-3.

3. Край наш Ставрополья. Очерки истории. Ставрополь, 1999. С.127-128.

4. Очерки истории Ставропольского края, т.1./под ред. Невской В.П.

Ставрополь.1984.С.8-10.

5. Беликов.Г. Дорога из минувшего: Занимательные страницы истории

г.Ставрополя.Ставрополь,1991.С.15-19.

III-II.

1.Беликов.Г. Врата Кавказа.Ставрополь,1990.С.4-8.

2.Кругов.А.И. Ставропольский край истории России на рубеже 19-20 века. Часть

1.Ставрополь,1995.С.14-21.

3.Прозрителев.Г. Первые русские поселения на Северном Кавказе и в нынешней

Ставропольской губернии./Труды Ставропольской комиссии. Ставрополь,1903.С10-

14.

4. ГАСК, ф.49,оп.2,д.206,л.4,ф.49,оп.1,д.21,л.45.

5.ГАСК, ф.49,оп.1.д.103,л.5,10,25.

Список использованной литературы.

1). Опубликованные материалы.

1. Васильев.А.И. Историческая записка о Кавказской ныне Ставропольской

семинарии.Ставрополь,1896.

2. Воскресенский. А. Преосвященный Игнатий Брянчанинов.// Ставропольские

епархиальные ведомости. Ставрополь,1908.№21-24.

3. Воскресенский. А. Преосвященный Иеремия, отшельник, первый епископ

Кавказский и Черноморский. ( 10 апреля 1799.- 6 декабря 1884)(Опыт его

библиографического очерка)// Ставропольские епархиальные ведомости .

Ставрополь, 1907. №11,1 июня.

4. Прозрителев.Г. Первые русские поселения на Северном Кавказе и в

нынешней Ставропольской губернии./Труды Ставропольской комиссии.

Ставрополь,1903.

5. Пятидесятилетие Ставропольской духовной семинарии.(13ноября 1846-

13ноябрь 1896г).// Ставропольские епархиальные ведомости. Ставрополь,1896.

6. Руткевич. П. Деятельность Преосвященного Иеремии в епархии Кавказской

и Черноморской.// Ставропольские епархиальные ведомости.

Ставропополь,1906,№15,1 августа.

7. Сборник статистических сведений о Ставропольской губернии.

Ставрополь,1869.

8. Сборник статистических сведений о Ставропольской губернии.

Вып.1.Ставрополь,1989.

9. Труды Ставропольской комиссии. Ставрополь,1903.

10. Цареградский.Н. Историко-статестический обзор духовно-учебных заведений

Северного Кавказа. статья 2.//Сборник статистических сведений о

Ставропольской губернии. Ставрополь,1869.

11. Шамрай.В. Ставропольская духовная семинария: Истор. справка. //Кубанские

обл. ведомости,1869.

2). Архивные материалы.

1.ГАСК, ф.127,оп.1,д.9,л.4;ф.127,оп.1,д.3,7,499,л.3.

2.ГАСК, ф.127,оп.1,д.9,л.1-2.

3.ГАСК, ф.100,оп.1,д.492,500,502,507,508,519,517,515,512,494,498.

4.ГАСК, ф.127,оп.1,д.9,л.1-2.

5.ГАСК, ф.49,оп.1,д.2036,л.103,93.

6. ГАСК, ф.127,оп.1,д.9,л.2-3.

7. ГАСК, ф.49,оп.1,д.2005,л.4,ф.49,оп.1,д.2025,л.62.

8. ГАСК, ф.49,оп.1.д.9,л.1-3.

9. ГАСК, ф.49,оп.1,д.2025,л.103,92.

10. ГАСК, ф.127,оп.9,л 1-3.

11. ГАСК, ф.49,оп.1,д.45,л.4,ф.66,оп.1,д.29,л.70.

12. ГАСК, ф.49,оп.1.д.74,л.1-3.

13. ГАСК, ф.49,оп.2,д.206,л.4,ф.49,оп.1,д.21,л.45.

14.ГАСК, ф.49,оп.1.д.103,л.5,10,25.

Монографии и статьи.

1. Беликов.Г. Врата Кавказа.Ставрополь,1990.

2. Беликов.Г. Дорога из минувшего: Занимательные страницы истории

г.Ставрополя.Ставрополь,1991.

3. Быкова.Н. Семинария: Первые всходы.//Ставропольская правда,1993,5 июня.

С.14-27.О строительстве здания для духовной семинарии.

4. Гедеон, Митрополит Ставропольский и Бакинский. Ставропольский край в

истории России на рубеже 19 -20 века. Часть 2.Ставрополь,1995.

5. Кругов.А.И. Ставропольский край истории России на рубеже 19-20 века. Часть

1.Ставрополь,1995.

6. Край наш Ставрополья. Очерки истории. Ставрополь, 1999.

7. Край наш Ставрополье: Документы, материалы, 1777-1917г. Ставрополь, 1997.

8. Очерки истории Ставропольского края, т.1./под ред. Невской В.П.

Ставрополь.1984.

9. Карамзин.Н.М. История Государства Российского. Тома 2-3. Москва,1991.

10. Самойленко.П.А. История Ставропольской духовной семинарии основанной в

1846 году.//45-я параллель. Ставрополь,1990.

11. Митрополит Гедеон к тридцатилетию епископской хиротонии. Ставропольский

край в истории России на рубеже XIX-XX вв. Ставрополь, 1992.

12. Манин. И восстала из пепла.//Православный вестник,1992,май.

13. Шацкий.П.А., Муравьев.В.П. Ставрополь конец 18-начало19 века.

Ставрополь,1979.

14. Шепилов.Т.Ф. Геогнозия местности. Ставрополь,1997.

Приложение.

РЕКТОРЫ СТАВРОПОЛЬСКОЙ ДУХОВНОЙ СЕМИНАРИИ С 1846 ПО 1920 ГГ.

1) 13.11.1846 21.10.1848 архимандрит Серафим (Аретинский). Выпускник Киевской

Духовной Академии. Скончался в сане архиепископа Воронежского.

2) 21.10.1848 31.10.1850 архимандрит Герасим (Добросердов). Выпускник Санкт-

Петербургской Духовной Академии. Скончался в сане епископа Астраханского.

3) 31.10.1850 2Д.$9.1857 архимандрит Иоанникий (Барков). Выпускник Московской

Духовной Академии. Скончался в сане настоятеля Тамбовского Щацкого Чернеева

Николаевского монастыря.

4) 22.09.1857 2.09.1859 архимандрит Герман (Осецкий). Выпускник Санк-

Петербурской Академии. Скончался в сане епископа, председателя училищного при

Священном Синоде по церковноприходским школам Совета.

5) 2.09.1859 1.05.1863 архимандрит Епифаний (Избицкий). Выпускник

Римокатолической Академии, Киевского Университета и Московской Духовной

Академии. Скончался в сане архимандрита Алтайской духовной миссии.

6) 1.05.1863 26.05.1871 архимандрит Исаакий (Положенский). Выпускник Санкт-

Петербургской Духовной Академии. Скончался в сане епископа Астраханского.

7) 26.05.1871 5.06.1882 архимандрит Тихон (Донебин). Выпускник Санкт-

Петербурской Духовной Академии. Впоследствии архиепископ Иркутский.

8) 5.06.1882 7.04.1883 архимандрит Мефодий. Выпускник Московской Духовной

Академии. Впоследствии епископ Виленский.

9) 27.04.1883 15.10.1887 протоиерей Иоанн Лебедев. Выпускник 59

Киевской Духовной Академии.

10) 15.10.1887 24.03.1890 архимандрит Николай (Адоратский). Выпускник

Казанской Духовной Академии. Скончался в сане епископа Оренбургского.

11) 24.03.1890 11.01.1891 архимандрит Питирим (Окнов). Выпускник Киевской

Духовной Академии. Впоследствии епископ Тульский, экзарх Грузии, а в период

перед Февральским переворотом 1917 г. Митрополит Петроградский.

12) 11.01.1891 5.02.1892 архимандрит Михаил (Темнорусов). Выпускник

СанктПетербургской Духовной Академии. Впоследствии ректор Могилевской

Семинарии.

13) 5.02.1892 7.10.1893 архимандрит Назарий (Кириллов). Выпускник Киевской

Духовной Академии. Впоследствии епископ Гдовский.

14) 7.10.1893 12.08.1894 архимандрит Антоний (Нежило). Выпускник Московской

Духовной Академии. Скончался в должности рек тора Таврической Семинарии.

15) 21.09.1894 /.../ протоиерей Петр Смирнов. Выпускник Казанской Духовной

Семинарии.

16) 1911 г. /.../ архимандрит Августин.

17), 18) 1915 г. упоминаются архимандрит Николай и протоиерей Василий Иванов.

Страницы: 1, 2