Доклад: Штурм Измаила

Доклад: Штурм Измаила

Министерство образования Российской Федерации

Воронежский государственный технический университет

Авиационный факультет

Военная кафедра № 3

РЕФЕРАТ

по дисциплине: «Гуманитарная подготовка»

на тему: «Штурм Измаила 11 декабря 1790 года»

Выполнил: ст-т Аксанов А.Ф.

Взвод 642

Проверил: ст. преп., подполковник Луканин А.Д.

2000

В конце 18 века Российской империи необходимо было укрепить свое положение в

Европе. Пруссия и Англия исподтишка распространяли слухи о том, что держава

Екатерины – колосс на глиняных ногах. На карте стоял престиж Российской

империи. С выходом австрийцев из войны в Систове начались переговоры турок с

представителями европейских держав, враждебных России. По соглашению с Портой

Австрия обязалась не пускать рус­ских в Валахию. Поэтому победы на юге нужны

были России как по военным, так и по политическим причинам.

Задача осложнялась тем, что и без того очень удобный для обороны Дунай был

защищён кольцом кре­постей: Килией, Тульчей, Исакчей, Измаилом. Однако выбора

не оставалось. В сентябре началось наступление. Первые три крепости были в

короткий срок взяты русскими войсками. Гребная флотилия под командованием де

Рибаса очистила Дунай от турецких лодок. Генерал-поручик И. В. Гудович 18

октября взял Килию. Пока Рибас занимал Тульчу и Исакчу, Павел Потемкин еще 4

октября подошел к Из­маилу. Но Измаил был не Килия, не Тульча и Исакча, а

крепость «без слабых мест», как говорил Суворов.

Твердыня, укрепленная и перестроенная по проектам французских инженеров,

представляла собою прямоуголь­ный треугольник, вписанный в окружность длиною

в де­сять верст и гипотенузою обращенный к Дунаю. Катеты его образовывал

шестиверстный главный вал вышиною от трех до четырех сажен, перед которым

вдобавок шел глубокий и широкий ров. Измаил защищали около двух­сот

пятидесяти орудий разного калибра и тридцатипяти­тысячный гарнизон.

Командовал гарнизоном один из опытнейших турецких военачальников Айдос-

Мехмет-паша. Сюда вошли гарнизоны ранее сдавшихся крепостей: Килии, Хотина,

Аккермана; они были посланы в Измаил для искупления своей вины, причём был

издан фирман, предписывавший, в случае повторной сдачи, рубить им без суда

головы. В сущности, за измаильскими стенами была сосре­доточена целая армия.

30 ноября Суворов получил приказ главнокомандующего Потемкина взять Измаил и

уже через два дня был на месте. Прибыв на место будущего сражения и

ознакомившись с положением вещей, Суворов увидел, что трудности штурма

превосходят все его предположения. Даже с теми подкреплениями, которые он

подтянул из Галаца, он располагал 30 тысячами человек; значительная часть из

них— казаки, не приспособленные в то время по своему вооружению к бою в пешем

строю. Осадной артиллерии почти не было; сна­рядов для полевой артиллерии —

только один комплект. Войска непривычны к осадным действиям, плохо обучены,

голодны и разуты. Крепость зорко охраняется и отлично, «без слабых мест»,

укреплена.

Но все эти трудности не могли испугать бывалого генерал-аншефа. Он бросил на

чашу весов всю свою сорокалетнюю славу, более того – саму жизнь, ибо

наверняка не перенес бы позора неудачи. Закипела работа. Невдалеке от

крепости был насыпан вал — точная копия из­маильского. По ночам войска

упражнялись в штурме этого вала, последовательно воспроизводя все фазы:

подход ко рву, забрасывание его фашинами, переход, приставление и связывание

лестниц, подъём на вал, разрушение палисадов и т. д. Беспре­рывно шло

заготовление фашин и лестниц. Днём упражнялись в штыковом бою. Суворов

проводил целые часы среди солдат, наставляя их, ободряя, подгоняя шутками и

окриками, внушая каждому мысль о необходимости штурма, внедряя в каждого

уверенность в успехе.

Чтобы усыпить бдительность турок, Суворов велел по­строить две батареи,

которые должны были свидетельствовать о намерении его продолжать осаду. Но

это не достигло цели - перебежчики и пленные рассказали туркам о

приготовлениях к штурму, рассказали даже о задачах и направлении отдельных

колонн, как это разъяснял офицерам и солдатам Суворов. Это не смущало

полководца: основная идея, самая сущность за­мысла осталась тайной для войск;

искусно составленная диспо­зиция маскировала её даже от начальников колонн.

Со дня прибытия к Измаилу Суворов совершал беспрестан­ные рекогносцировки,

изучая карту местности и состояние из­маильских укреплений. Турки сперва

обстреливали назойливого старика, но потом сочли его разведки не внушающими

опасе­ний и прекратили обстрел. Сопоставляя свои наблюдения с до­несениями

лазутчиков, Суворов убедился, что наиболее доступна та сторона крепости,

которая примыкает к Дунаю. Отсюда турки не ждали удара, и укрепления здесь были

незначительны. В связи с этим главный удар Суворов решил направить на эту

сторону2. Задача остальных колонн сводилась к тому, чтобы вынудить

турок рассеять свои силы на всём шестивёрстном про­тяжении крепостного сала.

Это могло удаться только при ус­ловии, что атаки демонстрирующих колонн будут

вестись с макси­мальной настойчивостью. Поэтому в беседах с офицерами и

солдатами Суворов не делал различия между колоннами; всем казалось, что

предстоит равномерная атака по всему фронту, и если бы турки разузнали о плане

штурма в такой форме, это было бы только наруку Суворову.

7 декабря Суворов послал в Измаил официальное предложение о сдаче,

присовокупив свою собствен­ную записку: «Сераскиру, старшинам и всему

обществу. Я с войсками сюда прибыл. Двадцать четыре часа на

размышле­ние—воля; первый мой выстрел—уже неволя; штурм— смерть. Что оставляю

вам на рассмотрение».

Айдос-Мехмет-паша ответил уклончивой просьбой устано­вить на десять дней

перемирие; один из его помощников витие­вато заявил парламентёру, что скорее

Дунай остановится в своём течении, чем сдастся Измаил.

9 декабря был созван военный совет. Суворов не нуждался в мнении генералов;

его решение было бесповоротно. Он созвал совещание, чтобы возбудить в своих

соратниках энергию, чтобы поднять их дух. Единогласно было принято решение

безотлагательно начать штурм. Он был назначен на 11-е число.

Всего восемь дней прошло с момента появления Суворова в русском лагере, но за

эти дни войска преобразились. Один из очевидцев штурма впоследствии

рассказывал, что среди сол­дат и офицеров развилось нечто вроде соревнования:

каждый рвался вперёд, в самые опасные места, совершенно пренебрегая

собственной жизнью. С таким войском можно было атаковать любую крепость. Но

теперь предстояла не менее важная за­дача: надо было умело использовать эти

войска, умело соста­вить и выполнить план штурма.

Диспозиция предусматривала разделение атакующих на три отряда по три колонны

в каждом. Каждая колонна состояла из пяти батальонов; в голове шли 150

стрелков, обстреливав­ших защитников вала; за ними 50 сапёров с шанцевым

инстру­ментом, потом три батальона с фашинами и лестницами; в хвосте — резерв

из двух батальонов. До двух третей всех на­личных сил предназначалось для

атаки приречной стороны. Почти половину русских сил под Измаилом составляли

казаки. Они участвовали в штурме, вооружённые короткими пиками. Непривычка к

борьбе на укреплениях и плохое вооружение обу­словили значительные потери в

их среде. Суворову это впослед­ствии ставили в вину, но он ссылался на

невозможность оста­вить неиспользованной половину войска.

Весь день 10 декабря происходила усиленная бомбардировка крепости; с русской

стороны действовало почти 600 орудий. Турки энергично отвечали; в числе их

орудий была одна тяжёлая гаубица, каждый снаряд которой весил 15 пудов. К

вечеру канонада затихла. Так как дело происходило в пе­риод самых коротких

дней, было решено начать штурм за два часа до рассвета, чтобы успеть до

вечера подавить все очаги обороны.

Впоследствии неоднократно обращали внимание на одно лю­бопытное

обстоятельство: если бы штурм был назначен днем позже, то он, пожалуй, не

состоялся бы, потому что вечером 11 декабря спустился густой туман, земля

сделалась скользкой и взобраться на вал стало почти невозможно; этот туман

дер­жался очень долгое время.

В ночь перед штурмом никто не спал. Начальникам было предписано оставаться

при своих частях, запрещено было вы­водить батальоны до сигнальной ракеты,

«чтобы людей не ут­руждать медлением к приобретению славы».

В три часа ночи взвилась первая ракета: войска выступили к назначенным

местам. По второй ракете они подошли к сте­нам на 300 шагов. В по­ловине

шестого утра в густом, молочном тумане колонны двинулись к крепости, соблюдая

полную тишину; тотчас же отплыли и десантные суда де Рибаса. Но вдруг при

приближении групп Павла Потемкина и Александра Са­мойлова на триста шагов к

крепости весь вал как будто бы загорелся: был открыт адский огонь. Турки

узнали от перебежчиков о дне штурма и были наго­тове.

Прежде других подошла с правого крыла вторая ко­лонна под командованием

генерал-майора Ласси. Под плотным огнем турок солдаты в замешательстве

приник­ли к земле и кинули лестницы. Секунд-майор Неклюдов, назначенный впереди

этой колонны со стрелками он бросился в глубокий ров и взобрался на вал без

помощи лестницы. На бастионе с горстью солдат Неклю­дов овладел вражеской

батареей. Пуля пронизала его ру­ку близ плеча навылет. Две пули вошли в левую

ногу. Турок ударил его кинжалом в колено. Стрелки спешили к своему

майору из девятисаженного рва, но немногие до­брались наверх. Истекая кровью,

Неклюдов продолжал бой на бастионе. Тут получил майор еще рану в грудь. Он

упал, но уже вся колонна егерей взошла к отнятой батарее, и на стенах крепости

гремело победоносное рус­ское «ура!». Полумертвого Неклюдова понесли на ружь­ях

в лагерь. Он был первым, кто взошел на вал гордого Измаила.

Соседняя, первая колонна генерал-майора Львова за­мешкалась перед сильно

укрепленным каменным реду­том Табии. Фанагорийцы и апшеронцы перелезли через

палисад и захватили дунайские батареи. Из редута нале­тели на них турки и

ударили в сабли. Фанагорийцы шты­ками отразили вылазку и, обойдя редут,

двинулись к Бросским воротам.

Одновременно с первыми двумя достигла крепостного рва шестая колонна на левом

крыле. Ею руководил «дос­тойный и храбрый генерал-майор и кавалер» Голенищев-

Кутузов, который, по отзыву Суворова, «мужеством сво­им был примером

подчиненным». Отряд форсировал ров под страшным огнем, был убит бригадир

Рибопьер. Сол­даты взошли на вал по лестницам, но здесь их встрети­ла

превосходящие силы турок. Дважды оттеснял неприя­теля Кутузов и дважды

отступал к самому валу. Колон­на остановилась.

Генерал-аншеф с кургана зорко следил заходом сра­жения, рассылая с

распоряжениями ординарцев. В пред­рассветной мгле лишь сменявшие друг друга

крики «алла!» и «ура!» указывали, на чью сторону склоняется по­беда. Кутузов

известил своего командующего о невозмож­ности идти дальше.

— Скажите Кутузову, что я назначаю его комендан­том Измаила и уже послал в

Петербург известие о поко­рении крепости! — отвечал Суворов. «Мы друг друга

зна­ем, — говорил оп после боя, — ни он, ни я не пережили бы неудачи...»

Кутузов взял из резерва Херсонский полк, атаковал скопившихся турок,

опрокинул их и окончательно овла­дел бастионом. В одном месте русские

дрогнули — среди них появился священник Полоцкого полка и, держа крест, повел

их вперед.

Огромные трудности выпали на долю четвертой и пя­той колонн, составленных из

плохо вооруженных и сла­бо обученных казаков. Когда часть четвертой колонны

во главе с бригадиром из донских казаков и георгиевским кавалером Василием

Орловым взошла на вал, соседние Бендерские ворота вдруг отворились, и турки,

спустив­шись в ров, ударили им во фланг. Пики оказались бес­полезными —

янычары перерубали их, и казаки гибли во множестве под саблями турок. Пятая

колонна, в кото­рой находился генерал-майор Безбородко, перейдя напол­ненный

водой ров, стала взбираться на вал, но тут зако­лебалась и мгновенно была

свергнута назад в ров. Без­бородко получил тяжелое ранение в руку и сдал

командо­вание отважному Матвею Платову. Суворов, заметивший опасность, тотчас

же подкрепил четвертую колонну ре­зервом, подоспел и присланный Кутузовым

пехотный ба­тальон. Вскоре обе колонны утвердились на валу.

Самый сильный бастион, весь одетый камнем, достал­ся третьей колонне генерал-

майора Мекноба. Лестницы в полшести сажен приходилось связывать по две,

ста­вить их одна на другую, и все это под жесточайшим ог­нем. Потери были

громадны. Сам седой сераскир бился здесь с лучшими своими янычарами. Генерал

Мекноб получил тяжелую рану в ногу, а в Лифляндском егерском корпусе выбыли

из строя все батальонные командиры. Подоспевший резерв помог овладеть главным

бастионом.

Удар с Дуная произвели легкие суда, так как круп­ными было трудно управлять

из-за густого тумана. Успеху десанта способствовали действия первой колонны,

уже захватившей придунайские батареи. Отряд под командованием генерал-майора

Арсеньева мгновенно вы­садился с двадцати судов. Как и на всех других

участках, офицеры были впереди и дрались, словно рядовые. Не­устрашимо

командовал казачьей флотилией полковник Антон Головатый, выходец из

Запорожской сечи и ата­ман Черноморского войска. Турки были сбиты с речной

стороны, и Рибас скоро вошел в связь с Кутузовым и Зо­лотухиным.

К восьми утра русские заняли все внешние укрепле­ния Измаила. «День бледно

освещал уже все предме­ты», — вспоминал Суворов. Турки готовились к

отчаян­ной обороне на улицах и в домах. Генерал-аншеф прика­зал наступать, не

давая опомниться многочисленному врагу. Павел Потемкин отправил казаков

открыть Бросские ворота, в которые тотчас же вошли три эскадрона карабинеров;

Золотухин отворил Хотинские ворота, впустив гренадер с полевой артиллерией, в

Бендерские воро­та вошли воронежские гусары. Жестокий бой продолжал­ся: из

домов летели пули, каждый хан — постоялый двор — стал маленькой крепостью.

Потери русских все возрастали. На иных участках превосходство турок

ока­зывалось столь значительным, что они контратаковали и даже окружали

редевшие русские боевые порядки. Со­брав несколько тысяч турок и татар,

Каплан-Гирей, по­бедитель австрийцев под Журжей, смял черноморских казаков,

отнял у них две пушки и уничтожил бы их со­вершенно, если бы не подоспели

беглым шагом три ба­тальона. Окруженный, Каплан-Гирей метался, на все

предложения о сдаче отвечал сабельными ударами и по­гиб на штыках.

Через шесть с половиной часов над сильным неприя­телем была уже одержана

«совершенная поверхность»: лишь в редуте Табия, красной мечети да двух

каменных ханах оставались последние защитники Измаила. Сам Мегмет Айдозле с

двумя тысячами янычар засел в одном из каменных строений. С батальоном

фанагорийцев пол­ковник Золотухин несколько раз пытался штурмовать хан, но

безуспешно. Наконец ворота были выбиты пу­шечными выстрелами, и гренадеры

ворвались внутрь, пе­реколов большую часть турок. Мегмет Айдозле умер от

шестнадцати штыковых ран. Среди двадцати шести ты­сяч погибших турок и татар

были четыре двухбунчужных паши и шесть татарских султанов — принцев крови.

Потери русских были показаны Суворовым в 4 тысячи 260 убитыми и ранеными, но

скорее всего то были зани­женные сведения. Позднейшие сведения говорят, что

по­гибло четыре тысячи и получили ранения — шесть; из 650 офицеров в строю

оставалось 250.

Штурм Измаила явил собой очередной пример отваги и героизма русских солдат и

офицеров. Полководческий гений А.В. Суворова до сих пор является

непревзойденным. Его успех заключался не только в тщательной разработке плана

сражений, но и в неустанной поддержке боевого духа русского войска.