Рефераты

Курсовая: Голод 1932-1933 годов

Курсовая: Голод 1932-1933 годов

Министерство высшего и профессионального образования РФ

СОЧИНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ КУРОРТНОГО ДЕЛА И ТУРИЗМА

ИНСТИТУТ ТУРИСТСКОГО СЕРВИСА И ИНФРАСТРУКТУРЫ

Кафедра истории

РЕФЕРАТ

На тему: “Голод 1932-1933 года. Причины и следствия. ”

Выполнила: студентка I-го курса

факультета социально-культурного сервиса и туризма

Проверил: ст. преподаватель

Новиков Е.В.

--- Сочи 1999 ---

Содержание

1.Введение___________________________________________________________________ 3

2. Причины. Зима 1927/28 г. — хлебозаготовительный кризис_____________________4

3. Причины. Политическая ситуация. Разгром «правой оппозиции»________________ 6

4. Причины. Предпосылки коллективизации_____________________________________ 9

5. Причины. Коллективизация.________________________________________________ 12

6. Причины. Раскулачивание.__________________________________________________ 13

7. Результат. Голод 1932-1933 года.___________________________________________15

8. Следствия. 1933-1936 год.__________________________________________________18

9. Заключение.______________________________________________________________ 20

10. Список литературы.______________________________________________________ 21

1.Введение

1927 год. Нэп. XV съезд подвел итоги многолетней борьбы с троцкизмом и заявил

о его ликвидации. Споры об определении экономиче­ской политики были краткими.

В резолюциях съезда намети­лась пока еще плохо сформулированная тенденция к

измене­нию политического курса «влево». Это означало «усиление ро­ли

социалистических элементов в деревне» (делегаты имели в виду развитие

совхозов-гигантов, например совхоз им. Шевчен­ко в Одесской области, об опыте

которого писали тогда все га­зеты); ограничение деятельности кулаков и

нэпманов путем значительного повышения налогов; поощрительные меры в

от­ношении беднейшего крестьянства; преимущественное разви­тие тяжелой

промышленности. Выступления партийных деяте­лей свидетельствовали о глубоких

расхождениях: Сталин и Мо­лотов были особенно враждебно настроены против

кулаков-«капиталистов», а Рыков и Бухарин предупреждали делегатов съезда об

опасности слишком активной «перекачки» средств из сельского хозяйства в

промышленность. И тем не менее все они лишь формулировали общие задачи. Съезд

не принял ни­какой конкретной программы. Казалось, что будущее нэпа еще

впереди. На самом деле начиналось время голода

2. Причины. Зима 1927/28 г. — хлебозаготовительный кризис

Между тем, как только закончился съезд, власти столкну­лись с серьезным

кризисом хлебозаготовок. В ноябре поставки сельскохозяйственных продуктов

государству сильно сократи­лись, а в декабре положение стало просто

катастрофическим. Партия была захвачена врасплох. Еще в октябре Сталин

пуб­лично заявил о «великолепных отношениях» с крестьянством. В январе 1928

г. пришлось взглянуть правде в глаза: несмотря на хороший урожай, крестьяне

поставили только 300 млн. пудов зерна (вместо 430 млн.. как в предыдущем

году). Экспортиро­вать было нечего. Страна оказалась без валюты, необходимой

для индустриализации. Более того, продовольственное снабже­ние городов было

поставлено под угрозу. Снижение закупоч­ных цен, дороговизна и дефицит

промтоваров, снижение нало­гов для беднейших крестьян (что избавляло их от

необходимо­сти продавать излишки), неразбериха на пунктах сдачи зерна, слухи

о начале войны, распространяемые в деревне, — все это вскоре позволило

Сталину заявить о том, что в стране происхо­дит «крестьянский бунт».

Для выхода из создавшегося положения Сталин и его сто­ронники в Политбюро

решили прибегнуть к срочным мерам, напоминающим продразверстку времен

гражданской войны. Сам Сталин отправился в Сибирь. Другие руководители

(Анд­реев, Шверник, Микоян, Постышев, Косиор) разъехались по основным

зерновым регионам (Поволжье, Урал, Северный Кавказ). Партия направила в

деревню «оперуполномоченных» и «рабочие отряды» (было мобилизовано 30 тыс.

коммунистов). Им было поручено провести чистку в ненадежных и непокор­ных

сельсоветах и партячейках, создать на месте «тройки», ко­торым надлежало

найти спрятанные излишки, заручившись по­мощью бедняков (получавших 25%

зерна, изъятого у более за­житочных крестьян) и используя 107 статью

Уголовного кодекса, по которой любое действие, «способствующее подня­тию

цен», каралось лишением свободы сроком до трех лет. На­чали закрываться

рынки, что ударило не по одним зажиточным крестьянам, так как большая часть

зерна на продажу находи­лась, естественно, не только у «кулаков», но и у

середняков. Изъятие излишков и репрессии усугубили кризис. Конечно, вла­сти

собрали зерна лишь не намного меньше, чем в 1927 г. Но на следующий год

крестьяне уменьшили посевные площади.

Хлебозаготовительный кризис зимы 1927/28 г. сыграл реша­ющую роль в

последующем: Сталин сделал ряд выводов (изло-женных во многих его

выступлениях в мае — июне 1928 г.) о необходимости сместить акцент с

кооперации, ранее горячо за­щищавшейся Лениным, на создание «опор социализма»

в де­ревне — колхозов-гигантов и машинно-тракторных станций (МТС). Благодаря

значительным возможностям этих «опор» по производству сельскохозяйственной

продукции для продажи на рынке предполагалось, что они дадут государству 250

млн. пу­дов зерна (одну треть действительных потребностей), что по­зволит

обеспечить снабжение ключевых отраслей промышлен­ности и армии, а также выйти

на внутренний и внешний ры­нок, тем самым вынудив крестьян продавать излишки

государству. Начиная с 1927 г. стала складываться система «контрактации»

(контракт, предусматривающий, что в обмен на продукцию, которую крестьяне

поставляют государству, они получают от него необходимую технику),

позволявшая государ­ству улучшить контроль за имеющимися продовольственными

излишками. Летом 1928 г. Сталин уже не верил в нэп, но еще не пришел

окончательно к идее всеобщей коллективизации. По плану дальнейшего развития

народного хозяйства (составлен­ному на небольшой срок: три-четыре года)

частный сектор дол­жен был существовать и в дальнейшем. В то же время

набирала силу политическая борьба с «правой оппозицией».

3. Причины. Политическая ситуация. Разгром «правой оппозиции»

На апрельском пленуме ЦК 1928 г. было высказано недо­вольство снова

начавшейся политикой продразверстки, напо­минавшей о временах гражданской

войны. На одном из заседа­ний стало известно также о промышленном саботаже в

тресте «Донуголь» (Шахгинский район Донбасса), где для работы при­влекались

буржуазные специалисты и поддерживались связи с западными финансовыми

кругами. Через несколько недель на­чался публичный процесс против 53 человек

(последний раз подобный суд состоялся над эсерами в 1922 г.). Этот

показа­тельный процесс, которому надлежало сплотить коммунистов в борьбе

против оппозиционеров, уклонистов и других врагов, укрепил миф о «наемных

саботажниках» (вслед за ним появи­лись мифы о «кулацкой угрозе» и «опасности

справа»). Несмот­ря на крайне напряженную обстановку, в апреле 1928 г.

боль­шинство членов ЦК еще не было готово следовать за Стали­ным. В

резолюциях, принятых на пленуме, подчеркивалась важность рыночных отношений,

осуждались перегибы по отно­шению к зажиточным крестьянам. Был отвергнут

законопроект о новом сельскохозяйственном Уставе, где пожизненное

земле­пользование разрешалось только членам колхозов. Споры меж­ду

сторонниками и противниками нэпа велись одновременно в ЦК, Политбюро (где

Сталин, поддерживаемый Куйбышевым, Молотовым, Рудзутаком и Ворошиловым,

располагал незначи­тельным большинством; Калинин колебался, а Рыков, Томский

и Бухарин составляли «правую оппозицию») и в учреждениях, занимающихся

планированием. Экономисты Госплана разрабо­тали план умеренного промышленного

роста, где темпы накоп­ления капитала соотносились с темпами роста

сельскохозяйст­венного производства в рамках нэпа. Со своей стороны

эконо­мисты из ВСНХ во главе с Куйбышевым предложили план более быстрого

роста (135% за пять лет), основанный главным образом на вере в энтузиазм

советских яюдей и на положениях экономиста Струмилина, разработавшего теорию,

согласно ко­торой «задачей большевиков было перестроить экономику, а не

изучать ее. Нет такой крепости, которую большевики не могли бы взять

штурмом... Вопрос темпов промышленного роста ре­шается с помощью человеческой

воли».

На пленуме ЦК, состоявшемся с 4 по 12 июля 1928 г., про­изошло столкновение

различных точек зрения. В речи Сталина, опубликованной только несколько лет

спустя, подчеркивалось, что политика нэпа зашла в тупик, что ожесточение

классовой борьбы объясняется все более отчаянным сопротивлением

ка­питалистических элементов, что крестьянству придется потра­титься на нужды

индустриализации. Последнее из этих положе­ний Сталин позаимствовал у

Преображенского, не приняв, од­нако, ни оговорок, ни сомнений последнего.

Впрочем, в своих резолюциях пленум не пошел за Сталиным. Бухарин, по его

собственному выражению «пришедший в ужас» от выводов ген­сека, которые, как

он считал, доведут страну до террора, граж­данской войны и голода, и

уверенный, что Сталин будет манев­рировать с целью добиться преимущества на

следующем плену­ме, решил перенести полемику в массы. Ранее никто, даже

делегаты VI конгресса Коминтерна (Москва, 17 июля—1 сен­тября), не были

информированы о разногласиях в руководстве партии. 30 сентября Бухарин

публикует в «Правде» «Заметки экономиста», в которых излагает экономическую

программу оппозиции. Согласно автору статьи, кризис в стране был вы­зван

ущербностью планирования, ошибками в политике цено­образования, дефицитом

промышленных товаров, неэффектив­ностью помощи сельскохозяйственной

кооперации. Курс еще можно было изменить, но только за счет определенных

уступок крестьянству (открытие рынков, повышение закупочных цен на хлеб, а

при необходимости и покупка хлеба за границей). Та­ким образом, Бухарин

выступал за возврат к экономическим и финансовым мерам воздействия на рынок в

условиях нэпа. Со­здавать колхозы следовало только в том случае, когда они

ока­зывались более жизнеспособными, чем индивидуальные хозяй­ства.

Индустриализация необходима, но только если она будет«научно спланирована»,

проводить ее надо с учетом инвестици­онных возможностей страны и в тех

пределах, в которых она позволит крестьянам свободно запасаться продуктами.

Несмотря на высокий научный уровень, статья Бухарина вызвала мало откликов.

Тем временем Сталин, предусмотри­тельно не раскрывая имен (кто бы поверил,

что Бухарин или председатель Совнаркома Рыков стоят во главе «опасного

укло­на»?), выковывал миф об «оппозиции справа», об опасном ук­лоне в партии,

конечная цель которого — создание условий для реставрации капитализма в СССР.

В ноябре 1928 г. пленум ЦК единогласно осудил «правый уклон», от которого

отмежевались Бухарин, Рыков и Томский. И на этот раз они руководствова­лись

желанием сохранить единство партии. Пригрозив отстав­кой, добившись

незначительных уступок, они все же во имя сохранения единства партии

проголосовали за противоречив­шие их принципам сталинские резолюции о

необходимости до­гнать и перегнать капиталистические страны благодаря

уско­ренной индустриализации и развитию обширного социалисти­ческого сектора

в сельском хозяйстве. Такое поведение лидеров оппозиции, по сути дела,

закрепляло их поражение. Приняв фактическое участие в единодушном голосовании

в Политбюро и ЦК, осудивших все еще анонимный «правый уклон» и одоб­ривших

новую линию партии, они не могли высказывать свои мысли без риска быть

обвиненными в двоедушии и фракцион­ности. В течение нескольких недель,

последовавших за плену­мом, «правая оппозиция» потеряла два бастиона:

московскую парторганизацию, первый секретарь которой, сторонник Буха­рина

Угланов, был снят со своего поста, и профсоюзы. VIII съезд профсоюзов,

нарушив обещание ввести семичасовой ра­бочий день, одобрил сталинские тезисы

об ускоренной индуст­риализации. Влияние председателя профсоюзов Томского

было значительно ослаблено вводом в президиум пяти сталинцов (в том числе

Кагановича) и установлением более жесткого конт­роля Политбюро над

руководством профсоюзов. Желая предуп­редить возможное соглашение между

оппозиционными группи­ровками, Сталин наконец решился выдворить сосланного в

Ал­ма-Ату Троцкого за пределы СССР.

Впрочем, «левая оппозиция», ослабленная разрозненностью ее активистов и

растерявшаяся в связи с принятием новой ли­нии партии — на первый взгляд

близкой «левой идее», — опас­ности больше не представляла. Когда Троцкий

решился (21 ок­тября 1928 г.) призвать коммунистов всех стран на борьбу с

планами Сталина, Политбюро, воспользовавшись этим, обви­нило его в создании

нелегальной «антисоветской партии». 21 ян­варя 1929 г. Троцкий был выслан в

Турцию. В тот же день, в пятую годовщину смерти Ленина, Бухарин повторил свою

концепцию, опубликовав статью в «Правде», посвященную «Поли­тическому

завещанию Ленина». Он показал разницу между ле­нинским планом кооперации —

«мирным, постепенным и до­бровольным» в результате подлинной «культурной

революции» — и сталинским проектом коллективизации, основанном на

принуждении. Вывод Бухарина: третьей революции быть не должно.

Предназначенная, как и «Заметки экономиста», для осведомленного читателя, эта

статья не вызвала особой реакции Сталина. А вот появившиеся на следующий день

сообщения, что 11 июля 1928 г. имели место контакты Бухарина и Соколь­никова

с Каменевым, значительно подорвали престиж лидеров оппозиции. Теперь они

должны были объясняться перед ЦКК и выслушать обвинения в «двурушничестве» и

«фракционнос­ти». Апрельский пленум ЦК партии 1929 г. завершил разгром

наконец-то публично разоблаченной оппозиции. В ходе его за­седания,

отвергнувшего последнее предложение «правых» (двухлетний план, задуманный с

целью улучшить положение дел в сельском хозяйстве), Сталин в не

опубликованной тогда речи заклеймил прошлые и настоящие ошибки Бухарина: от

его оппозиции Ленину в 1915 г. до «поддержки кулака».

На XVI партконференции (апрель 1929 г.) оппозиция уже не выступала против

пятилетнего плана в варианте, предложенном ВСНХ, который предусматривал

коллективизацию 20% кресть­янских хозяйств в течение пяти лет и ускоренную

индустриали­зацию. Вскоре Бухарин был снят с поста главного редактора

«Правды», а затем (3 июля) отстранен от руководства Комин­терном. Во главе

профсоюзов стал Шверник. Рыков подал в от­ставку с поста Председателя

Совнаркома. ЦКК предприняла всеобщую проверку и чистку рядов партии, которая

за несколь­ко месяцев привела к исключению 170 тыс. большевиков (11%

партсостава). причем треть из них — с формулировкой «за поли­тическую

оппозицию линии партии». В течение лета 1929 г. против Бухарина и его

сторонников развернулась редкая по своей силе кампания в печати. Их ежедневно

обвиняли в «по­собничестве капиталистическим элементам» и в «сговоре с

троцкистами». На ноябрьском пленуме ЦК полностью дискре­дитированная

оппозиция подвергла себя публичной самокрити­ке. Бухарин был исключен из

Политбюро.

4. Причины. Предпосылки коллективизации

В то время как в высших эшелонах власти один за другим разворачивались

эпизоды борьбы сторонников и противников нэпа, страна все глубже и глубже

погружалась в экономический кризис, который усугублялся непоследовательными

мерами, в которых отражалось «брожение» в руководстве и отсутствие четко

определенной политической линии. Показатели сельско­го хозяйства в 1928/29 г.

были катастрофическими. Несмотря на целый ряд репрессивных мер по отношению

не только к за­житочным крестьянам, но и в основном к середнякам (штрафы и

тюремное заключение в случае отказа продавать продукцию государству по

закупочным ценам в три раза меньшим, чем ры­ночные), зимой 1928/29 г. страна

получила хлеба меньше, чем год назад. Обстановка в деревне стала крайне

напряженной: пе­чать отметила около тысячи случаев «применения насилия» по

отношению к «официальным лицам». Поголовье скота умень­шилось. В феврале 1929

г. в городах снова появились продо­вольственные карточки, отмененные после

окончания граждан­ской войны. Дефицит продуктов питания стал всеобщим, когда

власти закрыли большинство частных лавок и кустарных мас­терских,

квалифицированных как «капиталистические предпри­ятия». Повышение стоимости

сельскохозяйственных продуктов привело к общему повышению цен, что отразилось

на покупа­тельной способности населения, занятого в производстве. В глазах

большинства руководителей, и в первую очередь Стали­на, сельское хозяйство

несло ответственность за экономические трудности еще и потому, что в

промышленности показатели роста были вполне удовлетворительными. Однако

внимательное изучение статистических данных показывает, что все качествен­ные

характеристики: производительность труда, себестоимость, качество продукции —

шли по нисходящей. Этот насторажива­ющий феномен свидетельствовал о том, что

процесс индустри­ализации сопровождался невероятной растратой человеческих и

материальных ресурсов. Это привело к падению уровня жизни, непредвиденной

нехватке рабочей силы и разбалансированию бюджета в сторону расходов.

Видимое отставание сельского хозяйства от промышленно­сти позволило Сталину

объявить аграрный сектор главным и единственным виновником кризиса. Эту идею

он, в частности, развил на пленуме ЦК в апреле 1929 г. Сельское хозяйство

не­обходимо было полностью реорганизовать, чтобы оно достигло темпов роста

индустриального сектора. По мысли Сталина, преобразования должны были быть

более радикальными, чем те, что предусматривал пятилетний план, утвержденный

XVI партконференцией, а затем и съездом Советов (апрель — май 1929 г.). При

всей своей смелости — вариант ВСНХ предпола­гал увеличить капиталовложения в

четыре раза по сравнению с периодом 1924—1928 гг., добиться за пять лет роста

промыш­ленного производства на 135%, а национального дохода на 82%, что и

привело к его окончательной победе над более скромным вариантом Госплана, —

пятилетний план все же ос­новывался на сохранении преобладающего частного

сектора, сосуществующего с ограниченным, но высокопроизводитель­ным сектором

государственным и коллективным. Его авторы рассчитывали на развитие

спонтанного кооперативного движе­ния и на систему договоров между

кооперативами и крестьян­скими товариществами. Наконец, план предполагал, что

к 1933—1934 гг. примерно 20% крестьянских хозяйств объединят­ся в

товарищества по совместной обработке земли, в которых обобществление коснется

исключительно обрабатываемых зе­мель, обслуживаемых «тракторными колоннами»,

без отмены частной собственности и без коллективного владения скотом.

Постепенная и ограниченная коллективизация должна была строиться

исключительно на добровольном принципе, с учетом реальных возможностей

государства поставлять технику и спе­циалистов.

По мнению Сталина, критическое положение на сельскохо­зяйственном фронте,

приведшее к провалу последней хлебоза­готовительной кампании, было вызвано

действиями кулаков и других враждебных сил, стремящихся к «подрыву советского

строя». Выбор был прост: «или деревенские капиталисты, или колхозы». Речь

теперь шла не о выполнении плана, а о беге на­перегонки со временем.

Только что принятый план подвергся многочисленным кор­ректировкам в сторону

повышения, особенно в области коллек­тивизации. Вначале предполагалось

обобществить к концу пя­тилетки 5 млн. крестьянских хозяйств. В июне

Колхозцентр объявил о необходимости коллективизации 8 млн. хозяйств только за

один 1930 г. и половины крестьянского населения к •1933 г. В августе Микоян

заговорил уже о 10 млн., а в сентябре была поставлена цель обобществить в том

же 1930 г. 13 млн. хозяйств. В декабре эта цифра выросла до 30 млн.

Такое раздувание показателей плана свидетельствовало не только о победе

сталинской линии. Оно питалось иллюзией из­менения положения вещей в деревне:

тот факт, что начиная с зимы 1928 г. сотни тысяч бедняков под воздействием

призывов и обещаний объединились в ТОЗы, чтобы при поддержке госу­дарства

хоть как-то повысить свое благосостояние, в глазах большинства руководителей

свидетельствовал об «обострении классовых противоречий» в деревне и о

«неумолимой поступи коллективизации». 200 «колхозов-гигантов» и

«агропромышлен­ных комплексов», каждый площадью 5—10 тыс. га, становились

теперь «бастионами социализма». В июне 1929 г. печать сооб­щила о начале

нового этапа — «массовой коллективизации». Все парторганизации были брошены

властями на выполнение двойной задачи: заготовительной кампании и

коллективизации. Все сельские коммунисты под угрозой дисциплинарных мер

Должны были показать пример и вступить в колхозы. Центральный орган

управления коллективными хозяйствами — Колхоз-центр — получил дополнительные

полномочия. Органы сельхозкооперации, владельцы немногочисленной техники,

обязы­вались предоставлять машины только колхозам. Мобилизация охватила

профсоюзы и комсомол: десятки тысяч рабочих и сту­дентов были отправлены в

деревню в сопровождении партий­ных «активистов» и сотрудников I'll У. В этих

условиях насиль­ственная заготовительная кампания приняла характер

реквизи­ции, еще ярче выраженный, чем во время двух предыдущих. Осенью 1929

г. рыночные механизмы были окончательно сло­маны. Несмотря на средний урожай,

государство получило бо­лее 1 млн. пудов зерна, то есть на 60% больше, чем в

предыду­щие годы. По окончании кампании сконцентрированные в де­ревне

огромные силы (около 150 тыс. человек) должны были приступить к

коллективизации.

5. Причины. Коллективизация.

За лето доля крестьянских хо­зяйств, объединившихся в ТОЗы (в подавляющем

большинстве это были бедняки), составила в отдельных районах Северного

Кавказа, Среднего и Нижнего Поволжья от 12 до 18% общего числа. С июня по

октябрь коллективизация затронула, таким образом, 1 млн. крестьянских

хозяйств.

Вдохновленные этими результатами, центральные власти всячески побуждали

местные парторганизации соревноваться в рвении и устанавливать рекорды

коллективизации. По реше­нию наиболее ретивых партийных организаций несколько

де­сятков районов страны объявили себя «районами сплошной коллективизации».

Это означало, что они принимали на себя обязательство в кратчайшие сроки

обобществить 50% (и более) крестьянских хозяйств. Давление на крестьян

усиливалось, а в центр шли потоки триумфальных и нарочито оптимистических

отчетов. 31 октября «Правда» призвала к сплошной коллекти­визации. Неделю

спустя в связи с 12-й годовщиной Октябрь­ской революции Сталин опубликовал

свою статью «Великий перелом», основанную на в корне ошибочном мнении, что

«се­редняк повернулся лицом к колхозам». Не без оговорок нояб­рьский (1929

г.) пленум ЦК партии принял сталинский посту­лат о коренном изменении

отношения крестьянства к коллек­тивным хозяйствам и одобрил нереальный план

роста промышленности и ускоренной коллективизации. Это был ко­нец нэпа.

В докладе Молотова на ноябрьском (1929 г.) пленуме ЦК отмечалось: «Вопрос о

темпах коллективизации в плане не встает... Остается ноябрь, декабрь, январь,

февраль, март -- че­тыре с половиной месяца, в течение которых, если господа

им­периалисты на нас не нападут, мы должны совершить реши­тельный прорыв в

области экономики и коллективизации». Ре­шения пленума, в которых прозвучало

заявление о том, что «дело построения социализма в стране пролетарской

диктатуры может быть проведено в исторически минимальные сроки», не встретили

никакой критики со стороны «правых», признавших свою безоговорочную

капитуляцию.

После завершения пленума специальная комиссия, возглав­ляемая новым наркомом

земледелия А.Яковлевым, разработала график коллективизации, утвержденный 5

января 1930 г. после неоднократных пересмотров и сокращений плановых сроков.

На сокращении сроков настаивало Политбюро. В соответствии с этим графиком

Северный Кавказ, Нижнее и Среднее Повол­жье подлежали «сплошной

коллективизации» уже к осени 1930 г. (самое позднее к весне 1931 г.), а

другие зерновые районы дол­жны были быть полностью коллективизированы на год

позже, Преобладающей формой коллективного ведения хозяйства при­знавалась

артель, как более передовая по сравнению с товари­ществом по обработке земли.

Земля, скот, сельхозтехника в ар­тели обобществлялись.

6. Причины. Раскулачивание.

Другая комиссия во главе с Молотовым занималась реше­нием участи кулаков. 27

декабря Сталин провозгласил переход от политики ограничения эксплуататорских

тенденций кулаков к ликвидации кулачества как класса. Комиссия Молотова раз-

делила кулаков на 3 категории: в первую (63 тыс. хозяйств) вошли кулаки,

которые занимались «контрреволюционной дея­тельностью», во вторую (150 тыс.

хозяйств) — кулаки, которые не оказывали активного сопротивления советской

власти, но являлись в то же время «в высшей степени эксплуататорами и тем

самым содействовали контрреволюции». Кулаки этих двух категорий подлежали

аресту и выселению в отдаленные районы страны (Сибирь, Казахстан), а их

имущество подлежало конфи­скации. Кулаки третьей категории, признанные

«лояльными по отношению к советской власти», осуждались на переселение в

пределах областей из мест, где должна была проводиться кол­лективизация, на

необработанные земли.

В целях успешного проведения коллективизации власти мо­билизовали 25 тыс.

рабочих (так называемых «двадцатипятиты­сячников») в дополнение к уже

направленным ранее в деревню для проведения хлебозаготовок. Как правило, эти

новые моби­лизованные рекомендовались на посты председателей организу­емых

колхозов. Целыми бригадами их отправляли по центрам округов, где они

вливались в уже существующие «штабы кол­лективизации», состоящие из местных

партийных руководите­лей, милиционеров, начальников гарнизонов и

ответственных работников ОГПУ. Штабам вменялось в обязанность следить за

неукоснительным выполнением графика коллективизации, ус­тановленного местным

партийным комитетом: к определенно­му числу требовалось коллективизировать

установленный про­цент хозяйств. Члены отрядов разъезжались по деревням,

созы­вали общее собрание и, перемежая угрозы всякого рода посулами, применяя

различные способы давления (аресты «за­чинщиков», прекращение

продовольственного и промтоварного снабжения), пытались склонить крестьян к

вступлению в кол­хоз. И если только незначительная часть крестьян, поддавшись

на уговоры и угрозы, записывалась в колхоз, «то коллективизи­рованным на

100%» объявлялось все село.

Раскулачивание должно было продемонстрировать самым неподатливым

непреклонность властей и бесполезность всякого сопротивления. Проводилось оно

специальными комиссиями под надзором «троек», состоящих из первого секретаря

партий­ного комитета, председателя исполнительного комитета и руко­водителя

местного отдела ПТУ. Составлением списков кулаков первой категории занимался

исключительно местный отдел ГПУ. Списки кулаков второй и третьей категорий

составлялись на местах с учетом «рекомендаций» деревенских активистов и

организаций деревенской бедноты, что открывало широкую до­рогу разного рода

злоупотреблениям и сведению старых счетов. Кого отнести к кулакам? Кулак

«второй» или «третьей» катего­рии? Прежние критерии, над разработкой которых

в предыду­щие годы трудились партийные идеологи и экономисты, уже не

годились. В течение предыдущего года произошло значительное обеднение кулаков

из-за постоянно растущих налогов. Отсутст­вие внешних проявлений богатства

побуждало комиссии обра­щаться к хранящимся в сельсоветах налоговым спискам,

часто устаревшим и неточным, а также к информации ОГПУ и к до­носам. В итоге

раскулачиванию подверглись десятки тысяч серед­няков. В некоторых районах от

80 до 90% крестьян-середняков были осуждены как «подкулачники». Их основная

вина состоя­ла в том, что они уклонялись от коллективизации. Сопротивле­ние

на Украине, Северном Кавказе и на Дону (туда даже были введены войска) было

более активным, чем в небольших дерев­нях Центральной России. Количество

выселенных на спецпосе­ление в 1930—1931 гг. составило, по архивным данным,

выяв­ленным В.Н. Земсковым, 381 026 семей общей численностью 1 803 392

человека.

Одновременно с «ликвидацией кулачества как класса» неви­данными темпами

разворачивалась сама коллективизация. Каж­дую декаду в газетах публиковались

данные о коллективизиро­ванных хозяйствах в процентах: 7,3% на 1 октября 1929

г.;

13,2% на 1 декабря; 20,1% на 1 января 1930 г.; 34,7% на 1 фев­раля, 50% на 20

февраля; 58,6% на 1 марта... Эти проценты, раздуваемые местными властями из

желания продемонстриро­вать руководящим инстанциям выполнение плана, в

действи­тельности ничего не означали. Большинство колхозов сущест­вовали лишь

на бумаге.

7. Результат. Голод 1932-1933 года.

Результатом этих процентных побед стала полная и длительная дезорганизация

сельскохозяйствен­ного производства. Угроза коллективизации побуждала

кресть­ян забивать скот (поголовье крупного рогатого скота уменьши­лось на

четверть в период между 1928—1930 гг.). Нехватка се­мян для весеннего сева,

вызванная конфискацией зерна, предвещала катастрофические последствия.

В своей статье «Головокружение от успехов», появившейся в «Правде» 2 марта

1930 г., Сталин осудил многочисленные случаи нарушения принципа

добровольности при организации колхозов, «чиновничье декретирование

колхозного движения». Он критиковал излишнюю «ретивость» в деле

раскулачивания, жертвами которого стали многие середняки. Обобществлению

часто подвергался мелкий скот, птица, инвентарь, постройки. Необходимо было

остановить это «головокружение от успехов» и покончить с «бумажными

колхозами, которых еще нет в дей­ствительности, но о существовании которых

имеется куча хва­стливых резолюций». В статье, однако, абсолютно

отсутствова­ла самокритика, а вся ответственность за допущенные ошибки

возлагалась на местное руководство. Ни в коей мере не вставал вопрос о

пересмотре самого принципа коллективизации. Эф­фект от статьи, вслед за

которой 14 марта появилось постанов­ление ЦК «О борьбе против искривления

партийной линии в колхозном движении», сказался немедленно- Пока местные

партийные кадры пребывали в полном смятении, начался мас­совый выход крестьян

из колхозов (только в марте 5 млн. чело­век). К 1 июля коллективизированными

оставались не более 5,5 млн. крестьянских хозяйств (21% общего числа

крестьян) или почти в 3 раза меньше, чем на 1 марта.

Возобновленная с новой силой к осени 1930 г. кампания хлебозаготовок

способствовала росту напряженности, временно спавшей весной. Исключительно

благоприятные погодные ус­ловия 1930 г. позволили собрать великолепный урожай

в 83,5 млн. т (на 20% больше, чем в предьщущем году). Хлебозаготов­ки,

осуществляемые проверенными методами, принесли госу­дарству 22 млн. т. зерна,

или в два раза больше, чем удавалось получить в последние годы нэпа. Эти

результаты, достигнутые на самом деле ценой огромных поборов с колхозов

(доходив­ших до 50—60% и даже до 70% урожая в самых плодородных районах,

например на Украине), могли только побудить власти к продолжению политики

коллективизации. На крестьян снова различными способами оказывалось давление:

районы, сопро­тивлявшиеся коллективизации, отстранялись от промтоварного

снабжения; колхозам отдавались не только конфискованные кулацкие земли, но и

все пастбища и леса, находившиеся в об­щем пользовании крестьян; наконец,

прокатилась новая волна раскулачивания, охватившая на Украине 12—15%

крестьянских хозяйств. Реакция крестьян на этот грабеж средь бела дня была

ожесточенной: во время хлебозаготовок 1930—1931 гг. отделы ГПУ

зарегистрировали десятки тысяч случаев поджогов колхоз­ных построек. Несмотря

на это, к 1 июля 1931 г. процент кол­лективизированных хозяйств вернулся к

уровню 1 марта 1930 г. (57,5%).

Отобранное у крестьян зерно предназначалось для вывоза, преимущественно в

Германию. Эта страна обязалась в рамках торгового германо-советского

соглашения, подписанного в ап­реле 1931 г., предоставить Советскому Союзу

значительные кредиты (более 1 млрд. марок). В обмен на необходимую для

индустриализации технику (с 1931 по 1936 г. половина всей ввозимой в СССР

техники была немецкого происхождения) со­ветская сторона брала обязательства

снабжать Германию сель­скохозяйственным сырьем и золотом. Добыча этого

металла с начала 30-х годов достигла небывалых размеров, прежде всего на

Колыме и в районах Крайнего Севера, где в качестве рабо­чей силы

использовались заключенные — в основном раскула­ченные крестьяне.

К концу лета 1931 г. хлебозаготовки начали давать сбои:

снизились поступления зерновых. Власти решили направить в деревню 50 тыс.

новых уполномоченных в качестве подкрепле­ния местному аппарату. Из-за

неурожая в восточных районах страны особенно суровому обложению подвергли

Украину. Ты­сячи колхозов остались полностью без кормов и почти без се­мян.

Несмотря на очень посредственный урожай (69 млн. т), во время хлебозаготовок

было изъято рекордное количество зерна (22,8 млн. т), из них 5 млн. т пошли

на экспорт в обмен на тех­нику. Насильственное изъятие одной трети (а в

некоторых кол­хозах до 80%) урожая могло лишь окончательно расстроить

производственный цикл. Уместно напомнить, что при нэпе крестьяне продавали

всего от 15 до 20% урожая, оставляя 12— 15% на семена, 25—30% — на корм

скоту, а остальные 30—35% — для собственного потребления. Правительство,

воодушевлен­ное успехами хлебозаготовок, наметило на 1932 г. план в 29,5 млн.

т. А на Украине между тем появлялись первые признаки «критической

продовольственной ситуации». Этот эвфемизм, употребленный украинским ЦК, на

самом деле означал голод.

Назревал и становился неизбежным конфликт между иду­щими на всяческие уловки во

имя сохранения части урожая крестьянами, с одной стороны, и властями,

обязанными любой ценой выполнить план по хлебозаготовкам, — с другой. Заготовки

1932 г. протекали очень медленно. С началом новой жат­вы крестьяне, часто в

сговоре со своими руководителями, стре­мились пустить в употребление или

припрятать все, что только можно. Власти тотчас же вознегодовали по поводу

«разбазари­вания народного богатства». 7 августа 1932 г. был издан закон,

позволявший приговаривать к высылке сроком до 10 лет за ущерб наносимый

колхозу. Осенью 1932 г. правительство со­бралось нанести решительный удар по

колхозникам, которые, по словам Сталина, целыми отрядами выступали против

Совет­ского государства. В соответствии с законом от 7 августа и статьей 58

Уголовного кодекса (которая позволяла осудить вся­кого, кто совершил какое-либо

действие, подрывающее совет­скую власть) десятки тысяч колхозников были

арестованы за самовольное срезание небольшого количества колосьев ржи или

пшеницы. О размахе репрессий может свидетельствовать секретный циркуляр,

датированный 8 мая 1933 г. В нем указы­валось на необходимость навести порядок

в произведении аре­стов, совершаемых кем попало, разгрузить места заключения и

в течение двух месяцев снизить общее число заключенных с 800 до 400 тыс.

человек. Репрессиям подвергались не только рядовые колхозники, но и

председатели колхозов. Только за W1 г. 36% из них были смещены с

должностей, и почти всем было предъявлено обвинение в антигосударственной

деятельно­сти, направленной на саботаж хлебозаготовок. Чистка косну­лась и

партийцев — примерно треть из них пострадала. Продот-ряды, осуществлявшие

заготовки, совершали настоящие кара­ульные экспедиции, прежде всего в зерновых

районах. В своих Действиях они не останавливались даже перед изъятием всего

колхозного зерна, в том числе выделенного на семена и оплату работу.

Результатом этих действий был страшный голод, от которо­го погибло, главным

образом на Украине, от 4 до 5 млн. чело­век. В отличие от 1921 г., когда голод

был официально признан и власти обратились за международной помощью, на этот

раз существование «критической продовольственной ситуации» в 'украинской

деревне полностью отрицалось правительством. Сведения о массовом голоде

скрывались даже внутри страны. В наиболее пострадавших районах воинские

подразделения сле­дили за тем, чтобы крестьяне не покидали свои деревни. В

ито­ге массового ухода из деревень, как в 1921—1922 гг., не про­изошло.

8. Следствия. 1933-1936 год.

После этой катастрофы правительство признало необходи­мость пересмотра

методов проведения заготовок. Были пред­приняты шаги по централизации и

объединению разрозненных органов в единый Комитет по заготовкам (Комзаг),

подчиняв­шийся непосредственно Совету Народных Комиссаров. Этими действиями

руководство признало первостепенную значимость ежегодной хлебозаготовительной

кампании, являвшейся, по словам Кирова, концентрированным выражением всей

полити­ки в деревне, пробным камнем нашей силы и слабости, силы и слабости

наших врагов. Были произведены также преобразова­ния в структуре органов

управления. Создавались политотделы, состоящие из проверенных людей, имеющих

все основания «гордиться» своим богатым опытом работы, чаще всего в орга­нах

госбезопасности или в армии. Политотделы руководили де­ятельностью машинно-

тракторных станций, являвшихся основ­ными органами контроля за

сельскохозяйственным производст­вом, а также «присматривали» за местными

партийными инстанциями, считавшимися чересчур либеральными по отно­шению к

крестьянам.

Наконец, по Постановлению от 19 января 1933 г. заготовки становились

составной частью обязательного налога, взимаемо­го государством и не

подлежащего пересмотру местными вла­стями. Эта мера в принципе должна была

защитить колхозы от бесконтрольных многократных обложений, произвольно

назна­чаемых местными властями. Но на самом деле, не снижая раз­мера

отчислений в пользу государства, постановление лишь утяжелило участь

крестьян. В придачу к налогу колхозники обязывались оплачивать натурой

услуги, предоставляемые им через МТС. Этот весьма значительный сбор давал в

1930-е годы минимум 50% хлебозаготовок. Сверх того государство полное стью

брало на себя контроль за размерами посевных площадей и урожая в колхозах,

несмотря на то что они, как предполага­лось по их уставу, являлись

социалистическими кооперативами и подчинялись только общему собранию

колхозников. Размер государственного налога при этом определялся исходя из

жела­емого результата, а не из объективных данных.

Наконец, чтобы закрыть всякую лазейку, через которую продукция могла бы уйти

из-под контроля государства, в марте 1933 г. было издано постановление, по

которому, пока район не выполнит план по хлебозаготовкам, 90% намолоченного

зер­на отдавалось государству, а оставшиеся 10% распределялись среди

колхозников в качестве аванса за работу. Открытие кол­хозных рынков,

легализованных с лета 1932 г. с целью смягче­ния катастрофической ситуации с

продовольствием в городах, также зависело от того, справлялись ли колхозы

района с вы­полнением плана. Для установления полного контроля государ­ства

над деревней оставалось коллективизировать 5 млн. сохра­нившихся еще к началу

1934 г. единоличных хозяйств. На июльском (1934 г.) пленуме ЦК существование

этих 5 млн. «спекулянтов» было признано неприемлемым. Власти объявили об

установлении исключительно высокого денежного обложе­ния крестьян-частников.

Кроме того, размер государственного налога был увеличен для них на 50% и в

таком виде значитель­но превосходил уровень платежеспособности мелких

произво­дителей. Для частников оставалось только три выхода из этой ситуации:

уйти в город, вступить в Колхоз или стать наемным рабочим в совхозе. На

Втором съезде колхозников (по сущест­ву, колхозных активистов), проходившем в

феврале 1935 г., Сталин с гордостью заявил, что 98% всех обрабатываемых

зе­мель в стране уже являются социалистической собственностью.

В том же 1935 г. государство изъяло у села более 45% всей

сельскохозяйственной продукции, т.е. в три раза больше, чем в 1928 г.

Производство зерна при этом снизилось, несмотря на рост посевных площадей, на

15% по сравнению с последними годами нэпа. Продукция животноводства едва

составила 60% уровня 1928 г.

9. Заключение.

За пять лет государству удалось провести «блестящую» опе­рацию по

вымогательству сельхозпродукции, покупая ее по смехотворно низким ценам, едва

покрывавшим 20% себестои­мости. Эта операция сопровождалась небывало широким

при­менением принудительных мер, которые содействовали усиле­нию полицейско-

бюрократического характера режима. Насилие по отношению к крестьянам

позволяло оттачивать те методы репрессий, которые позже были применены к

другим обще­ственным группам. В ответ на принуждение крестьяне работали все

хуже, поскольку земля, по существу, им не принадлежала. Государству пришлось

внимательно следить за всеми процесса­ми крестьянской деятельности, которые

во все времена и во всех странах весьма успешно осуществлялись самими

крестья­нами: пахотой, севом, жатвой, обмолотом и т.д. Лишенные всех прав,

самостоятельности и всякой инициативы, колхозы были обречены на застой. А

колхозники, перестав быть хозяевами превращались в граждан второго сорта.

10. Список литературы.

1. Н.Верт “История советского государства” М.1999

2. “История отечества” учебник для вузов М.1995

3. Большой энциклопедический словарь М.1994


© 2010 Собрание рефератов