Реферат: Борьба за власть в 20-е - 30-е годы в СССР

предприятий, пытаясь настроить их против партийного руководства.

В последние месяцы отдельные оппозиционеры пытались продолжить

пропагандистскую работу в первичных партийных организациях, в партячейках на

предприятиях и учебных институтах Москвы и Ленинграда. Теперь за их

деятельностью неотступно следило ГПУ, а Секретариат и ЦК посылали на места

отряды «инструкторов». Дискуссии часто заходили в тупик. Боясь, что их

обойдут «экстремисты» из «рабочей оппозиции», и опасаясь навлечь на себя гнев

всей партии, шесть самых влиятельных деятелей оппозиции – Троцкий, Зиновьев,

Каменев, Сокольников, Евдокимов и Пятаков - 16 октября 1926 г. опубликовали

настоящее покаяние, где они признавали неправильность своей фракционной

борьбы и давали обязательство впредь подчиняться партийной дисциплине. Через

несколько дней состоялся пленум ЦК (23-26 октября 1926 г.), сурово осудивший

руководителей оппозиции, дискредитированных своим заявлением. Троцкого и

Каменева исключили из состава Политбюро, Исполкому Коминтерна было предложено

отстранить Зиновьева от поста председателя, и в декабре его заменил Бухарин.

На 15 партийной конференции (27 окт. – 3 нояб. 1926 г.) разбитая оппозиция не

имела ни права голоса, ни возможности выдвигать свои предложения. Капитуляция

Крупской (которая решила, что оппозиция зашла слишком далеко в критике

раскола между аппаратом и массами) еще ослабила его позиции. Стенограмма

этого заседания, где без конца прерываемые выступления оппозиционеров

практически не поддаются прочтению, свидетельствует об ухудшении отношений

внутри партии, снижения уровня политической культуры и культуры поведения

делегатов, о растущей нетерпимости. «Тезисы» Сталина о «построении социализма

в одной, отдельно взятой стране» были приняты единогласно. Выпущенные сотнями

тысяч экземпляров, они вооружили «большинство» примитивной аргументацией,

понятной низовому партийному пропагандисту, поскольку в ее основе лежала

национальная честь и вера в силы народа, который первый проложил дорогу к

социализму. Резолюция 15 партконференции не только осудила оппозицию, но и

потребовала от нее публичного признания своих ошибок.

В течение нескольких месяцев поверженная оппозиция не подавала признаков

жизни. Подавление китайских коммунистов в Шанхае в мае 1927г. дало повод 48

оппозиционерам 25 мая подписать декларацию, разоблачающую бездарность и

непролетарский характер правительства, оказывающего доверие Чан Кайши. Крайне

деликатное было дело, ведь Великобритания только что порвала дипломатические

отношения с СССР, и «большинство» под предлогом войны яростно клеймило любую

форму оппозиции, якобы ввиду сложной международной обстановки. Июльский

пленум постановил исключить из состава ЦК Троцкого и Зиновьева. Однако

решение было вновь отложено после того, как оба мятежных лидера в очередной

раз дали согласие публично покаяться и «безоговорочно подчиниться власти ЦК».

Но с наступлением осени 1927г., начиная осознавать реальное положение вещей,

оппозиция, на которую постоянно обрушивались всевозможные обвинения (часто

включающие и аргументы антисемитского толка: «Может быть, происхождение

Троцкого мешает ему поверить в возможности русского народа?»), решила дать

последний бой.

В сентябре она представила программу реформ и, в частности, потребовала,

чтобы следующий ЦК, выбранный на 15 съезде, был тесно связан с массами и не

подчинялся аппарату. Так как ЦК запретил распространять эту программу среди

делегатов съезда, оппозиция попыталась напечатать ее нелегально. Единственный

результат этой попытки был печален. ГПУ использовало ее как предлог, чтобы

уничтожить всю организацию.

Пленум ЦК, состоявшийся 21 – 23 октября, вывел из своего состава Троцкого и

Зиновьева. Через две недели Троцкий открыто нанес контрудар: 7 ноября, в 10-ю

годовщину Октябрьской революции, во время праздничной демонстрации его

сподвижники (Зиновьев и Радек в Ленинграде, Раковский в Харькове,

Преображенский и сам Троцкий в Москве) развернули лозунги со своими

призывами. Это была последняя капля. 14 ноября Троцкого и Зиновьева исключили

из партии, а Каменева и Раковского – из ЦК. Еще 93 видных деятеля оппозиции

были исключены из партии на 15 съезде.

Около 20-ти человек, включая Каменева и Зиновьева, покаялись в надежде

восстановиться в партии после испытательного срока, большинство же

сторонников Троцкого и он сам отказались от такого публичного унижения. 19

января 1928г. «Правда» сообщила об «отъезде» из Москвы Троцкого и еще

тридцати оппозиционеров. На самом же деле за два дня до этого они были

сосланы в Алма-Ату.

Десять лет спустя, анализируя причины разгрома оппозиции, Троцкий объяснил

его «победой сталинской бюрократии над массами». Но такое объяснение не

подкреплено никаким фактическим материалом и, следовательно, не выдерживает

проверки им. «Массы» были на стороне оппозиции в 1926-1927 гг. не больше, чем

в начале 20-х годов, до «победы сталинской бюрократии». На самом же деле в

структуре партии, где меньшинство было обязано подчиняться большинству, смена

направления была не более чем волей случая. Она зависела от изменений в

составе партии; условий, в которых велись дискуссии, и, безусловно, от того,

кому принадлежали рычаги управления и структуры власти внутри партии. Как

видно из вышеизложенного материала, в 20-е годы все эти факторы были против

оппозиции. Именно они, а не «победа» и просчеты деятелей оппозиции (также

описанные выше), сыграли в судьбе оппозиционеров решающую роль.

Перерождение партии

Через десять лет после Октябрьской революции в партии насчитывалось более

одного миллиона членов и кандидатов. Число же вступивших в партию до октября

1917г. постоянно сокращалось. Одновременно с этим шел процесс «плебеизации» и

«окрестьянивания» партии. При этом следует учесть, что понятия «плебеизация»

и «пролетаризация» отнюдь не равносильны.

Несмотря на многочисленные массовые кампании, направленные на привлечение

рабочих в партию, только треть коммунистов составляли рабочие. Более 60%

партийных занимались чаще всего пусть не квалифицированным, но и отнюдь не

физическим трудом в гипертрофированном государственном бюрократическом

аппарате. Так же, как и вначале 20-х годов, вступление в партию оставалось

едва ли не единственным способом подняться по социальной лестнице. Многие и

многие горели желанием воспользоваться им. Как следствие, постепенно стал

падать общий политический уровень – подавляющее большинство членов партии в

отличие от «старых» большевиков никогда не читало не то, что классиков

марксизма, а едва было знакомо с «Азбукой коммунизма» Бухарина и

Преображенского или «Основами ленинизма» Сталина. Это, разумеется, играло на

руку властям, значительно облегчая обработку первичных организаций райкомами

и обкомами.

В 20-е годы усилился контроль вышестоящих организаций над низовыми: во время

обсуждения важных вопросов на собрании, как правило, присутствовал

председатель райкома, наделенный функциями фискала, которому было поручено

следить за малейшими отклонениями от «генеральной линии». В «особо серьезных»

случаях на места присылали инструкторов из Орграспреда, подчиняющихся

непосредственно Секретариату. Орграспред, созданный в 1924 году в результате

слияния Оргбюро и Учраспреда, превратился к тому времени в главный отдел

Секретариата, на который возлагались обязанности по назначению партийных

кадров и управлению партийными органами.

В 1926 году вышло новое постановление, установившее порядок назначения на тот

или иной партийный пост. Кандидаты на 5500 самых важных партийных должностей

(общее количество партийных постов составляло 25 тысяч) назначались

непосредственно Орграспредом и ЦК. Остальные рекомендовались райкомами и

обкомами, имевшими собственную номенклатуру. Теоретически все ответственные

посты считались выборными, но в действительности эти выборы всегда

«готовились» инстанцией, которой был подответствен этот пост. Партийные

власти попытались составить досье на всех коммунистов. Это досье (не

полностью и с большим трудом) было собрано только к концу 30-х годов. В 20-х

годах стала набирать силу Центральная контрольная комиссия, во главе которой

стояли соратники Сталина: до 1926 г. ее возглавлял Куйбышев, потом

Орджоникидзе. По Уставу 1924 г. функции ЦКК и местных контрольных комиссий

заключались в последовательной борьбе против всех группировок и фракционных

движений внутри партии, систематическом наблюдении за нездоровыми явлениями в

области идеологии, чистке идеологически вредных или морально развращенных

элементов. Каждый год контрольная комиссия вызывала 4-6% коммунистов по самым

разным поводам, в основном за пьянство (25-30%), политическую пассивность

(25%) – чаще за «активную оппозицию» (5-6%) за различные проявления

карьеризма, злоупотребления властью, бюрократизм (18-20%), неприкрытое

воровство (10%), веру в Бога (5-6%), принадлежность к социально чуждому

классу (2-4%). При нэпе контрольные комиссии ограничивались «легкими

чистками» (предупреждениями, порицаниями, редко исключениями: в 1924-1927

годах ежегодно исключался 1% всех коммунистов), стараясь сохранить более или

менее достойный образ партии и наказывая только за самые вопиющие нарушения.

Однако с 1927 года наметились изменения, которые затем привели к чисткам всей

партии и государственного аппарата 1929-1932 г. На этот раз под лозунгом

«идеологической монолитности» становилось более суровым отношение к

политической оппозиции (тысячи троцкистов были исключены из партии после

окончания работы 15 съезда) Связи между ГПУ и контрольными комиссиями,

следящими за малейшими отклонениями в какую-либо сторону, стали более

тесными.

Кризис и возрожденная оппозиция

15 съезд подвел итоги многолетней борьбы с троцкизмом и заявил о его

ликвидации. Споры об определении экономической политики были краткими. В

резолюциях съезда наметилась пока еще плохо сформулированная тенденция к

изменению политического курса «влево». Это означало «усиление роли

социалистических элементов в деревне» (делегаты имели в виду развитие

совхозов-гигантов, например совхоз им. Шевченко в Одесской области, об опыте

которого писали тогда все газеты); ограничение деятельности кулаков и

нэпманов путем значительного повышения налогов; поощрительные меры в

отношении беднейшего крестьянства; преимущественное развитие тяжелой

промышленности. Выступления партийных деятелей свидетельствовали о глубоких

расхождениях: Сталин и Молотов были особенно враждебно настроены против

кулаков-«капиталистов», а Рыков и Бухарин предупреждали делегатов съезда об

опасности слишком активной «перекачки» средств из сельского хозяйства в

промышленность. И тем не менее все они лишь формулировали общие задачи. Съезд

не принял никакой конкретной программы. Казалось, что будущее НЭПа еще

впереди.

Между тем, как только закончился съезд, власти столкнулись с серьезным

кризисом хлебозаготовок. В ноябре поставки сельскохозяйственных продуктов

государству сильно сократились, а в декабре положение стало просто

катастрофическим. Партия была захвачена врасплох. Еще в октябре Сталин

публично заявил о «великолепных отношениях» с крестьянством. В январе 1928 г.

пришлось взглянуть правде в глаза: несмотря на хороший урожай, крестьяне

поставили только 300 млн. пудов зерна (вместо 430 млн., как в предыдущем

году).

Экспортировать было нечего. Страна оказалась без валюты, необходимой для

индустриализации. Более того, продовольственное снабжение городов было

поставлено под угрозу. Снижение закупочных цен, дороговизна и дефицит

промтоваров, снижение налогов для беднейших крестьян (что избавило их от

необходимости продавать излишки), неразбериха на пунктах сдачи зерна, слухи о

начале войны, распространяемые в деревне, - все это вскоре позволило Сталину

заявить о том, что в стране происходит «крестьянский бунт».

Для выхода из создавшегося положения Сталин и его соратники в Политбюро

решили прибегнуть к срочным мерам, напоминающим продразверстку времен

гражданской войны. Сам Сталин отправился в Сибирь. Другие руководители

(Андреев, Шверник, Микоян, Постышев, Косиор) разъехались по основным зерновым

регионам (Поволжье, Урал, Северный Кавказ). Партия направила в деревню

«оперуполномоченных» и «рабочие отряды» (было мобилизовано 30 тыс.

коммунистов). Им было поручено провести чистку в ненадежных и непокорных

сельсоветах и партячейках, создать на месте «тройки», которым надлежало найти

спрятанные излишки, заручившись помощью бедняков (получавших 25% зерна,

изъятого у более зажиточных крестьян) и используя 107 статью Уголовного

кодекса, по которой любое действие, «способствующее поднятию цен», каралось

лишением свободы сроком до трех лет. Начали закрываться рынки, что ударило

не по одним зажиточным крестьянам, так как большая часть зерна на продажу

находилась, естественно, не только у «кулаков», но и у середняков. Изъятие

излишков и репрессии усугубили кризис. Конечно, власти собрали зерна лишь не

намного меньше, чем в 1927 г. Но на следующий год крестьяне уменьшили

посевные площади.

Хлебозаготовительный кризис зимы 1927 – 28 г. сыграл решающую роль в

последующем: Сталин сделал ряд выводов (изложенных во многих его выступлениях

в мае-июне 1928 г.) о необходимости сместить акцепт с кооперации, ранее

горячо защищавшейся Лениным, на создание «опор социализма» в деревне –

колхозов-гигантов и машинно-тракторных станций (МТС). Благодаря значительным

возможностям этих «опор» по производству сельскохозяйственной продукции для

продажи на рынке предполагалось, что они дадут государству 250 млн. пудов

зерна (одну треть действительных потребностей), что позволит обеспечить

снабжение ключевых отраслей промышленности и армии, а также выйти на

внутренний и внешний рынок, тем самым вынудив крестьян продавать излишки

государству. Начиная с 1927 г. стала складываться система «контрактации»

(контракт, предусматривающий, что в обмен на продукцию, которую крестьяне

поставляют государству, они получают от него необходимую технику),

позволяющая государству улучшить контроль за имеющимися продовольственными

излишками. Летом 1928 г. Сталин уже не верил в НЭП, но еще не пришел

окончательно к идее всеобщей коллективизации. По плану дальнейшего развития

народного хозяйства (составленному на небольшой срок: три-четыре года)

частный сектор должен был существовать и в дальнейшем. В то же время набирала

силу политическая борьба с «правой оппозицией».

На апрельском пленуме ЦК 1928 г. было высказано недовольство снова

начинавшейся политикой продразверстки, напоминавшей о временах гражданской

войны. На одном из заседаний стало известно также о промышленном саботаже в

тресте «Донуголь» (Шахтинский район Донбасса), где для работы привлекались

буржуазные специалисты и поддерживались связи с западными финансовыми

кругами. Через несколько недель начался публичный процесс против 53 человек

(последний раз подобный суд состоялся над эсерами в 1922 г.). Этот

показательный процесс, которому надлежало сплотить коммунистов в борьбе

против оппозиционеров, уклонистов и других врагов, укрепил миф о «наемных

саботажниках» ( вслед за ним появились мифы о «кулацкой угрозе» и «опасности

справа»). Несмотря на крайне напряженную обстановку, в апреле 1928 г.

большинство членов ЦК еще не было готово следовать за Сталиным. В резолюциях,

принятых на Пленуме, осуждались перегибы по отношению к зажиточным

крестьянам. Был отвергнут законопроект о новом сельскохозяйственном Уставе,

где пожизненное землепользование разрешалось только членам колхозов. Споры

между сторонниками и противниками нэпа велись одновременно в ЦК, Политбюро

(где Сталин, поддерживаемый Куйбышевым, Молотовым, Рудзутаком и Ворошиловым,

располагал незначительным большинством; Калинин колебался, а Рыков, Томский и

Бухарин составляли «правую оппозицию») и в учреждениях, занимающихся

планированием. Экономисты Госплана разработали план умеренного промышленного

роста, где темпы накопления капитала соотносились с темпами роста

сельскохозяйственного производства в рамках нэпа. Со своей стороны экономисты

из ВСНХ во главе с Куйбышевым предложили план более быстрого роста (135% за

пять лет), основанный главным образом на вере в энтузиазм советских людей и

на положениях экономиста Струмилина, разработавшего теорию, согласно которой

«задачей большевиков было перестроить экономику, а не изучать ее. Нет такой

крепости, которую большевики не смогли бы взять штурмом. Вопрос темпов

промышленного роста решался с помощью человеческой воли».

На пленуме ЦК, состоявшемся с 4 по 12 июля 1928 г., произошло столкновение

различных точек зрения. В речи Сталина, опубликованной только несколько лет

спустя, подчеркивалось, что политика нэпа зашла в тупик, что ожесточение

классовой борьбы объясняется все более отчаянным сопротивлением

капиталистических элементов, что крестьянству придется потратиться на нужды

индустриализации. Последнее из этих положений Сталин позаимствовал у

Преображенского, не приняв, однако, ни оговорок, ни сомнений последнего.

Впрочем, в своих резолюциях пленум не пошел за Сталиным. Бухарин, по его

собственному выражению «пришедший в ужас» от выводов генсека, которые, как он

считал, доведут страну до террора, гражданской войны и голода, и уверенный,

что Сталин будет маневрировать с целью добиться преимущества на следующем

пленуме, решил перенести полемику в массы. Ранее никто, даже делегаты 6

конгресса Коминтерна (Москва, 17 июля – 1 сентября), не были информированы о

разногласиях в руководстве партии.

30 сентября Бухарин публикует в «Правде» «Заметки экономиста», в которых

излагает экономическую программу оппозиции. Согласно автору статьи, кризис в

стране был вызван ущербностью планирования, ошибками в политике

ценообразования, дефицитом промышленных товаров, неэффективностью помощи

сельскохозяйственной кооперации.

Курс еще можно было изменить, но только за счет определенных уступок

крестьянству (открытие рынков, повышение закупочных цен на хлеб, а при

необходимости и покупка хлеба за границей). Таким образом, Бухарин выступил

за возврат к экономическим и финансовым мерам воздействия на рынок в условиях

нэпа. Создавать колхозы следовало только в том случае, когда они оказывались

более жизнеспособными, чем индивидуальные хозяйства. Индустриализация

необходима, но только если она будет «научно спланирована», проводить ее надо

с учетом инвестиционных возможностей страны и в тех пределах, в которых она

позволит крестьянам свободно запасаться продуктами.

Несмотря на высокий научный уровень, статья Бухарина вызвала мало откликов.

Сталин же тем временем выковал миф об опасном уклоне в партии, конечная цель

которого – реставрация капитализма в СССР, о таинственной «оппозиции справа».

Таинственной, потому что имен названо не было. Весьма тонкий ход – кто бы

поверил, что Бухарин или Рыков стоят во главе «опасного уклона»? Миф, однако,

возымел действие. В ноябре 1928 г. пленум ЦК единогласно осудил «правый

уклон», от которого отмежевались Бухарин, Рыков и Томский.

И на этот раз они руководствовались желанием сохранить единство партии.

Пригрозив отставкой, добившись незначительных уступок, они все же во имя

сохранения единства партии (!) проголосовали за противоречившие их принципам

сталинские резолюции о необходимости догнать и перегнать капиталистические

страны благодаря ускорению индустриализации и развитию обширного

социалистического сектора в сельском хозяйстве.

Такое поведение лидеров оппозиции только способствовало их поражению. Они

сами заперли себя в мышеловку, приняв участие в единодушном голосовании в

Политбюро и ЦК, осудивших анонимный «правый уклон» и одобривших новую линию

партии, они не могли высказывать свои мысли без риска быть обвиненными в

двоедушии и фракционности. В течение нескольких недель, последовавших за

пленумом, «правая оппозиция» потеряла два бастиона: московскую

парторганизацию, первый секретарь которой, сторонник Бухарина Угланов, был

снят со своего поста, и профсоюзы. 8 съезд профсоюзов, нарушив обещание

ввести семичасовой рабочий день, одобрил сталинские тезисы об ускоренной

индустриализации. Влияние председателя профсоюзов Томского было значительно

ослаблено вводом в президиум пяти сталинцев (в том числе Кагановича) и

установлением более жесткого контроля Политбюро над руководством профсоюзов.

Желая предупредить возможное соглашение между оппозиционными группировками,

Сталин наконец решился выдворить сосланного в Алма-Ату Троцкого за пределы

СССР.

Впрочем, «левая оппозиция», ослабленная разрозненностью ее активистов и

растерявшаяся в связи с принятием новой линии партии – на первый взгляд

близкой «левой идее», - опасности больше не представляла. Когда Троцкий

решился (21 октября 1928 г.) призвать коммунистов всех стран на борьбу с

планами Сталина, Политбюро, воспользовавшись этим, обвинило его в создании

нелегальной «антисоветской партии». 21 января 1929 г. Троцкий был выслан в

Турцию. В тот же день, в пятую годовщину смерти Ленина, Бухарин повторил свою

концепцию, опубликовав статью в «Правде», посвященную «Политическому

завещанию Ленина». Он показал разницу между ленинским планом кооперации –

«мирным, постепенным и добровольным» в результате подлинной «культурной

революции» – и сталинским проектом коллективизации, основанном на

принуждении. Вывод Бухарина: третьей революции быть не должно.

Предназначенная, как и «Заметки экономиста», для осведомленного читателя, эта

статья не вызвала особой реакции Сталина. А вот появившиеся на следующий день

сообщения, что 11 июля 1928 г. имели место контакты Бухарина и Сокольникова с

Каменевым, значительно подорвали престиж лидеров оппозиции. Теперь они должны

были объясняться перед ЦКК и выслушивать обвинения в «двурушничестве» и

«фракционности».

Апрельский пленум ЦК партии 1929 г. завершил разгром наконец–то публично

разоблаченной оппозиции. В ходе его заседания, отвергнувшего последнее

предложение «правых» (двухлетний план, задуманный с целью улучшить положение

дел в сельском хозяйстве), Сталин в неопубликованной тогда речи заклеймил

прошлые и настоящие ошибки Бухарина: от его оппозиции Ленину в 1915 г. до

«поддержки кулака».

На 15 партконференции (апрель 1929 г.) оппозиция уже не выступала против

пятилетнего плана в варианте, предложенном ВСНХ, который в числе прочего

предусматривал коллективизацию 20% крестьянских хозяйств в течение пяти лет и

ускоренную индустриализацию. Вскоре Бухарин был снят с поста главного

редактора «Правды», а затем (3 июля) отстранен от руководства Коминтерном. Во

главе профсоюзов стал Шверник. Рыков подал в отставку с поста Председателя

Совнаркома. ЦКК предприняла всеобщую проверку и чистку рядов партии, которая

за несколько месяцев привела к исключению 170 тысяч большевиков (11%

партсостава), причем треть из них – с формулировкой «за политическую

оппозицию линии партии». В течение лета 1929 г. против Бухарина и его

сторонников развернулась редкая по своей силе кампания в печати. На

ноябрьском пленуме ЦК полностью дискредитированная оппозиция подвергла себя

публичной самокритике. Бухарин был исключен из Политбюро.

5. И снова кризис – кто виноват?

В то время как в высших эшелонах власти один за другим разворачивались

эпизоды борьбы сторонников и противников нэпа, страна все глубже и глубже

погружалась в экономический кризис, усугубляемый непоследовательными мерами,

в которых отражалось «брожение» в руководстве и отсутствие четко определенной

политической линии.

Показатели сельского хозяйства в 1928 – 1929 гг. были катастрофическими.

Несмотря на целый ряд репрессивных мер по отношению не только к зажиточным

крестьянам, но и в основном к середнякам (штрафы и тюремное заключение в

случае отказа продавать продукцию государству по закупочным ценам в три раза

меньшим, чем рыночные), зимой страна получила хлеба меньше, чем год назад.

Обстановка в деревне стала крайне напряженной: печать отметила около тысячи

случаев «применения насилия» по отношению к «официальным лицам». Поголовье

скота уменьшилось. В феврале 1929 г. в городах снова появились

продовольственные карточки, отмененные после окончания гражданской войны.

Дефицит продуктов питания стал всеобщим, когда власти закрыли большинство

частных лавок и кустарных мастерских, квалифицированных как

«капиталистические предприятия». Повышение стоимости сельскохозяйственных

продуктов привело к общему повышению цен, что отразилось на покупательной

способности населения, занятого в производстве. В глазах большинства

руководителей, и в первую очередь Сталина, сельское хозяйство несло

ответственность за экономические трудности еще и потому, что в промышленности

показатели роста были вполне удовлетворительными. Однако внимательное

изучение статистических данных показывает, что все качественные

характеристики: производительность труда, себестоимость, качество продукции –

шли по нисходящей. Этот настораживающий феномен свидетельствовал о том, что

процесс индустриализации сопровождался невероятной растратой человеческих и

материальных ресурсов. Это привело к падению уровня жизни, непредвиденной

нехватке рабочей силы и разбалансированного бюджета в сторону расходов.

Видимое отставание сельского хозяйства от промышленности позволило Сталину

объявить аграрный сектор главным и единственным виновником кризиса. Эту идею

он, в частности, развил на пленуме ЦК в апреле 1929 г. Сельское хозяйство

необходимо было полностью реорганизовать, чтобы оно достигло темпов роста

индустриального сектора. По мысли Сталина, преобразования должны были быть

более радикальными, чем те, что предусматривал пятилетний план, утвержденный

16 партконференцией, а затем и Съездом Советов (апрель – май 1929 года).

При всей смелости – вариант ВСНХ предполагал увеличить капиталовложения в

четыре раза по сравнению с 1924 –1928 гг., добиться за пять лет роста

промышленного производства на 135%, а национального дохода на 82%, что и

привело к его окончательной победе над более скромным вариантом Госплана, -

пятилетний план все же оставался на сохранении преобладающего частного

сектора, сосуществующего с весьма ограниченным, но высокопроизводительным

сектором государственным и коллективным. Его авторы рассчитывали на развитие

спонтанного кооперативного движения и на систему договоров между

кооперативами и крестьянскими товариществами. Наконец, план предполагал, что

к 1933 – 1934 гг. примерно 20% крестьянских хозяйств объединяются в

товарищества по совместной обработке земли, в которых обобществление коснется

исключительно обрабатываемых земель, обслуживаемых «тракторными колоннами»,

без отмены частной собственности и без коллективного владения землей скотом.

Постепенная и ограниченная коллективизация должна была строиться

исключительно на добровольном принципе, с учетом реальных возможностей

государства поставлять технику и специалистов.

По мнению Сталина, критическое положение на сельскохозяйственном фронте,

приведшее к провалу последней хлебозаготовительной кампании, было вызвано

действиями кулаков и других враждебных сил, стремящихся к «подрыву советского

строя» Выбор был прост: «или деревенские капиталисты, или колхозы» Речь

теперь шла не о выполнении плана, а о беге наперегонки со временем.

Только что принятый план подвергся многочисленным корректировкам в сторону

повышения, особенно в области коллективизации. В начале предполагалось

обобществить к концу пятилетки 5 млн. крестьянских хозяйств. В июне

Колхозцентр объявил о необходимости коллективизации 8 млн. хозяйств только за

один 1930 г. и половины крестьянского населения к 1933 г. В августе Микоян

заговорил уже о 10 млн., а в сентябре была поставлена цель обобществить в том

же 1930 г. 13 млн. хозяйств. В декабре эта цифра выросла до 30 млн.

Такое раздувание показателей плана свидетельствовало не только о победе

сталинской линии. Оно питалось иллюзией изменения положения вещей в деревне:

тот факт, что начиная с зимы 1928 г. сотни тысяч бедняков под воздействием

призывов и обещаний объединились в ТОЗы, чтобы при поддержке государства хоть

как-то повысить свое благосостояние, в глазах большинства руководителей

свидетельствовал об «обострении классовых противоречий» в деревне и о

«неумолимой поступи коллективизации». 200 «колхозов – гигантов» и

«агропромышленных комплексов», каждый площадью 5 - 10 тыс.га, становились

теперь «бастионами социализма». В июне 1929 г. печать сообщила о начале

нового этапа – «массовой коллективизации». Все парторганизации были брошены

властями на выполнение двойной задачи: заготовительной кампании и

коллективизации. Все сельские коммунисты под угрозой дисциплинарных мер

должны были показать пример и вступить в колхозы.

Центральный орган управления коллективными хозяйствами – Колхозцентр –

получил дополнительные полномочия. Органы сельхозкооперации, владельцы

немногочисленной техники, обязывались предоставлять машины только колхозам.

Мобилизация охватила профсоюзы и комсомол: десятки тысяч рабочих и студентов

были отправлены в деревню в сопровождении партийных «активистов» и

сотрудников ГПУ. В этих условиях насильственная заготовительная кампания

приняла характер реквизиции, еще ярче выраженный, чем во время двух

предыдущих.

Осенью 1929 г. рыночные механизмы были окончательно сломаны. Несмотря на

средний урожай, государство получило более 1 млн. пудов зерна, то есть на

60% больше, чем в предыдущие годы. По окончании кампании сконцентрированные в

деревне огромные силы (около 150 тыс. человек) должны были приступить к

коллективизации. За лето доля крестьянских хозяйств, объединившихся в ТОЗы (в

подавляющем большинстве это были бедняки), составила в отдельных районах

Северного Кавказа, Среднего и Нижнего Поволжья от 12 до 18% общего числа. С

июня по октябрь коллективизация затронула, таким образом, более 1 млн.

крестьянских хозяйств.

Вдохновленные этими результатами, центральные власти всячески побуждали

местные парторганизации соревноваться в рвении и устанавливать рекорды

коллективизации. По решению наиболее ретивых партийных организаций несколько

десятков районов страны объявили себя «районами сплошной коллективизации».

Это означало, что они принимали на себя обязательство в кратчайшие сроки

обобществить 50% (и более) крестьянских хозяйств. Давление на крестьян

усиливалось, а в центр шли потоки триумфальных и нарочито оптимистических

отчетов. 31 октября «Правда» призвала к сплошной коллективизации. Неделю

спустя в связи с 12-й годовщиной Октябрьской революции Сталин опубликовал

свою статью «Великий перелом», основанную на в корне ошибочном мнении, что

«середняк повернулся лицом к колхозам». Не без оговорок ноябрьский (1929 г.)

пленум ЦК партии принял сталинский постулат о коренном изменении отношения

крестьянства к коллективным хозяйствам и одобрил нереальный план роста

промышленности и ускоренной коллективизации. Это был конец нэпа.

Решения пленума, в которых прозвучало заявление о том, что «дело построения

социализма в стране пролетарской диктатуры может быть проведено в исторически

минимальные сроки», не встретили никакой критики со стороны «правых»,

признавших свою безоговорочную капитуляцию.

После завершения пленума специальная комиссия, возглавляемая новым наркомом

земледелия А.Яковлевым, разработала график коллективизации, утвержденный 5

января 1930 г. после неоднократно пересмотров и сокращений плановых сроков.

На сокращении сроков настаивало Политбюро. В соответствии с этим графиком

Северный Кавказ, Нижнее и Среднее Поволжье подлежали «сплошной

коллективизации» уже к осени 1930 г. (самое позднее к весне 1931 г.), а

другие зерновые районы должны были быть полностью коллективизированы на год

позже. Преобладающей формой коллективного ведения хозяйства признавалась

артель, как более передовая по сравнению с товариществом по обработке земли.

Земля, скот, сельхозтехника в артели обобществлялись.

Другая комиссия во главе с Молотовым занималась решением участи кулаков. 27

декабря Сталин провозгласил переход от политики ограничения эксплуататорских

тенденций кулаков к ликвидации кулачества как класса. Комиссия Молотова

разделила кулаков на три категории: в первую (63 тыс. хозяйств) вошли

кулаки, которые занимались «контрреволюционной деятельностью», во вторую (150

тыс. хозяйств) – кулаки, которые не оказывали активного сопротивления

советской власти, но являлись в то же время «в высшей степени эксплуататорами

и тем самым содействовали контрреволюции». Кулаки этих двух категорий

подлежали аресту и выселению в отдаленные районы страны (Сибирь, Казахстан),

а их имущество подлежало конфискации. Кулаки третьей категории, признанные

«лояльными по отношению к советской власти», осуждались на переселение в

пределах областей из мест, где должна была проводиться коллективизация, на

необработанные земли.

Раскулачивание должно было продемонстрировать самым неподатливым

непреклонность властей и бесполезность всякого сопротивления. Проводилась она

специальными комиссиями под надзором «троек», состоявших из первого секретаря

партийного комитета, председателя исполнительного комитета и руководителя

местного отдела ГПУ. Составлением списков кулаков первой категории занимался

исключительно местный отдел ГПУ, списки же кулаков второй и третьей категории

составлялись на местах с учетом «рекомендаций» деревенских активистов и

организаций деревенской бедноты, что открывало широкую дорогу к

злоупотреблению и сведению старых счетов.

Прежние критерии, над разработкой которых трудились в предыдущие годы

партийные идеологи и экономисты, уже не годились. В течение предыдущего года

произошло значительное обеднение кулаков из-за постоянно растущих налогов.

Отсутствие внешних проявлений богатства побуждало комиссии обращаться к

хранящимся в сельсоветах налоговым спискам, как правило устаревшим и

неточным, к информации ОГПУ и к верному испытанному средству – доносам.

В итоге раскулачиванию подверглись десятки тысяч середняков. В некоторых

районах от 80 до 90% крестьян были осуждены как «подкулачники». Их основная

вина состояла в том, что они уклонялись от коллективизации. Наиболее

активным сопротивление было на Украине, Северном Кавказе и на Дону (туда даже

были введены войска).

Одновременно с «ликвидацией кулачества как класса» невиданными темпами

разворачивалась и сама коллективизация. Каждую декаду в газетах публиковались

данные о коллективизированных хозяйствах в процентах:

· 7,3% на 1 октября 1929 г.

· 13,2% на 1 декабря 1929 г.

· 20,1% на 1 января 1930 г.

· 34,7% на 1 февраля 1930 г.

· 50% на 20 февраля 1930 г.

· 58,6% на 1 марта 1930 г.

Эти проценты, раздуваемые местными властями из желания продемонстрировать

вышестоящим инстанциям выполнение плана, как правило, ничего не означали на

деле. Большинство колхозов существовали только на бумаге. Результатом всех

этих процентных побед стала длительная дезорганизация сельского хозяйства.

Угроза коллективизации побуждала крестьян забивать скот (только поголовье

крупного рогатого скота уменьшилось на четверть в период между 1928 и 1930

годами). Нехватка семян для весеннего сева, вызванная конфискацией зерна,

предвещала не менее катастрофические последствия.

6. «Головокружение от успехов»

2 марта 1930 г. в «Правде» появилась статья Сталина «Головокружение от

успехов». В ней «вождь» осудил многочисленные случаи нарушения принципа

добровольности при организации колхозов, «чиновничье декретирование

колхозного движения». Он критиковал «излишнюю ретивость» (курсив автора) в

деле раскулачивания, жертвами которого стали многие середняки. В статье,

однако, совершенно отсутствовал даже намек на самокритику, а вся

ответственность сваливалась на местное руководство. Разумеется, ни в коей

мере не вставал вопрос о пересмотре самого принципа коллективизации.

Эффект от статьи, вслед за которой 14 марта появилось постановление ЦК «О

борьбе против искривления партийной линии в колхозном движении», сказался

немедленно. Пока местные партийные кадры пребывали в полном смятении, начался

массовый выход крестьян из колхозов. К 1 июля коллективизированными

оставались не более чем 5,5 млн. крестьянских хозяйств – 21% от общего их

числа, то есть почти в три раза меньше, чем на 1 марта.

Возобновленная с новой силой к осени 1930 г. кампания хлебозаготовок

способствовала росту напряженности, временно спавшей весной. Исключительно

благоприятные погодные условия 1930 г. позволили собрать великолепный урожай

в 83,5 млн. тонн зерна, или на 20% больше, чем в прошлом году.

Хлебозаготовки, осуществляемые проверенными методами, принесли государству 22

млн. тонн зерна, что в два раза превышало полученное в последние годы нэпа.

Эти результаты, достигнутые ценой огромных поборов с колхозов (достигавшие до

50 – 70% от урожая), только побудили власти к продолжению политики

коллективизации. Реакция крестьян на этот грабеж среди бела дня была

ожесточенной: во время хлебозаготовок 1930 – 1931 годов отделы ГПУ

зарегистрировали десятки тысяч случаев поджога колхозных построек. Несмотря

на это, к июлю 1931 г. процент коллективизированных хозяйств вернулся к

уровню марта 1930 г.

Но уже к концу лета 1931 г. хлебозаготовки начали давать сбои. Власти решили

направить в деревню 50 тысяч новых уполномоченных в качестве подкрепления

местному аппарату. Тысячи колхозов остались полностью без кормов и почти без

семян. Несмотря на очень посредственный урожай (69 млн. тонн), во время

хлебозаготовок было изъято рекордное количество зерна (22,8 млн. тонн). На

Украине появились первые признаки «критической продовольственной ситуации».

Этот эвфемизм, употребленный украинским ЦК, на самом деле означал голод.

Назревал и становился неизбежным конфликт между идущими на всяческие уловки

во имя сохранения хотя бы части урожая крестьянами, и властями, обязанными

любой ценой выполнить план по хлебозаготовкам. 7 августа 1932 г. был издан

закон, позволявший приговаривать к высылке сроком до 10 лет «за ущерб,

наносимый колхозу».

В соответствии с этим законом и статьей 58 Уголовного кодекса (позволявшей

осудить всякого, кто совершил какое-нибудь действие, подрывающее советскую

власть) десятки тысяч колхозников были арестованы за (!) самовольное срезание

небольшого количества ржи или пшеницы. Репрессиям подвергались не только

рядовые колхозники, но и председатели колхозов. Чистка коснулась и партийцев

– примерно треть из них пострадала. Продотряды, осуществлявшие заготовки,

совершали настоящие карательные экспедиции, чаще всего в зерновых районах. В

своих действиях они не останавливались даже перед изъятием всего колхозного

зерна, в том числе, выделенного на семена и в качестве оплаты за работу.

Результатом этих действий был страшный голод, от которого погибло, главным

образом на Украине, от 4 до 5 млн. человек. В отличие от 1921 г., когда

голод был признан официально и власти обратились за международной помощью, на

этот раз существование «критической продовольственной ситуации» полностью

отрицалось. Сведения о массовом голоде скрывались даже внутри страны. В

наиболее пострадавших районах воинские подразделения следили за тем, чтобы

крестьяне не покидали свои деревни, что и предотвратило массовые уходы из

деревень, как в 1921 – 1922 гг.

После этой катастрофы правительство, наконец, признало необходимость

пересмотра метода проведения продовольственных заготовок. Для начала были

предприняты меры по централизации и объединению разрозненных органов

управления в единый Комитет по заготовкам, подчинявшийся непосредственно СНК.

Были произведены также преобразования в структуре самих органов управления.

Создавались политотделы, состоявшие исключительно из проверенных людей,

имеющих все основания «гордиться» своим богатейшим опытом работы, чаще всего

в органах безопасности или в армии. Эти политотделы руководили основными

органами контроля за сельскохозяйственным производством, а также

«присматривали» за местными партийными инстанциями, считавшимися чересчур

либеральными по отношению к крестьянам. Согласно Постановлению от 19 января

1933 г. заготовки становились составной частью обязательного налога,

взимаемого государством и не подлежащего пересмотру местными властями.

И, наконец, чтобы закрыть всякую лазейку, через которую продукция могла бы

уйти из-под контроля государства, в марте 1933 г. было издано постановление,

по которому, пока район не выполнит план по хлебозаготовкам, 90%

намолоченного зерна отдавалось государству, а оставшиеся 10% распределялись

среди колхозников в качестве аванса за работу.

На 2 съезде колхозников, проходившем в феврале 1935 года, Сталин с гордостью

заявил, что 98% всех обрабатываемых земель в стране уже являются

социалистической собственностью. За 5 лет государству удалось провести

«блестящую» операцию по вымогательству сельхозпродукции, путем покупки ее по

смехотворно низким ценам едва покрывавшим 20% ее себестоимости. Как обычно,

эта операция сопровождалась небывало широким применением принудительных мер,

Страницы: 1, 2, 3