Реферат: Монголо-татарское иго на Руси. Проблема роли монголов в российской истории
резьбы по камню. Последний шедевр этого рода - каменные рельефы на
Георгиевском соборе Юрьева-Польского в Суздальской земле, которые были
закончены незадолго до нападения монголов. Вообще, строительные ремесла в
Восточной Руси претерпели значительный регресс. Каменных зданий в первое
столетие монгольского владычества было возведено меньше, чем за предыдущий
век, а качество работ заметно ухудшилось.
Монгольское нашествие и политика монголов в отношении ремесленников также
сильно подорвали русское промышленное производство в целом. Даже Новгород был
сначала затронут, но он быстро восстановился; там промышленная депрессия
продолжалась примерно полвека. На большей же части Восточной Руси она
продолжалась целое столетие. Только в середине 14 века, когда контроль
монголов над Русью значительно ослабел, стало заметно возрождение некоторых
отраслей производства, особенно металлургии. В течение 15 века большинство
городских ремесел прогрессировало. Не только Тверь и Москва, но и меньшие по
размеру города, такие, как Звенигород, превратились в оживленные
ремесленные центры.
Исчезновение городских ремесел в первый век монгольского господства проделало
на время серьезную брешь в удовлетворении потребительского спроса. Сельские
жители вынуждены были зависеть от того, что они могли произвести
самостоятельно, и это усиливало натурализацию хозяйства и патриархальность
русской деревни. Князья, бояре и монастыри не имели альтернативы развитию
ремесел в собственных имениях и старались привлекать квалифицированных
мастеров в свои поместья для работы на них. Хотя княжеские поместья не
имели подобных льгот, подобных монастырским, князь, если он был в хороших
отношениях с ханом, часто мог договориться, даже в первые трудные десятилетия
монгольского завоевания, что, по крайней мере, некоторых из ремесленников в
его владениях не будут призывать на ханскую службу. В конце концов, князья и
бояре сумели освободить некоторых из захваченных мастеров; а нескольким
другим удалось бежать от монголов и вернуться на Русь. Таким образом, совсем
немного кузнецов, гончаров, плотников, сапожников и портных жили в княжеских
и церковных поместьях. Когда великокняжеское феодальное владение превращалось
в большой город, эти ремесленники и многие другие продолжали работать для
великокняжеского дворца, а не на рынок.
Сельское хозяйство было меньше затронуто монгольским игом, чем промышленные
ремесла. В тех частях Южной Руси, которые находились под непосредственным
контролем монголов, те сами поощряли возделывание зерновых, таких, как просо
и пшеница, для нужд своей армии и администрации. В других частях Руси именно
сельское население выплачивало основную часть дани, собираемой монголами или
для монголов, поэтому они не были заинтересованы в снижении продуктивности
сельского хозяйства. Та же ситуация была и в отношении охотничьего промысла
и рыболовства. Выплавка железа и добыча соли также не уменьшилась, особенно
потому, что большая часть поверхностных залежей железной руды (а в
монгольских период на Руси разрабатывались только такие) и солеварен
находились на новгородской территории; в северной части Великого княжества
Владимирского они также располагались за пределами непосредственной
досягаемости монголов. Устойчивый рост сельского хозяйства на Восточной Руси
в монгольский период привел к превращению его в главную отрасль экономики.
Развитие сельского хозяйства в центральной и северной частях страны являлось
одним из следствий миграции населения в первый период монгольского господства
в районы, казавшиеся наиболее безопасными от набегов, такие, как окрестности
Москвы и Твери. Также быстро заселялись северо-восточные части Великого
княжества Владимирского, преимущественно районы Костромы и Галича, а с ростом
населения все больше и больше лесов расчищалось под пашни.
Как известно, контроль над торговыми путями всегда был важным аспектом
монгольской политики, а международная торговля являлась одной из основ
Монгольской империи, так же как и Золотой Орды. Золотоордынские ханы, и
особенно Менгу-Тимур, много делали для развития торговли и с Новгородом, и с
итальянскими колониями в Крыму и на Азове. Отсюда можно было бы ожидать, что
монгольское господство будет благоприятствовать развитию русской торговли. В
целом так и было, но не весь период. В первые сто лет монгольского
владычества объем русской внутренней торговли сильно уменьшился из-за
разрушения городских ремесел, а вследствие этого – неспособности городов
удовлетворять потребности сельских жителей. Что же касается внешней
торговли, то во время правления Берке ее монополизировала могущественная
корпорация мусульманских купцов центрально-азиатского происхождения. Только
при Менгу-Тимуре русские купцы получили шанс – и они знали как его
использовать. Ядро обширной русской колонии в Сарае уже при Узбеке,
несомненно составляли купцы. Из рассказа о казни великого князя михаила
Тверского в лагере Узбека на Северном Кавказе известно, что там в это время
жило какое-то количество русских купцов. По рассказу, они хотели положить
тело Михаила в ближайшей церкви, но монголы не позволили им этого сделать.
Из описания похода Тохтамыша 1832 года поступают сведения о том, что к тому
моменту русские контролировали судоходство на Волге. Русские летописи того
периода демонстрируют хорошее знание географии Золотой Орды и по разным
поводам упоминают не только Сарай, но и другие торговые центры, такие, как
Ургенч и Астрахань. Информацию о них, несомненно, поставляли купцы.
Русские также были хорошо знакомы с генуэзскими колониями в Азовском регионе
и в Крыму. Действительно, именно с городом Сурож русские купцы того периода
вели самые выгодные дела. Эта группа, впервые упомянутая в Волынской
летописи, стала известна как сурожане («торговцы с Сурожем»). В четырнадцатом
веке сурожане играли важную роль в московской торговле и составляли
фактически большую часть московских гостей.
Благодаря свободной торговой политике Менгу-Тимура и его преемников русская
торговля с Западом за монгольский период также расширилась. Новгород
поддерживал оживленную и выгодную торговлю с ганзейским союзом; Москва и
Тверь торговали с Новгородом и Псковом, а также с Литвой и Польшей, а через
них с Богемией и Германией.
2)на правительство и администрацию
Юридически говоря, в монгольский период Русь не имела независимого
правительства. Великий хан Монголии и Китая считался сюзереном всех русских
земель и временами действительно вмешивался в русские дела. В практических
вопросах, однако, золотоордынский хан являлся высшим правителем Руси – ее
«царем». Фактически же, как видно из истории русско-монгольских отношений,
внутренняя политическая жизнь Руси никогда не прекращалась, а только была
ограничена и деформирована монгольским правлением. С распадом Монгольской
империи и ослаблением самой золотой Орды собственные политические силы страны
вышли из-под монгольской надстройки и начали приобретать все больше и больше
возможностей. Традиционные взаимоотношения этих сил, однако, были совершенно
разрушены монгольским нашествием, а относительное значение и сама природа
трех элементов власти (монархического, аристократического и демократического,
которые уравновешивали друг друга), характерных для периода русской
федерации княжеств домонгольского периода, претерпели коренные изменения.
Здесь, как и в сфере национальной экономики, уменьшение роли городов являлось
фактом первостепенной важности.
С политической точки зрения, разрушение в монгольский период большинства
крупных городов Восточной Руси нанесло сокрушительный удар городским
демократическим институтам, в киевский период процветавшим по всей Руси (и
продолжавшим процветать в монгольский период в Новгороде и Пскове). Более
того, только от населения городов, избежавших разрушения или восстановленных,
исходила решительная оппозиция монгольскому правлению в течение его первого
столетия. В то время как князьям и боярам удалось приспособиться к
требованиям завоевателей и установить с ними определенное согласие, горожане,
особенно ремесленники, жившие под постоянной угрозой призыва, вскипали
негодованием при каждом очередном ограничении, вводимом новыми правителями.
Поэтому монголы, со своей стороны, были полны решимости подавить
сопротивление городов и ликвидировать вече как политический институт. Для
этого, они склоняли к сотрудничеству русских князей, которые и сами опасались
революционных тенденций вече. Совместными усилиями монголы и князья
предотвратили общее распространение городских волнений во второй половине
тринадцатого века и подавляли отдельные изолированные восстания. Власть вече,
таким образом, резко сократилась, а к середине четырнадцатого века оно
прекратило нормальную деятельность в большинстве городов Восточной Руси и не
может рассматриваться как элемент управления.
В киевский период основными областями княжеского управления являлась
судебная, военная и финансовая. Князь был верховным судьей и
главнокомандующим армии, а его представители собирали налоги и судебные
пошлины. После монгольского нашествия высшее управление всеми
административными функциями принял на себя царь, монгольский хан. Власть
русских князей строго ограничивалась узкой сферой дел, оставленных в их
компетенции.
В судебной практике все русские князья находились теперь под властью хана и
монгольского Верховного суда, и, как известно, некоторых из них казнили по
приказу хана за реальные и мнимые государственные преступления. Хан также
рассматривал большую часть главных судебных дел между русскими князьями.
Русские, призванные в монгольскую армию, подчинялись монгольскому военному
праву.
Твердо установив свои судебные прерогативы на высшем уровне, хан не вмешивался
в тяжбы между русскими боярами и простолюдинами, позволяя князю каждой данной
местности продолжать выполнять свои судебные функции. Вследствие подобной
политики, из всех областей княжеской администрации судебная практика оказалась
наименее затронутой монгольским правлением. И все-таки, после знакомства с
монгольским уголовным правом и монгольскими судами, некоторые модели
монгольского судопроизводства были приняты. Смертная казнь (неизвестная
«Русской правде») и телесные наказания (ранее применявшиеся только к холопам)
вошли в право Московии именно под монгольским влиянием. Согласно статьям
Двинской грамоты 1397 года, выпущенной великим князем Василием I, каждый вор
подлежал клеймению; за третью кражу следовало наказание смертной казнью через
повешение; через отсечение головы происходили казни изменников. В «Судебнике»
Ивана III 1497 года смертная казнь назначалась за следующие категории
преступлений: призыв к мятежу, кражу церковного имущества, убийство, подмет
(подбрасывание вещей в дом человека с целью в дальнейшем обвинить его в краже),
поджог. Закоренелый убийца и разбойник, известный обществу в этом качестве (
ведомый лихой человек) тоже мог быть казнен при подозрении в любом серьезном
преступлении.
Также именно в период монгольского ига и, возможно, под влиянием монгольских
судебных принципов, в уголовную процедуру Московской Руси входят пытки.
Судебник Ивана III предписывает пытать подозреваемого без снисхождения и
беспристрастно; главная цель пыток состояла, видимо, в получении как
признания, так и информации о соучастниках преступления. Ответственному лицу
поручалось, однако, не позволять жертве делать порочащие заявления против
невинных людей. Впрочем, нельзя не заметить, что пытки в этот период широко
применялись инквизицией на Западе, и их использование было привычным методом
обеспечения «торжества правосудия».
С выступлением против Мамая, а в особенности после падения Тохтамыша, в
русско-монгольских отношениях началась новая фаза: фаза значительной
автономии. Основы монгольской административной системы, однако, остались
неизменными, поскольку великие князья нашли их удобными и действенными.
Таким образом, именно на основе монгольских моделей развивалась
великокняжеская система налогообложения и военной организации с конца
четырнадцатого по шестнадцатый век.
Что касается системы налогообложения, то дань оставалась главным источником
дохода, а соха – основной единицей при обложении налогами. Монгольская
тамга определенно приняла форму таможенных пошлин на импортируемые товары,
кроме того, существовали внутренние таможенные барьеры, или мыт. Платы и сборы
разного рода – большей частью, вероятно, установленные монголами – тоже
собирались на каждой стадии транспортировки товара; существовали налоги на
продажу скота и лошадей, такие, как привязное, или сбор за привязывание
скота, роговое, или налог на рога, пятно за клеймение лошадей.
Все собранные деньги хранились в великокняжеской казне и управлялись
казначеем (тот факт, что сам термин заимствован из тюркского, ясно указывает
на то, что и институт был создан по монгольскому образцу).
Другим важным источником великокняжеского дохода были судебные пошлины. В
судопроизводстве только наиболее важные дела рассматривались лично великим
князем. Большинство преступлений и дел находились в ведении его наместников
в каждом значительном городе и волостелей в каждом сельском районе,
которым в свою очередь способствовали тиуны (судьи) и доводчики (докладчики).
Поскольку великокняжеская казна не располагала достаточными средствами, чтобы
выплачивать жалование всем вышеперечисленным чиновникам, великому князю
ничего не оставалось, как позволить им «кормиться» с района, в который они были
назначены. Корни кормления уходят в киевский период, однако всеобщий
характер оно приобрело только в период монгольского ига – за десятилетия
непосредственного монгольского контроля народ был приучен к повиновению власти
и исполнению долга перед государством.
Организация русской армии в монгольский период также претерпела значительные
изменения. Не может быть никаких сомнений, что русские – которые сначала
встретились с монголами в качестве врагов, а потом на долгое время стали их
вассалами – получили прекрасное представление о монгольской военной системе и
не могли не поразиться ее эффективности. Некоторые русские князья со своими
войсками вынуждены были участвовать в различных кампаниях, предпринятых
монгольскими ханами. Достаточно будет сослаться на роль ростовских князей
в экспедиции Менгу-Тимура против аланских горцев в 1277-78 годах и участие
московских и суздальских князей в походе Тохтамыша против Тимура столетие
спустя. Кроме того, многие тысячи русских призывались в монгольскую армию
регулярно, если не ежегодно. Вряд ли кто-либо из тех, кого забрали в Китай и
поселили там, когда-либо получил шанс вернуться на Русь, но некоторые из тех,
кого золотоордынские ханы использовали в Южной Руси, как, например, в походе
Тохтамыша против Ногая в 1298 -99 годах, возможно, вернулись домой по
окончании кампании и рассказали русским властям о том, что им пришлось узнать
и увидеть.
Таким образом, русские неизбежно должны были ввести в своей армии некоторые
монгольские порядки. Например, обычное деление вооруженных сил Московской
Руси в конце пятнадцатого и в шестнадцатом веках на пять больших
подразделений определенно следовало монгольской структуре. Эти подразделения
по-русски назывались полками. Они были следующими: большой полк (центральное
подразделение); полк правой руки; полк левой руки; передовой полк (авангард)
и сторожевой полк(арьергард). Словосочетания «правая рука» и «левая рука»
соотносятся с монгольскими; как и у монголов, подразделение правой руки в
русской армии считалось более важным, чем левой.
Русские хорошо познакомились с монгольской тактикой окружения врагов с обоих
флангов (битва при Воже является прекрасным примером этого). Больше того,
они ввели в своей армии некоторые монгольские доспехи и вооружения. Еще в
1246 году войска Даниила Галицкого были экипированы в монгольском стиле. В
войне против Рязани в 1361 году москвичи вполне успешно использовали лассо.
Экипировка московской армии шестнадцатого века тоже испытывает определенное
монгольское влияние.
Русская армия домонгольского периода состояла из двух основных частей:
княжеской дружины и городского ополчения под командованием тысяцкого.
Сельское население не подлежало мобилизации. При монголах ситуация
изменилась. Прежде всего для нужд своих собственных вооруженных сил ими была
установлена строгая система всеобщей воинской повинности, которая
распространялась и на все сельское население. Во-вторых, разрушением или
сокращением населения русских городов и ограничением власти вече они
пошатнули основы системы городского ополчения; тысяцкий как военачальник
остался не у дел, и впоследствии эта должность была упразднена.
Одновременно, хотя и не вследствие прямого монгольского давления,
окончательно изменилась природа княжеской дружины. Постепенное отделение
старших дружинников, сформировавших класс боярства, делало основной опорой
княжеской власти младшую дружину, или княжеский двор. В военных походах бояре
со своими отрядами сопровождали князя, но главным источником княжеской силы
в военном ее смысле теперь стал именно двор. По существу, двор напоминал
ordu Чингизидов. То, что русские того периода осознавали параллель между
этими образованиями, можно видеть из записи Никоновской летописи под 1426
годом. В этом году, отвечая на просьбу великого князя Витовта помочь в его
походе против Пскова, хан Улуг-Махмед послал ему свою орду; летописец
переводит термин как «ханский двор».
Хотя княжеский двор был а определенном смысле продолжением гриди киевского
периода, он во многих отношениях отличался от своего прототипа. Дворяне не
являлись соратниками князя, они были его подданными. И, в отличие от бояр,
были привязаны к службе: кто-то на время, кто-то на всю жизнь.
После ослабления Золотой Орды московские великие князья получили возможность
использовать при необходимости введенную монголами систему всеобщей воинской
повинности. Именно на основе монгольской системы князь Дмитрий Иванович
сумел мобилизовать армию, с которой победил на Куликовом поле. Его сын
Василий I еще раз использовал общий призыв при подготовке к нашествию
Тамерлана. В шестнадцатом веке призыв проводили несколько раз. К тому времени
он стал известен как посоха, поскольку требуемая квота рекрутов
устанавливалась посошно.
3) на социальную сферу
Перемены, которые произошли в Восточной Руси за монгольский период в
положении социальных классов, были не столь радикальны, как изменения в
правительстве и администрации, однако они были не менее важными. Можно
сказать, что в течение монгольского периода основы старого социального
порядка – свободного общества – постепенно и настойчиво разрушались, не
задевая поначалу внешней стороны. К моменту, когда Иван III провозгласил
освобождение страны от монгольского владычества и покорил Новгород, основа
новой структуры была готова, и новый порядок, порядок прикрепленного к
службе общества, стал ясно просматриваться. Это особенно справедливо
относительно высшего класса русского общества, бояр; как ни парадоксально это
может показаться, но процесс их подчинения монарху завершился быстрее, чем
строгая регламентация жизни и закрепощение низших слоев.
Московское боярство состояло из разнообразных и разнородных элементов.
Некоторые бояре 14 и 15 вв. принадлежали к древним боярским родам Великого
княжества Владимирского, значительное количество боярских семей были
западнорусского происхождения, другие семьи наши источники относят к
польскому и литовскому происхождению (хотя их точное этническое происхождение
не всегда ясно). И, наконец, некоторые их лучших московских боярских
фамилий были монгольского или тюркского происхождения. К ним можно отнести
Вельяминовых-Зерновых, ветвями рода которых были Сабуровы и Годуновы.
Арсеньевы и Бахметевы поселились на Руси в конце четырнадцатого и в
середине пятнадцатого веков. В последующих столетиях в Москву перемещались
менее значительные татарские фамилии, внося свою лепту в формирование в
Московской Руси класса служилых князей.
В то время как основной обязанностью знати и дворянства, а также основой их
прикрепления к государству стала военная служба, горожане и крестьяне несли
тягло. Их главными обязанностями было платить налоги и отбывать трудовые
повинности, когда это требовалось государству. Консолидация тягловых
социальных классов (которые количественно составляли основную часть нации)
завершилась в течение 17 века. Продолжительный процесс начался, однако, в
монгольский период. Основным фактором на начальной стадии процесса являлась
система всеобщего налогообложения и воинской обязанности, введенная на Руси
монголами.
В период, предшествовавший монголо-татарскому игу, жители крупных городов не
платили налогов, они формировали собственное ополчение, в котором служили как
свободные горожане, а не призванные солдаты. Призыв и налогообложение,
введенные монголами, вместе с ограничением вече коренным образом изменили
статус городского класса в Восточной Руси, и после освобождения от монголов
были использованы великим князем в интересах собственного правительства.
Как известно, церковь и ее владения были освобождены правительством Золотой
Орды от налогов и других повинностей. Поэтому крестьяне на монастырских
землях несли только монастырские повинности, но не государственное тягло.
Напротив, крестьяне на других землях и платили дань, и несли воинскую
повинность. Как ни парадоксально это звучит, привилегии церкви резко
сократились после распада Золотой орды и укрепления власти великого князя
московского. Церковь теперь должна была обращаться к великому князю за
подтверждением своих льгот. Несколько великокняжеских грамот предоставили
церкви административную неприкосновенность, но обложили крестьян церковных
владений налогами. В результате к 1500 году статус монастырских крестьян
приблизился к статусу крестьян других категорий.
4) на духовную и культурную жизнь
В средневековой Руси православная христианская церковь играла главную роль в
духовной жизни нации. Таким образом, особенно после победы в Золотой Орде
ислама, оставалось немного возможностей для прямого монгольского влияния на
Русь в религиозной сфере. Косвенно, однако, монгольское завоевание влияло
на развитие русской церкви и духовную культуру самыми разными путями. Первый
удар монгольского нашествия был для церкви таким же болезненным, как и для
других сторон русской жизни и культуры. Многие выдающиеся священники, включая
самого митрополита, погибли в разрушенных городах; многие соборы, монастыри
и церкви были сожжены или разграблены; множество прихожан убито или уведено в
рабство. Киев, митрополия русской церкви, был так опустошен, что многие годы
не мог служить центром церковной администрации. Из епархий больше всех
пострадал Переславль, и епархию там закрыли.
Только после того, как Менгу-Тимур выдал русским церковным властям охранную
грамоту, церковь еще раз оказалась на твердой почве и могла постепенно
реорганизоваться; по прошествии времени в некоторых отношениях она стала
даже сильнее, чем до монгольского нашествия. И правда, руководимая греческими
митрополитами, посвященными в сан Византии, защищенная ханской грамотой,
церковь на Руси тогда меньше зависела от княжеской власти, чем в какой либо
иной период русской истории. Это время было также периодом, когда русская
церковь имела возможность создать мощную материальную базу для своей
деятельности. Уровень процветания, достигнутый церковью к концу первого
века монгольского владычества, поначалу чрезвычайно помог в ее духовной
деятельности.
Среди задач, стоявших перед церковью в монгольский период, первой была задача
оказания моральной поддержки ожесточенным и озлобленным людям – от князей до
простолюдинов. Связанной с первой была и более общая миссия – завершить
христианизацию русского народа. В киевский период христианство утвердилось
среди высших классов и горожан. Большая часть монастырей, основанных в то
время, находилась в городах. В сельских районах христианский слой был
довольно тонким, и пережитки язычества еще не были побеждены. Только в
период монгольского ига сельское население Восточной Руси было более
основательно христианизировано. Это было достигнуто как энергичными усилиями
духовенства, так и ростом религиозного чувства среди духовной элиты самого
народа. Большая часть митрополитов того периода проводила много времени,
путешествуя по всей Руси в попытках исправить пороки церковной администрации
и направить деятельность епископов и священников. Было организовано несколько
новых епархий, четыре в Восточной Руси, две в Западной. Количество церквей и
монастырей постоянно увеличивалось и в городах, и в сельских районах.
Согласно Ключевскому, в первое столетие монгольского периода основали
тридцать монастырей и примерно в пять раз больше - во второе. Характерной
чертой нового монастырского движения являлась инициатива молодых людей с
горячим религиозным чувством, которые, приняв монашеский сан, удалялись в
пустыни для тяжелой работы, молитв и размышлений. Несчастья монгольского
нашествия и княжеских усобиц, а также суровые условия жизни в целом
способствовали распространению подобных умонастроений. Вдохновителем
монашеского движения стал преподобный Сергий Радонежский, оказавший огромное
влияние на духовное развитие и своих современников, и последующих поколений.
Примером своей жизни, высотой своего духа Сергий поднял упавший дух родного
народа, пробудил в нем доверие к себе, к своим силам, вдохнул веру в будущее,
в возможность победы над монгольскими захватчиками. Кроме того, новые
монастыри становились опорными пунктами крестьянской колонизации верхней
Волги и северных районов Руси.
Церковный дух нашел яркое выражение в литературе, прежде всего в поучениях
епископов и житиях святых, а также в биографиях некоторых русских князей.
Основная идея большинства этих произведений заключалась в том, что
монгольское иго- это кара Божья за грехи русского народа и что только
истинная вера может вывести русских из этого тяжелого положения. В
страданиях русских обвиняли преимущественно князей, которые истощали силы
народа своими постоянными междоусобицами. Но простые люди также обвинялись
за приверженность к пережиткам язычества и призывались покаяться и стать
христианином по духу, а не только по названию.
В целом, в русском фольклоре и литературном творчестве монгольской эпохи
можно заметить двойственное отношение к татарам. С одной стороны, - чувство
неприятия и противостояния угнетателям, с другой, - подспудная
притягательность поэзии степной жизни. Благодаря тенденции, связанной с
неприязнью, былины домонгольского времени перерабатывались в соответствии с
новой ситуацией, и название новых врагов – татар – заменило имя старых
(половцев). Одновременно создавались новые былины, исторические легенды и
песни, в которых речь шла о монгольском этапе борьбы Руси против степных
народов. Разрушение Киева Батыем и набеги Ногая на Русь служили темами для
современного русского фольклора. Притеснение татарами Твери и восстание
тверичей 1327 года не только было вписано в летописи, но и со всей
очевидностью составило основу новой исторической песни. Битва на Куликовом
поле, конечно же, стала сюжетом для множества патриотических сказаний,
фрагменты которых использовались летописцами, а позднее записывались
полностью. Слагатели былин домонгольского периода чувствовали особую
притягательную силу и поэзию степной жизни и военных походов. Та же поэтика
чувствуется и в произведениях более позднего периода. Даже в патриотических
сказаниях о поле Куликовом доблесть татарского витязя. вызов которого принял
монах Пересвет, изображена с несомненным восхищением. В домонгольских русских
былинах есть близкие параллели с ранними иранскими и тюркскими героическими
песнями. В монгольскую эпоху на русский фольклор также оказывали влияние
«татарские» (монгольские и тюркские) поэтические образы и темы. Посредниками
в знакомстве русских с татарской героической поэзией были, возможно, русские
солдаты, которых набирали в монгольские армии. Да и татары, осевшие на Руси,
тоже внесли свои национальные мотивы в русский фольклор.
Обогащение русского языка словами и понятиями, заимствованными из
монгольского и тюркского языков, или из персидского и арабского (через
тюркский), стало еще одним аспектом культурного интеграционного процесса. К
1450 году татарский язык стал модным при дворе великого князя Василия II
Московского, что вызывало сильное негодование со стороны многих его
противников. Василия обвиняли не только в чрезмерной любви к татарам, но и
к их языку. Вполне типичным было то, что многие русские дворяне в XV, XVI
и XVII принимали татарские фамилии. Так, член семьи Вельяминовых стал
известен под именем Аксак («хромой» по-тюркски), а его наследники стали
Аксаковыми. Точно так же, одного из князей Щепиных-Ростовских звали Бахтеяр
(«удачливый» по-персидски). Он стал основателем рода князей Бахтеяровых. Ряд
тюркских слов вошел в русский язык до монгольского вторжения, но настоящий
их приток начался в монгольскую эпоху и продолжался в XVI и XVII вв. Среди
понятий, заимствованных из монгольского и тюркского языков, из сферы
управления и финансов можно упомянуть такие слова, как деньги, казна,
таможня. Еще одна группа заимствований связана с торговлей и купечеством:
базар, балаган, барыш, бакалея и т. п. Много заимствований среди слов,
обозначающих одежду, головные уборы, домашнюю утварь, сельскохозяйственные
культуры, драгоценные камни, слов, связанных с лошадьми, их мастями и
разведением.
Фактор, который переоценить в развитии русской интеллектуальной и духовной
жизни – это роль живших на Руси и обращенных в христианство татар и их
потомков. Выдающийся русский религиозный деятель XV века, Св. Пафнутий
Боровский, ставший основателем монастыря, был внуком баскака. В XVI веке
боярский сын татарского происхождения по имени Булгак был посвящен в духовный
сан, и после этого кто-либо из членов семьи всегда становился священником,
вплоть до отца Сергея Булгакова, широко известного русского богослова XX
века. Были и другие выдающиеся интеллектуальные лидеры татарского
происхождения, такие, как историк Н.М. Карамзин и философ Петр Чаадаев.
Чаадаев, вероятно, был монгольского происхождения, поскольку Чаадай является
транскрипцией монгольского имени Джагатай (Чагатай). Возможно, Петр Чаадаев
был потомком сына Чингисхана – Чагатая.
Весомым можно считать вклад монгольской традиции в русскую дипломатическую
культуру. Монголы, всегда считавшие убийство парламентеров – «убийство
доверившихся» величайшим грехом и жестоко мстившие за него, приучили русских
князей к предельной осторожности в обхождении с иностранными послами. Русский
церемониал во многих отношениях стал отражением монгольского образца.
Таким образом, основные понятия москвичей об обязанностях правительства по
отношению к зарубежным послам и о правах послов по отношению к
правительству той страны, в которой они пребывали, существенно отличались от
западных представлений. Посол становился гостем московского правителя, и
правитель должен был снабжать его и его свиту едой и питьем, обеспечивать
ночлег и свободное передвижение и тщательно охранять его. Западные посланники
часто протестовали по поводу избыточной заботы москвичей о их безопасности,
нередко выливавшейся в назойливый присмотр. Как в монгольском, так и в
московском дипломатическом церемониале большое внимание уделялось взаимным
подаркам. Не только правители обменивались между собой подарками, -
предполагалось, что и послы будут преподносить достойные дары правителям,
которым они наносят визит. Московское правило, следуя образцу монгольского
этикета, запрещало кому-либо из иностранных послов быть при оружии во время
аудиенции у царя, с чем также крайне сложно было мириться посланникам из
стран запада.
Знакомство москвичей с монгольским способом ведения дипломатии очень помогало
им в отношениях с восточными державами, особенно с государствами, ставшими
преемниками Золотой Орды.
Развитие вопроса о монголах в отечественной историографии
Проблема роли монголов в русской истории обсуждалась многими историками в
течение последних столетий, однако согласие достигнуто не было. Из
историков старшего поколения большое значение монгольскому воздействию на
Русь придавали Н. М. Карамзин, Н. И. Костомаров и Ф. И. Леонтович. Карамзин
является автором фразы: «Москва обязана своим величием ханам»; он также
отметил пресечение политических свобод и ожесточение нравов, которые он
считал результатом монгольского гнета. Костомаров подчеркнул роль ханских
ярлыков в укреплении власти московского великого князя внутри своего
государства. Леонтович провел специальное исследование калмыцких сводов
законов, чтобы продемонстрировать влияние монгольского права на русское.
Напротив, С. М. Соловьев отрицал важность монгольского влияния на
внутреннее развитие Руси и в своей «Истории Руси» практически проигнорировал
монгольский элемент, кроме его разрушительных аспектов – набегов и войн. Хотя
и упомянув кратко о зависимости русских князей от ханских ярлыков и сбора
налогов, Соловьев высказал мнение, что «у нас нет причины признавать сколько-
нибудь значительное влияние монголов на русскую внутреннюю администрацию,
поскольку мы не видим никаких ее следов». В. О. Ключевский сделал небольшие
общие замечания о важности политики ханов в объединении Руси, но в других
отношениях мало уделил внимания монголам.
Совершенно новую линию оценки периода, проведенного страной в зависимости от
монголов, начинают разрабатывать в конце 19 – начале 20 вв. евразийцы
. Сформулировав один из основополагающих принципов своей теоретической системы
– принцип равноценности всех культур и народов земного шара – они приходят к
выводу, что в корне негативной оценки этого периода лежит, прежде всего,
предубеждение против монгольской цивилизации в целом. Веками о монголах
формировалось мнение как о диком, отсталом народе, всей своей первобытной мощью
обрушившемся на «культурные оазисы земледельческих народов» и приведшим в
упадок не одну цветущую цивилизацию. Оспаривать такой подход казалось
странным, но евразийцы знали: европейская культура не есть культура
человечества, а живущий в другой системе отсчета народ, не может быть заведомо
«диким» и неразвитым. Кроме того, они воспринимали Россию как
страну-наследницу Монгольской империи, государство, призванное после ее распада
обеспечивать единство Евразии. Факт разграничения русской и монгольской
истории они считали просто невозможным.
Логическим продолжением идей евразийцев можно считать идеи Л. Н. Гумилева.
Историк, которого на данный момент многие азиатские народы почитают как
ведущего русского тюрколога, считал своим долгом развенчание «черной
легенды», сложившейся вокруг монголов в результате из многочисленных
завоеваний. Он, например. Приводит ряд ярких примеров «мифотворчества»
исламских летописцев, явно стремившихся преувеличить жестокость и
продемонстрировать беспринципность монголов. Так, парадоксальны сведения о
взятии монгольскими войсками среднеазиатского города Мерва. Монголы
захватили его в 1219 году и якобы перебили там всех жителей до последнего
человека. Но уже в 1220 г. Мерв восстал, и монголам пришлось взять его
снова. И, наконец, еще через два года Мерв выставил для борьбы с монголами
отряд в 10 тыс. человек.
Во всех поступках монголы были движимы своей, недоступной для понимания
поверхностного наблюдателя логикой и вполне установившимися понятиями этики.
Монголы верили во врожденный характер человеческих достоинств и недостатков.
Так, склонность к предательству считалась столь же неотторжимым атрибутом
наследственности, как цвет глаз или волос, и потому предателей истребляли
беспощадно вместе с их родственниками. Величайшим грехом монголы считали
плохое обхождение с послами – «доверившимися» и потому беззащитными людьми.
Этими факторами, в частности, можно объяснить истребление монголами
русского города Козельска, под стены которого их привела память о Калке.
Ведь тогда, пятнадцатью горами раньше, князь черниговский и козельский
Мстислав был участником убийства монгольских послов. И хотя Мстислав к тому
времени уже умер, монголы, руководствуясь понятием коллективной
ответственности, стремились отомстить «злому» городу за поступок его князя.
Согласно Льву Гумилеву, между миром восточно-православным и миром
западно-католическим существовали глубокие силы отталкивания, и это
отталкивание древнерусского человека от «поганой латыни» было совершенно
определенно сильнее отталкивания его от «поганых басурман» (иностранные
писатели говорят единогласно: в Москве ни к каким иностранцам не относились с
таким отвращением и недоверием, как к католикам). Здесь «срабатывала» такая
таинственная сила, которую Гумилев назвал комплиментарностью, по
определению - подсознательное ощущение взаимной симпатии и общности людей,
определяющее деление на «своих» и «чужих». Комплиментарность и обусловила в
свое время выбор Александра Невского. Согласно льву Николаевичу, с западной
стороны грозила подлинная оккупация, а с другой – только «большой набег».
Комплиментарность русских и монголов поддерживалась и веротерпимостью
последних, и невысоким экономическим гнетом Руси. Русь платила дань, платила
ее долго и исправно, но вряд ли она представляла собой огромные суммы. Князь
Симеон Гордый, например, добровольно жертвовал равную всей дани сумму на
поддержание Константинопольской епархии.
«Симбиоз» - обозначение, данное этому феномену Гумилевым, его новое
теоретическое обрамление идеи, которая была высказана евразийцам. В 1926
году они сформулировали ее так: «прежняя разграничительная линия между
русскою и азиатско-языческими культурами перестала ощущаться потому, что она
просто исчезла: безболезненно и как-то незаметно границы русского государства
почти совпали с границами монгольской империи, и не от кого стало с этой
стороны защищаться».
Заключение
Проблема монгольского влияния на Русь, безусловно, многокомпонентна. Мы
сталкиваемся здесь скорее с комплексом важных проблем, чем только с одним
вопросом. Прежде всего – это непосредственный эффект монгольского
нашествия: настоящее уничтожение городов и населения; затем последствия
сознательной политики монгольских правителей для различных аспектов русской
жизни.
Несмотря на огромное количество резко противоположных мнений о степени
интеграции русского и монгольского обществ, без сомнений можно прийти к
выводу, что превращение Руси в улус Золотой Орды привело к тому, что ее
цивилизационная орбита сдвинулась а восточную сторону. Влияние восточной
цивилизации сказалось на всех сторонах жизни и усилило цивилизационный
раскол Руси, сохраняющей свои европейские черты.
Использованная литература:
q Вернадский Г.В. Монголы и Русь. М., 2001; Начертание русской
истории. М., 2002
q Гумилев Л. Н. От Руси к России. М., 2002; Древняя Русь и
Великая степь. М., 2002
q Лавров С. Б. Лев Гумилев. Судьба и идеи. М., 2001
Страницы: 1, 2
|