Рефераты

Реферат: Павел Первый

Реферат: Павел Первый

План.

Введение.......................................................................2

Экономическое и политическое положение России в годы царствования Екатерины

Второй

.............................................................................

................ 3

Вступление Павла на престол....................................................6

Экономика и политика России при Павле Первом.................... 7

Внешняя политика Павла Первого............................................ 7

Военная реформа..............................................................12

Внутренняя политика...........................................................18

Крестьянские реформы Павла Первого............................... 18

Торговая деятельность при Павле Первом......................... 21

Финансовая политика...........................................................26

Заговор против Павла Первого................................................29

Заключение....................................................................30

Список использованной литературы......................................... 32

Введение.

А. С. Пушкин назвал Павла I «романтическим императо­ром», «врагом коварства и

невежд» и собирался написать историю его царствования. Л. Н. Толстой считал,

что «характер, особенно политический, Павла I был благо­родный, рыцарский

характер». В письме к историку Бартеневу в 1867 году он писал: «Я нашел своего

исто­рического героя. И ежели бы Бог дал жизни, досуга и сил, я бы попробовал

написать его историю». Речь шла о Павле I.

Интерес к нему двух русских гениев был неслучаен. Жизнь Павла Петровича

отличалась такими трагически­ми чертами, «подобных которых не встречается в

жизни ни одного из венценосцев не только русской, но и всемирной истории».

К императору Павлу Первому как у историков-специа­листов, так и у рядовых

читателей, отношение неоднознач­ное. Долгое время его изображали как

сумасброда, привер­женца пустых парадов и муштры, гонителя Суворова. Но это

лишь одна сторона его личности.

Вообще, всякий , кто занимался личностью , царствованием и кончиной

императора Павла Первого ,знает,какой противоречивый материал дают источники

, сколько здесь непроверенного, гадатетельного ,шаткого.

С другой стороны, кратковременное царствование Павла Первого является

переходным , и в нем именно находим основания политической ,военной и

гражданской систем,переживших несчастного государя и продолжавших развиваться

в два последовавших царствования .Поэтому , изучение и полное освещение

царствования Павла Первого дает ключ к пониманию первой половины девятнадцатого

столетия.

В своей работе я попытаюсь рассмотреть его характер, поступки, чтобы ить -

чтооцен же действительно он из себя представлял.Как человек, как личность и как

политический деятель Павел Первый был незаурядным человеком. «Он обладал

прекрасными манерами и был очень вежлив с женщинами ;он обладал литературной

начитанностью и умом бойким и открытым;склонен был к шутке и веселью ; любил

искусство;французский язык и литературу знал в совершенстве; трудносебе

прдставитьчто либо более изящное, чем краткие милостивые слова,с которыми он

обращался к окружающим в минуты благодушия»(Из записок княгини Ливен).В

записках же других современников образ Павла рисуется совершенно иным.Все они

единогласно свидетельствуют о несдержанности, раздражительности ,припадках

гнева ,нетерпеливой требовательности, вспыльчивости, чрезмерной поспешности в

принятии решений; указывают на странности страстные и подчас жестокие порывы

,подозрительность. «С внезапностью принимая самые крайние решения ,он был

подозрителен ,резок и страшен до чудачества»,-писала княгиня Ливен . «В минуты

вспыльчивости Павел мог казаться жестоким или даже быть таковым , но в

спокойном состоя- нии он был неспособен действовать безчувственно или

неблагородно»,-писал Август Коцебу.также можно найти утверждение,что он был

сумасшедший и душевнобольной,усилившаяся болезнь превратила его всвирепого и

сумасбродного тирана,деспота,истязателя.В своей работе я попытаюсь рассмотреть

его государственную деятельность,характер , поступки, чтобы оценить- что же

действительно он из себя представлял .

Экономическое и политическое положение

России в годы царствования Екатерины

Второй .

В этой части работы рассмотрим общее экономическое положение России в конце

18 века и политику правительства Екатерины II в сфере экономики.

Обратимся к некоторым статистическим данным. К началу 1796 года в стране

насчитывалось 40 млн. человек. Плотность населения была далеко неравномерной.

Большая часть россиян проживала в западных и Юго-западных губерниях, 1/3 - в

Нечерноземном центре, на всю Сибирь едва набирался миллион жителей.

Из 40 млн. около 400 тыс. составляли дворяне. Приблизительно можно указать

и уровень "дворянского" благосостояния: на одного помещика приходилось в

среднем 100-150 крепостных, что составляло 400-500 рублей годового оброка.

Столько же получали чиновники 8 класса и штаб-офицеры.

К концу царствования Екатерины II в стране насчитывалось 610 городов.

Число городских жителей составляло всего 6% от общего населения страны. В

одной деревне в среднем проживало 100-200 человек. Из каждой сотни 62

крестьянина были крепостными. На всю империю приходилось примерно 100 тыс.

деревень и сел. Если говорить о благосостоянии крестьян, то 80% из них были

середняками. "Кто имел сто рублей считался богатеем беспримерным". 17 коп.

тратил на покупки среднестатистический житель империи (через полвека будет в

20 раз больше). Это только один из немногих показателей, отражающих слабую

товарность страны.

В области внутренней политике в последние 10 лет правления Екатерины II ее

правительство не проявляло никакой особой деятельности. Так, в частности,

губернская реформа 1775 года, которая затянулась на 20 лет, продолжала

занимать внимание правительства и требовала ряда отдельных мероприятий

по преобразованию учреждений во вновь образовавшихся губерниях. Были

приняты некоторые меры технического порядка, однако ничего творческого они в

себе не заключали. Подобная участь ждала и многие другие Екатерининские

преобразования. Большинству из них не хватало стройного завершения. Не

было все благополучно и в экономической жизни России. По словам исследователя

финансовой политики Екатерины II Н.Д.Чечулина, за треть века страна

экономически развивалась очень медленно, производительные силы были

предоставлены сами себе, никаких новых отраслей хозяйства, никаких

улучшений промышленной техники в это время нельзя было заметить.

Государственные доходы, если иметь в виду только абсолютные цифровые

данные, как будто возросли. Бюджет с 30 млн. руб. поднялся к концу

правления Екатерины до 70 млн. Но этот подъём, в отличии от Ключевского и

многих других историков, Н.Д.Чечулин объясняет не обогащением государства и

повышением благосостояния населения, а простым увеличением количества

налогоплательщиков, благодаря присоединению новых территорий и росту

населения с одной стороны, и повышением налогов, с другой стороны.

Кроме того, отрицательной стороной Екатерининского царствования были

хронические дефициты. Для покрытия их впервые стали прибегать к

систематическим займам, как внутренним, так и внешним. В результате

появился довольно солидный долг около 200 млн. рублей, почти равный трём

годовым бюджетам. Таким образом, на последующие поколения была взвалена

тяжесть, которая требовала, кроме погашения долга, еще уплаты процентов.

Хуже всего было то, что займы постоянно растрачивались, а дефициты

оставались. Расходы превышали доходы, требуя все новых и новых

задолженностей, и повышения налогов. Екатерина оставила своему преемнику

огромный долг и постоянный дефицит гос.бюджета - проблема, с которой не мог

справиться и Павел I.

Несколько лучше обстояли дела в промышленности. Созданная Петром I

фабрично-заводская отрасль поднялась на значительную высоту. Как выгодная

хозяйственная операция, сулящая крупные доходы, она привлекла к себе

внимание дворян, которые и заполнили собой во второй половине 18 века ряды

фабрикантов и заводчиков, вытеснив в значительной мере прежнее купечество.

Количество фабрик сильно возросло, и если в момент вступления на престол

Екатерины II в России насчитывалось 984 фабрики и заводов (не считая

горных), то в 1796 году их было 3161. Правда, некоторая часть этих фабрик

была приобретена благодаря присоединению Польши, где было много своих

предприятий. Этот подъем фабрично-заводской промышленности оживил и

мелкое кустарное производство, т.к. в 18 веке, по словам

Туган-Барановского, "фабрика и кустарная изба мирно уживались друг с другом,

почти не конкурируя между собой, причем фабрика являлась технической школой

для кустаря".

Успехи и той и другой промышленности отчасти объясняются тем, что

правительство Екатерины, как под влиянием физиократов, так и по настоянию

дворянства, ослабило прежнюю систему чрезмерного покровительства и

правительственной опеки по отношению к фабрикам. Правительство пыталось рядом

мер освободить промышленность и внутреннюю торговлю от монополий и стеснений, и

вместе с тем, поощрить мелкую крестьянскую промышленность, которой была

предоставлена полная свобода, согласно манифесту 17 марта 1775 года и

жалованным грамотам 1785 г. Только к концу царствования Екатерины несколько

усилилась прежняя покровительственная система по отношению к фабрикам,

а тариф 1793 года ограждал отечественную промышленность от иностранной

конкуренции.

В отношении торговли вторая половина 18 века несла за собой значительные

колебания. Русское правительство в силу требований внутренней экономической

политики и дипломатических соображений переходило то от запретительной

системы к определенно выраженной свободной торговле, то снова возвращалось к

идеям меркантилизма, восстанавливая покровительство над отечественной

торговлей и повышая тарифы. Характерным показателем того, как

дипломатические отношения влияли на торговлю и тариф, служит манифест 8

апреля 1793 года, в котором запрещался вывоз из России во Францию всех

русских товаров и ввоз в страну любой французской продукции. Правда, при

издании этого манифеста определенную роль играли и соображения

экономические. Правительство надеялось таким путем поддержать пошатнувшийся

баланс, складывающийся не в пользу России, но политические мотивы

сказались, конечно, в большей степени. Екатерина II относилась с раздражением к

Французской революции и приведенными экономическими мерами хотела довести

Францию до банкротства. По словам Н.Д.Чечулина, запрет 1793 года был

"первым в нашей истории 18 века случаем, когда политические соображения

повлияли непосредственно на постановления о заграничной торговле".

Конец царствования Екатерины был временем возвращения к запретительным мерам,

правда, в довольно умеренной форме.

Если говорить в целом о развитии страны в конце 18 столетия. то,

можно отметить, что стремительное развитие производительных сил в начале

века стало медленно затихать. На уровень европейских держав Россия так и

не поднялась, оставаясь целиком аграрной страной со слабо развитыми

внутренними экономическими связями. Безусловно, появилась необходимость

преобразований и, прежде всего, это касалось положения крестьян. Крепостное

право было настоящим бичом российской экономики.

Первая самобытная особенность 18-го века- быстрота перемен ,идущих в немалой

степени сверху , от престола .

«Петровский взрыв»,когда число мануфактур за одно царствование вырастает в 7

раз, когда со своими 10 млн. ежегодных пудов чугуна (155 тыс. тонн)страна

выходит на первое место в мире и гениально созданная, крутым кнутом погоняемая

телега несется пока что быстрее английского паровичка.

Но быстрота не единственный признак 18-го века.

Два полюса –''рабство'' и ''просвещение ''- после ''петровского взрыва''

резко отодвигаются друг от друга на большое социальное расстояние ,и притом

друг другу ''как бы не мешают''. Больше того , и цивилизация, и рабство

усиливаются синхронно: пересекаясь и переплетаясь, одновременно вступают в

российскую историю школы и рекрутчина ,Академия и подушная подать ;календари

,грамматики ,учебники, переводы и право помещика ссылать крестьян в Сибирь ,и

гордость палача за умение тремя ударами кнута лишить жизни.

Свобода и рабство- при том то употребление уничижительного ''раб'' ,''раб

твой'' запрещено Екатериной Второй и уж сочинена ''Ода на истребление в России

названия раба.''(''Красуйся радостью ,Россия, Восторгом радостным пылай.'' и

так далее).

Большинство российских просветителей ,как мы знаем ,не договаривалось до

отмены рабства (некоторые были на практике изрядными крепостниками )-только до

''улучшения нравов '',до смутных упований на успехи просвещения .

Одно время им казалось, что правительство Екатерины , заигрывающее с

французскими просветителями ,хочет того же. И царица ведь действительно хотела

известной европеизации дворянства – в его собственных интересах и

государственных , иначе ведь можно отстать , попасть за борт истории. Царица ,

однако, вела к такой европеизации , которая не касалась бы рабства , даже

сращивалась с ним .

Лучшие люди ,просветители, и потом еще надеялись на власть, несмотря на

испытанное разочарование ;сохраняли до конца известные иллюзии насчет Екатерины

Второй , несмотря на явный поворот ''от Европы'' в последние семь лет ее

царствования .

Среди просветившихся (дворян , разночинцев) сравнительно немало хороших

людей, идейных ,сознательно или подсознательно желающих нового просвещенного

прогресса или просто верящих в него. Постепенно вырабатывается тот гуманный ,

внутренне свободный, интеллигентный слой , которому предстоит играть выдающуюся

роль в истории и культуре следующего столетия , в формировании дворянской

революционности.

Другая значительная группа российского просвещенного слоя иначе относится к

''коренным вопросам''. Тут находим саму Екатерину, Потемкина , Орловых, многих

фаворитов, немалое число дворян на службе или в имениях –тех, кто хочет

сохранения петровского раздвоения ,чтоб осталось – в широком смысле- как есть ,

чтоб не страшиться никаких ''неминуемых следствий''(Еще Пушкин писал:

''Свобода- неминуемое следствие просвещения''.).Они хотят сохранить рабство в

экономике и политике .

Тартюфская ложь Екатерины, потемкинские деревни- все это не объяснить просто

тем , что Екатерина и Потемкин двоедушны .Это отражение их программы , где

желали совместить то , что исторически не сходится .

Вступление Павла на престол.

Когда умирала Екатерина II, то Павел находился в Гатчине, за ним по

распоряжению Алексея Орлова приехал Николай Зубов и привез его в Петербург.

По прибытию Павел нашел пакет, перевязанный лентой, однако с по­мощью графа

Безбородко этот пакет оказался в камине. По смерти же императрицы был быстро

составлен новый, нужный, манифест, который гласил, что престол насле­дуется

сыном Павлом.

Итак, после смерти Екатерины II, на царский престол сел ее сын и Петра III —

Павел Петрович. Многие ис­торики тех времен строили разные догадки о восшествии

Павла. Одни утверждали, что дворец взят штурмом иностранных войск, только

военными людьми. Другие го­ворили, что опорой у Павла при захвате власти были

его «потешные» гатчинские полки, которых он лично готовил. Третьи объясняли,

что тайное завещание Екатерины II, по которому она престол передавала

Александру, было сожжено. Четвертые доказывали, что это завещание было украдено

из шкатулки Екатерины и передано Павлу в Гатчину. Как бы то ни было, а Павел

стал императором Российского государства. Новому государю было 42 года.

Став императором, Павел получил титул, состоящий из 51-го географического

названия: «Мы, Павел первый, Император и Самодержец Всероссийский: Московский,

Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь

Сибирский, Царь Херсонеса-Таврического, Государь Псковский и Великий князь

Смоленский, Литовский, Волынский и Подольский, Князь Естляндский, Лифляндский,

Курляндский и Семигальский,

Самогицкий, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарских и

иных; Государь и Великий князь Нова-города Низовския земли, Черниговский,

Рязанский, Полоцкий, Ростовский, Ярославский, Белоозерский, Удор-ский,

Обдорский, Кондийский, Вишепский, Мстиславский и всея Северныя страны.

Повелитель и Государь Иверския земли, Карталинских и Грузинских Царей и

Кабардинския земли. Черкасских и Горских Князей и иных Наследных Государь и

Обладатель; Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голштинский, Стормарнский,

Дитмарсенский и Ольденбургский, Государь Еверский и Великий Магистр Державного

Ордена Святого Иоанна Иерусалимского и прочая, и прочая, и прочая».

Коронация Павла I проходила 5 апреля 1797 года. Он хотел, чтобы в его одеянии

к традиционной пурпурной мантии была прибавлена одежда восточных государей,

похожая на епископскую мантию. Павел I помышлял присвоить себе в качестве главы

российской церкви функции епископа, стремился служить литургию и испо­ведовать

свою семью и всех своих приближенных. Заказал себе

богатые церковные облачения и даже тренировался в чтении требника. К счастью,

противодействие Святей­шего Синода, основанное на запрете совершения

божест­венной литургии лицам, женившимся два раза, удержало Павла I от

исполнения такого замысла. На голову Марии Федоровны Павел собственноручно

возложил маленькую корону. После этого он зачитал фамильный Акт,

устанав­ливающий порядок престолонаследия. По этому Акту престол переходит

старшему в роде по мужской линии. Что касается женщин, то они вправе получить

наслед­ство на престол только по пресечению всех мужских представителей

династии. В заключение коронации импе­ратор раздавал милости: кому чины, кому

должности, а кому бриллианты.

Экономика и политика России при Павле Первом.

Внешняя политика Павла Первого.

Став императором, Павел отменяет тяжелейший рекрутский набор и торжественно

объявляет, что «отны­не Россия будет жить в мире и спокойствии, что теперь нет

ни малейшей нужды помышлять о распространении своих границ, поелику и без того

довольно уже и предовольно обширна...». Сразу по вступлению на престол

император Павел I заявил, что отказывается от приготовлений к войне с Францией.

«Нельзя изобразить, — пишет Болотов, — какое при­ятное действие произвел сей

благодетельный указ во всем государстве, — и сколько слез и вздохов

благодар­ности испущено из очей и сердец многих миллионов обитателей России.

Все государство и все концы и преде­лы оного были им обрадованы и повсюду

слышны были единые только пожелания всех благ новому государю...»

29 ноября 1796 года была объявлена амнистия пленным полякам. Император

повелевал «всех таковых освободить и отпустить в прежние их жилища; а

заграничных, буде поже­лают, и за границу. Об исполнении сего наш сенат имеет

учинить немедленно надлежащий распоряжения, предписав куда следует, чтоб со

стороны губернских правлений и других земских начальств взяты были меры к

наблюдению, дабы сии освобождаемые оставались спокойно и вели себя

добропорядочно, не входя ни в какие вредные сношения, под опасением тягчайшего

наказания».

Вскоре заключается мир с Персией. В письме к прусскому королю от 3 января

1797 года Павел писал: «С имеющимися союзниками многого не сделаешь, а так как

борьба, которую они вели против Франции, только способствовала росту революции

и ее отпору, то мир может ослабить ее, усилив мирные антиреволюционные элементы

в самой Франции, доселе придавленные рево­люцией». Контрреволюционный переворот

27 июля 1794 года приводит к падению якобинской диктатуры во Фран­ции.

Революция идет на убыль. Блестящие победы гене­рала Бонапарта над австрийцами в

Италии приводят к возникновению целого ряда демократических республик под

эгидой Франции. Павел видит в этом дальнейшее распространение «революционной

заразы» и выступает за созыв европейского конгресса для урегулирования

территориальных споров и пресечения революционных завоеваний. Он готов даже

признать Французскую рес­публику «ради успокоения Европы», ибо иначе «против

воли придется браться за оружие». Однако ни Австрия, ни Англия его не

поддержали, и в 1798 году создается новая коалиция против Франции. Россия в

союзе с Англией Австрией, Турцией и Неаполитанским королевством начинает войну

против Франции.

«Положить предел успехам французского оружия и правил анархических, принудить

Францию войти в пре­жние границы и тем восстановить в Европе прочный мир и

политическое равновесие» — так расценивает Павел участие России в этой

коалиции. Инструктируя генерала Розенберга, назначенного командовать русским

экспеди­ционным корпусом, Павел писал: «...Отвращать все, что в землях не

неприязненных может возбудить ненависть или предосудительные на счет войска

впечатления (избе­гать участия в продовольственных экзекуциях), внушать, что мы

пришли отнюдь не в видах споспешествовать властолюбивым намерениям, но оградить

общий покой и безопасность, для того ласковое и приязненное обраще­ние с

жителями. Восстановление престолов и алтарей. Предохранять войска от «пагубной

заразы умов», соблю­дать церковные обряды и праздники».

4 апреля Суворов прибыл в главную квартиру союз­ной армии, расположенную в

местечке Валеджио на севере Италии. Уже 10 апреля взятием Брешии нача­лись

военные действия. Против 86-тысячной армии союзников действовала 58-тысячная

армия Франции; на севере ею командовал бывший военный министр Шерер, а на юге —

молодой и талантливый генерал Макдональд. Используя численное превосходство

со­юзников, Суворов решил оттеснить неприятеля в горы за Геную и овладеть

Миланом, а затем нанести пораже­ние Макдональду. В дальнейшем он планировал

через Савойю вторгнуться во Францию, а войска эрцгерцога Карла вместе с русским

корпусом Римского-Корсакова должны были вытеснить французов из Швейцарии и

устремиться к Рейну. 15 апреля началось упорное трех­дневное сражение с

французами на реке Адда. В этот день дряхлого Шерера сменил один из лучших

полко­водцев Франции генерал Моро.

В кровопролитном сражении успех сопутствовал то одной, то другой стороне.

Энергичный Моро пытает­ся собрать вместе растянувшиеся на десяток километров

войска, но ему это не удается. Потеряв три тысячи убитыми и пять тысяч

пленными, французы откатыва­ются на юг. Участь Ломбардии была решена — реку

Адда Суворов назвал Рубиконом по дороге в Париж.

Получив известие об этой победе, Павел I вызвал пятнадцатилетнего

генерал-майора Аркадия Суворова, назначенного в генерал-адъютанты, и сказал

ему: «Поез­жай и учись у него. Лучшего примера тебе дать и в лучшие руки отдать

не могу».

Стремительным суворовским маршем с востока на запад союзники отбросили армию

неприятеля и вошли в Милан. Не допуская соединения остатков армии Моро с

Макдональдом, Суворов наносит ему поражение при Маренго и вступает в Турин. В

ожесточенном сражении у реки Треббия терпит поражение и генерал Макдо­нальд.

Спустя много лет прославленный маршал Франции говорил русскому послу в

Париже: «Я был молод во время сражения при Треббии. Эта неудача могла бы иметь

пагубное влияние на мою карьеру, меня спасло лишь то, что победителем моим был

Суворов».

За два месяца французы потеряли всю Северную Италию. Поздравляя Суворова с

этой победой, Павел I писал: «Поздравляю Вас вашими же словами: «Слава Богу,

слава Вам!»

6 июля командующим французскими войсками был назначен прославленный генерал

Жубер, прошедший путь от рядового до генерала за четыре года. Не зная о взятии

австрийцами крепости Мантуя, Жубер неожиданно встретил всю союзную армию. Еще

не поздно было повернуть назад в горы, но тогда он не был бы Жубером: 4 августа

на рассвете орудийные залпы возвестили о начале самой ожесточенной и самой

кровавой битвы в этой кампании. Никогда еще за свою долгую службу Суворову не

приходилось встречаться с таким яростным сопротивлением противника.

После этой битвы генерал Моро сказал о Суворове: «Что можно сказать о

генерале, который погибнет сам и уложит свою армию до последнего солдата,

прежде чем отступить на один шаг».

Суворову потребовалось всего четыре месяца, чтобы освободить Италию. Союзники

ликовали: в лондонских театрах о нем читаются стихи, выставляются его

портре­ты. Появляются суворовские прически и пироги, на обедах вслед за тостом

королю пьют за его здоровье.

И в России имя Суворова не сходит со страниц газет, становится легендой.

Восхищенный Павел писал полководцу: «Я уже не знаю, что Вам дать, Вы поставили

себя выше моих наград...».

Во Франции с тревогой ждали начала вторжения. Заключались пари — во сколько

дней Суворов дойдет до Парижа. Но союзников в первую очередь волновали их

собственные интересы: англичане предлагают сначала овладеть Голландией и

Бельгией, и австрийцы в надежде заполучить последнюю поддерживают их.

Павел I был вынужден согласиться с новым планом своих союзников.

План этот состоял в следующем: австрийцы из Швейцарии идут на Рейн, а

Суворов, соединившись с корпусом Корсакова, вторгается во Францию; в Голлан­дии

начинает действовать англо-русский экспедицион­ный корпус, а в Италии остаются

австрийцы. Суворов был против предстоящей перегруппировки огромной массы войск,

но ему пришлось подчиниться.

28 августа русская армия начинает поход. Восполь­зовавшись этим, генерал Моро

спускается с гор на по­мощь осажденной австрийцами крепости Тортона и за­нимает

городок Нови. Пришлось Суворову вернуться назад, чтобы помочь союзникам и

потерять на этом драгоценных три дня. Между тем австрийский эрцгерцог Карл, не

дождавшись Суворова, начал выводить свои войска из Швейцарии, оставляя русский

корпус Корса­кова один на один с французами. Узнав об этом, возму­щённый

фельдмаршал писал в Петербург о Тугуте, пер­вом министре Австрии: «Сия сова не

с ума ли сошла или никогда его не имела. Массена не будет нас ожидать, и

устремится на Корсакова... Хоть в свете ничего не бо­юсь, скажу — в опасности

от перевеса Массена мало пособят мои войска отсюда, и поздно».

В Швейцарии против 60-тысячной французской ар­мии генерала Массены остаются

24-тысячный корпус Корсакова и 20-тысячный корпус австрийцев генерала Готце.

Суворов спешит на выручку Корсакова кратчай­шим и наиболее трудным путем —

через Сен-Готардский перевал. Но и здесь австрийцы подвели своих со­юзников —

обещанных ими мулов не оказалось. «Нет лошаков, нет лошадей, а есть Тугут, и

горы, и пропас­ти», — с горечью писал Павлу Суворов. В поисках мулов проходят

еще пять дней. Только 12 сентября армия начинает восхождение на перевал. По,

скалам и утесам медленно, шаг за шагом, двигалась русская армия, преодолевая

холод, усталость и сопротивление непри­ятеля.

Когда в Петербурге узнали об уходе эрцгерцога из Швейцарии, разразился

скандал, и только боязнь сепа­ратного мира между Францией и Австрией остановила

Павла от разрыва с союзниками. Понимая серьезность положения и трудности,

которые предстоят армии, он наделяет Суворова особыми полномочиями. «Сие

предла­гаю, прося простить меня в том и возлагая на вас самих избирать — что

делать», — пишет он фельдмаршалу.

Суворов посылает в обход корпус Розенберга и с другой стороны — Багратиона, а

с остальными атакует неприятеля, но безрезультатно: французы поднимаются выше и

выше. Уже вечером во время третьей атаки помог Багратион, ударивший сверху.

Перевал был взят, но дорогой ценой — из строя вышли около тысячи человек. А

впереди их ждали более трудные испытания.

15 сентября армия вышла к местечку Альтдорф, но здесь оказалось, что

сен-готардская дорога дальше обры­вается, а на пути измученной, раздетой и

голодной ар­мии встал суровый горный хребет Росшток.

16 сентября рано утром авангард князя Багратиона начинает подъем на Росшток.

Шестьдесят часов подряд длился этот беспримерный переход по рыхлому глубокому

снегу в густом тумане. Трудным был подъем, но спуск оказался труднее. Дул

резкий, порывистый ветер, чтобы согреться, люди сбивались в кучи. Спустились в

местечко Муттенталь и здесь узнали страшную новость — корпус Корсакова был

разгромлен еще 15 сентября. Катастрофа, усугубленная самонадеянностью

Корсакова, была полной: шесть ты­сяч человек погибли, многие оказались в плену.

В этот же день генерал Сульт разбил и австрийцев.

Покидая Цюрих, генерал Массена обещал пленным русским офицерам вскоре

привезти к ним фельдмарша­ла Суворова и великого князя Константина.

Обессиленная русская армия оказалась запертой в Муттентале — оба выхода, на

Швиц и Гларис, были блокированы французами. 18 сентября Суворов собрал военный

совет. «Мы окружены предательством нашего союзника, — начал он свою речь, — мы

поставлены в тяжелое положение. Корсаков разбит, австрийцы рассе­яны, и мы одни

теперь против шестидесятитысячной армии неприятеля. Идти назад — стыд. Это

значило бы отступить, а русские и я никогда не отступали!» Суворов внимательно

оглядел сосредоточенно слушавших его генералов и продолжал: «Помощи нам ждать

не от кого, одна надежда на Бога, на величайшую храбрость и само­отвержение

войск, вами предводительствуемых. Только это остается нам, ибо мы на краю

пропасти. — Он умолк и воскликнул: — Но мы русские! Спасите, спасите честь и

достояние России и ее самодержца!». С этим возгласом фельдмаршал опустился на

колени.

19 сентября в семь часов утра к местечку Глариса выступил авангард под

командованием князя Багратиона. За ним с главными силами — генерал Дерфельден,

в арьергарде — генерал Розенберг. Предстояло с боями преодолеть хре­бет Панике,

покрытый снегом и льдом, а затем спус­титься в долину Верхнего Рейна.

Багратион, поднявшись на одну из вершин, обруши­вается на неприятеля; в это

время Массена наносит удар по корпусу Розенберга, пытаясь отрезать его и

уничто­жить. Упорное сражение закончилось отчаянной штыко­вой атакой. Французы

не выдержали и отошли. В ночь на 24 сентября начался последний и самый трудный

поход.

Только 20 октября в Петербурге узнали о благопо­лучном исходе кампании. «Да

спасет Вас господь Бог за спасение славы государя и русского войска, — писал

Ростопчин Суворову, — до единого все награждены, ун­тер-офицеры все произведены

в офицеры».

Русская армия получает приказ вернуться на родину. На вопрос Ростопчина, что

подумают об этом союзники, император ответил: «Когда придет официальная нота о

требованиях двора венского, то отвечать, что это есть галиматья и бред».

Коалиция государств, каждое из которых руковод­ствовалось своими интересами,

распалась. Павел не мог простить бывшим союзникам их предательства и

пре­ждевременного вывода войск эрцгерцога Карла из Швей­царии. После завершения

похода Суворова Ф. Ростоп­чин писал: «Франция, Англия и Пруссия кончат войну со

значительными выгодами, Россия же останется ни при чем, потеряв 23 тысячи

человек единственно для того, чтобы уверить себя в вероломстве Питта и Тугута,

а Европу в бессмертии князя Суворова».

Вступая в коалицию, Павел I увлекался рыцарской целью восстановления

«потрясенных тронов». А на деле освобожденная от французов Италия была

порабощена Австрией, а остров Мальта захвачен Англией. Коварство союзников, в

руках которых он был только орудием, глубоко разочаровало императора. А

восстановление во Франции сильной власти в лице первого консула Бона­парта

давало повод для изменения курса российской внешней политики.

Обессиленная Франция больше всего нуждалась в мире и спокойствии. Понимая

это, Бонапарт с прису­щей ему энергией принимается за поиски мира. Уже 25

декабря первый консул направляет послания Англии и Австрии с предложением

начать мирные переговоры. Это еще больше поднимает его авторитет, а отказ

союзников от мирных предложений вызывает волну возму­щения и патриотизма. Народ

горит желанием наказать врагов мира, и Бонапарт начинает подготовку к войне.

Высказанное в январе пожелание сблизиться с Францией повисло в воздухе — еще

сильны были идеи и традиции сотрудничества только с «законной» динас­тией, да и

влиятельные общественные круги во главе с вице-канцлером Н. П. Паниным,

колоритнейшей фигу­рой того времени, немало способствовали этому.

Быстрый разгром Австрии и установление порядка и законности в самой Франции

способствуют изменению позиции Павла. «Он делает дела, и с ним можно иметь

дело», — говорит он о Бонапарте.

«После длительных колебаний, — пишет Манфред, — Павел приходит к заключению,

что государственные стратегические интересы России должны быть поставле­ны выше

отвлеченных принципов легитимизма». Две великие державы начинают искать пути к

сближению, которое быстро приводит к союзу.

Бонапарт всячески торопит министра иностранных дел Талейрана в поисках путей,

ведущих к сближению с Россией. «Надо оказывать Павлу знаки внимания и надо,

чтобы он знал, что мы хотим вступить с ним в перегово­ры», — пишет он

Талейрану. «До сих пор еще не рассмат­ривалась возможность вступить в прямые

переговоры с Россией», — отвечает тот. И 7 июля 1800 года в далекий Петербург

уходит послание, написанное двумя умней­шими дипломатами Европы. Оно адресовано

Н. П. Па­нину — самому непримиримому врагу республиканской Франции. В Париже

хорошо знают об этом и надеются, что подобный шаг станет «свидетельством

беспристрас­тности и строгой корректности корреспондентов».

18 декабря 1800 года Павел I обращается с прямым посланием к Бонапарту.

«Господин Первый Консул. Те, кому Бог вручил власть управлять народами, должны

думать и заботиться об их благе» — так начина­лось это послание. «Сам факт

обращения к Бонапарту как главе государства и форма обращения были

сенсаци­онными. Они означали признание де-факто и в значи­тельной мере и де-юре

власти того, кто еще вчера был заклеймен как «узурпатор». То было полное

попрание принципов легитимизма. Более того, в условия фор­мально непрекращенной

войны прямая переписка двух глав государств означала фактическое установление

мир­ных отношений между обеими державами. В первом письме Павла содержалась та

знаменитая фраза, которая потом так часто повторялась: «Я не говорю и не хочу

пререкаться ни о правах человека, ни о принципах раз­ личных правительств,

установленных в каждой стране. Постараемся возвратить миру спокойствие и

тишину, в которых он так нуждается».

Сближе­ние между двумя великими державами шло ускоренными темпами. В Европе

возникает новая политическая ситуа­ция: Россию и Францию сближают не только

отсутствие реальных противоречий и общность интересов в широ­ком понимании, но

и конкретные практические задачи по отношению к общему противнику — Англии.

Неожиданно и быстро в Европе все переменилось: вчера еще одинокая Франция и

Россия встали теперь во главе мощной коалиции европейских государств,

направ­ленной против Англии, оказавшейся в полной изоляции. В борьбе с ней

объединяются Франция, Россия; Швеция, Пруссия, Дания, Голландия, Италия и

Испания.

Подписанный 4—6 декабря 1800 года союзный дого­вор между Россией, Пруссией,

Швецией и Данией фак­тически означал объявление войны Англии. Английское

правительство отдает приказ захватывать принадлежа­щие странам коалиции суда. В

ответ Дания занимает Гамбург, а Пруссия — Ганновер. В Англию запрещается всякий

экспорт, многие порты в Европе для нее закры­ть. Недостаток хлеба грозит ей

голодом.

В предстоящем походе в Европу предписывается: фон Палену находиться с армией

в Брест-Литовске, М. И. Кутузову — у Владимира-Волынского, Салтыко­ву—у

Витебска. 31 декабря выходит распоряжение о мерах по защите Соловецких

островов. Варварская бом­бардировка англичанами мирного Копенгагена вызвала

волну возмущения в Европе и в России.

12 января 1801 года атаман войска Донского Орлов получает приказ «через

Бухарию и Хиву выступить на реку Индус». 30 тысяч казаков с артиллерией

пересекают Волгу и углубляются в казахские степи. «Препровождаю все карты,

которые имею. Вы дойдете только до Хивы и Аму-Дарьи», — писал Павел I Орлову.

До недавнего времени считалось, что поход в Индию — очередная блажь «безумного»

императора. Между тем этот план был отправлен на согласование и апробацию в

Париж Бонапарту, а его никак нельзя заподозрить ни в без­умии, ни в

прожектерстве. В основу плана были положе­ны совместные действия русского и

французского кор­пусов. Командовать ими по просьбе Павла должен был,

прославленный генерал Массена.

По Дунаю, через Черное море, Таганрог, Царицын 35-тысячный французский корпус

должен был соеди­ниться с 35-тысячной русской армией в Астрахани.

Затем объединенные русско-французские войска до­лжны были пересечь Каспийское

море и высадиться в Астрабаде. Путь от Франции до Астрабада рассчитывали пройти

за 80 дней, еще 50 дней требовалось на то, чтобы через Герат и Кандагар войти в

главные области Индии. Поход собирались начать в мае 1801 года и,

следователь­но, в сентябре достичь Индии. О серьезности этих пла­нов говорит

маршрут, по которому когда-то прошли фаланги Александра Македонского, и союз,

заключенный с Персией.

Павел I уверен в успешном осуществлении франко-русского плана покорения

Индии, сохранявшегося в глубокой тайне. 2 февраля 1801 года в Англии пало

правительство всемогущего Питта. Европа замерла в ожидании великих событий.

Вдруг с далеких берегов Невы пришла весть — император Павел I мертв.

Англия была спасена, и история Европы пошла по другому пути. Невозможно

предугадать, как бы она сло­жилась, не будь этой трагедии, но ясно одно —

Европа избавилась бы от опустошительных, кровопролитных войн, унесших миллионы

человеческих жизней. Объединившись, две великие державы сумели бы обес­печить

ей долгий и прочный мир!

Никогда раньше Россия не имела такого могущества и авторитета в международных

делах. «Этому царствова­нию принадлежит самый блестящий выход России на

европейской сцене», — утверждал В. О. Ключевский.

А. Коцебу: «Последствия доказали, что он был даль­новиднее своих

современников в проводимом им курсе внешней политики... Россия неминуемо

почувствовала бы благодетельные ее последствия, если бы жестокая судьба не

удалила Павла I от политической сцены. Будь он еще жив, Европа не находилась бы

теперь в рабском состоянии. В этом можно быть уверенным, не будучи пророком:

слово и оружие Павла много значили на весах европейской политики».

Военная реформа.

отношении вкоренившихся привычек грабительству не привели ни к каким

результатам, и запас в 8 миллионов рублей, составленный для возмещения

обыч­ного расхищения фондов в комиссариатах, тоже не остался цел.

Противореча, по своей привычке, самому себе, Павел, напра­вив свое главное

усилие на развитие военного могущества империи, хотел однако сделать в этой

области большую экономию. Еще в 1798 году, накануне своего вступления в

антифранцузскую коалицию, он решил произвести значительное сокращение

налич­ного состава: одним взмахом пера он упразднил 45 440 человек и 12 268

лошадей. Преследуя те же цели, нисколько не отказываясь от роскоши в одежде

большей части своих солдат, он собирался ввести самую строгую простоту в

обмундирование гвардии. Запре­щен был подбор разнообразных и богато расшитых

мундиров, из которых самый скромный стоил 120 рублей; запрещено также статское

платье, заменявшее, по последней моде, в светской жиз­ни мундир. Запрещены

фраки от хорошего портного, На другой же день после восшествия Павла гвардия

подверг­лась полному преобразованию в отношении состава, организации частей и

военной силы отдельных единиц. Смысл этих действий Павла остается непонятным.

Раз существование привилегирован­ной части армии, комплектовавшейся из

аристократии, было в принципе сохранено, то факт введения в нее всего

Гатчинского сброда представлял явную бессмыслицу. Это было что-то в роде такого

крайнего средства, как «ряд назначений в пэры», которое применяется иногда при

парламентских кризисах в Англии. В дан­ном случае результат не должен казаться

удачным, — даже в от­ношении личной безопасности реформатора. Гатчинский

элемент, вместо того, чтобы одержать верх над непокорной частью, куда его

ввели, всецело поглотит ее своей дисциплинированной массой, наоборот, в ней

совершенно растворился, усвоив себе привычки этой обособленной среды и послужив

только к пробуждению в ней, путем реакции, стремлений к порицанию

Страницы: 1, 2


© 2010 Собрание рефератов