Реферат: Золотой век Екатерины

Реферат: Золотой век Екатерины

Содержание.

1. Екатерина II: путь в Россию

стр. 2

2.

Правление Петра III

стр. 2

3. Воцарение Екатерины

стр. 6

4. Время Екатерины II (1762—1796)

стр. 8

5.

Законодательная деятельность Екатерины II

стр. 11

28

8. Литература

стр.

29

Екатерина II: путь в

Россию

Екатерина II родилась 21/04(02/05)/1729 г. в немецком приморском городе

Штеттин, умерла 06(17)/11/1796 г. в Царском селе (г. Пушкин). Урожденная Софья

Фредерика Августа Анхальт-Цербстская происходила из бедного немецкого

княжеского рода.

Екатерина II была довольно сложной и безусловно незаурядной личностью. С

одной стороны она приятная и любвеобильная женщина, с другой крупнейший

государственный деятель. С раннего детства ею был усвоен житейский урок -

хитрить и притворяться.

В 1745 году Екатерина II приняла православную веру и была выдана замуж за

наследника российского престола, будущего Петра III. Попав в Россию

пятнадцатилетней девушкой, она задала себе еще два урока - овладеть русским

языком, обычаями и научиться нравиться. Но при всех способностях

приспосабливаться великой княгине приходилось тяжело: имели место нападки со

стороны императрицы (Елизаветы Петровны) и пренебрежение со стороны мужа

(Петра Федоровича). Самолюбие ее страдало. Тогда Екатерина обратилась к

литературе. Обладая недюжинными способностями, волей и трудолюбием, изучила

русский язык, много читала, приобрела обширные познания. Она прочитала массу

книг: французских просветителей, античных авторов, специальные труды по

истории и философии, сочинения русских писателей. В итоге Е. усвоила идеи

просветителей об общественном благе как высшей цели государственного деятеля,

о необходимости воспитания и просвещения подданных, о главенстве законов в

обществе.

В 1754 году у Екатерины родился сын (Павел Петрович), будущий наследник

русского престола. Но ребенка взяли от матери в апартаменты императрицы.

Правление Петра III.

Болезнь и смерть Елизаветы

хотя не была неожиданной случайностью, тем не менее застала придворный круг

неприготовленным: против Петра не раздалось ни одного голоса, и он воцарился

спокойно при общем горе и унынии двора и народа, потерявших любимую царицу.

Екатерина сама в своих записках описывает эти первые дни царствования Петра. По

ее словам, Петр III был недоволен, что его тетка умерла на святках и своей

смертью помешала ему веселиться. Ужин во дворце уже был накрыт, когда наступил

час смерти императрицы, и Петр приказал не снимать ужина, и ели через комнату

от того покоя, где лежала Елизавета. Тогда же без церемоний и стеснений

обнаружилась его пассия к Воронцовой, на которой он хотел жениться. Положение

сразу сделалось зазорным и неприличным. Однако при дворе не переменилось ничего

в первые минуты царствования: оставались Шуваловы и Воронцовы; старший

Разумовский вышел в отставку, но не был опальным; младший остался у дел. Опал

вообще не было, но явились мало-помалу новые люди в качестве любимцев. Из

Германии прибыли два дяди Петра, голштинские принцы; из них принц Георгий (или

"Жорж") стал сразу русским генерал-фельдмаршалом и временщиком; второй принц

Петр был только фельдмаршалом, но не временщиком. Оба они были членами Совета,

учрежденного Петром вместо елизаветинской Конференции и состоявшего из девяти

человек. В этот Совет попал возвращенный из ссылки старый Миних, попали и люди

времени Елизаветы, Н. Ю. Трубецкой и М. И. Воронцов. Все это были влиятельные

персоны нового правления. Появились и придворные любимцы, вроде генерала

Гудовича, шталмейстера Нарышкина и многих голштинцев.

Петр III начал свое правление довольно деятельно, рядом любопытных мер. Можно

думать, что он действовал с чьей-то указкой, стараясь показать, что он

достоин власти. Вступил он на престол 25

декабря 1761 г., а уже 17 января 1762 г. в Сенате подписал указ о возвращении

опальных людей прошедшего царствования и заявил свою волю относительно службы

дворян: "Дворянам службу продолжать по своей воле, сколько и где пожелают".

18 февраля явился и манифест о вольности дворянской. В нем говорилось, что

прежде необходимо было заставлять дворян служить и учиться, невольная служба

и учение принесли пользу, ибо дали государству много сведущих, годных к делу

людей, а с другой стороны, истребили в дворянской среде "грубость и

невежество" и вкоренили благородные мысли; поэтому уже нет необходимости

принуждать дворян к службе. Все служащие могут или оставаться на службе, или

уйти в отставку; только военные люди не могут брать отпусков и отставок во

время кампании; не служащий дворянин имеет право даже ехать за границу и

служить там. Но обязанности обучения манифест 18 февраля не упразднил, а

выразил ее лишь в виде повелительного совета с высоты трона, "чтобы никто не

дерзал без обучения наук детей своих воспитывать".

Так снята была с дворянства его тяжелая государственная повинность. Мы

видели, что уже при Елизавете дворянство становилось привилегированным

классом, получив имущественные права, каких не имели другие общественные

классы. Освобождая его от личной государственной службы, Петр III создает ему

этим личные привилегии, также чуждые другим классам. Ко времени Екатерины II,

таким образом, дворянство делается уже вполне привилегированным сословием. Но

оно не имеет внутренней организации; до сих пор ему организацию давала самая

служба по полкам, его соединяли служебные связи; теперь эта организация

должна была потерять свою прежнюю роль, ибо дворянство усиленно уходило из

службы в деревню и нуждалось в новой организации — сословной. Ее дала

дворянству Екатерина II.

Вольность дворянства была самым крупным делом Петра III, внушенным ему, как

мы уже говорили, со стороны дворянства, близкого к Елизавете. По посторонним

же внушениям, конечно, пришел он к решению уничтожить некогда страшную Тайную

канцелярию, ведавшую политические преступления. При Елизавете ее деятельность

не была заметна, потому что время Елизаветы было временем мира внутри

государства. Уничтожить канцелярию, как малодействующее учреждение, было

легко, а между тем это уничтожение могло содействовать популярности нового

правительства в народной массе, как манифест о дворянстве должен был сделать

его популярным среди дворян.

Но правительство Петра не только не достигло народного расположения, но

возбудило общее неудовлетворение. Никакие разумные указания осторожных

советников Петра не могли помочь ему и загладить его бестактность, исправить

его ошибки, скрыть его невозможные выходки.

Он внутри государства обнаружил свои нерусские симпатии, окружил себя

голштинцами, стал переделывать русские войска на прусский и голштинский лад,

смеялся над всем русским, даже над православной обрядностью. Он закрывал,

например, без всякого основания домовые церкви, которые были в обычае.

Домовая церковь была тогда всегдашней принадлежностью всякой зажиточной

усадьбы, даже городского богатого двора. От глубокой старины велся этот

обычай, и уже в московскую эпоху на злоупотребление им жаловались ревнители

доброго церковного порядка. У Авр. Палицына находим мы описание того, чем

были домовые церкви: маленькая изба, бедный иконостас, деревянная утварь,

холщовое облачение и полуголодный; на площади нанятый на одну службу, или на

одну требу, "безместный" поп... Чем легче было завести и чем дешевле было

содержать "свою" церковь, тем сильнее и распространеннее было стремление

именно к "своей" церкви. Против этого глубоко вкоренившегося в быту

стремления и стал Петр III. Помимо частного ущерба и обиды в уничтожении

домовых церквей было и принципиальное неудобство: выходило так, как будто

православный государь воздвигал гонение на церковь. Но этим дело еще не

ограничивалось: Петр требовал от духовенства уничтожения икон в церквях и

хотел заставить его носить светское платье; к Синоду обращался с

оскорбительными указами; дело о церковных имуществах он привел к самому

невыгодному для духовенства решению. Духовенство чувствовало себя

оскорбленным и даже подало императору энергичный протест, не изменивший,

однако, ничего: Петр не понял протеста. К гвардии, привыкшей к высочайшему

вниманию, Петр относился так, что пошли слухи об уничтожении ее. Он называл

гвардейцев янычарами, томил их ученьями по немецкому образцу, изменял

привычные военные порядки и отдавал предпочтение своим немецким войскам. И

гвардия чувствовала себя оскорбленной и питала "превеликое неудовольствие".

Волновались и крестьяне: в них ясно жило сознание того, что они обязаны

государством работать на помещиков именно потому, что помещики обязаны

служить государству; в них жило сознание, что исторически одна обязанность

обусловлена другой. Теперь снята дворянская обязанность, следует снять и

крестьянскую. Но крестьяне видели, что правительство, разрешив дворянский

вопрос, не замечает связанного с ним вопроса крестьянского. Поэтому начались

крестьянские волнения.

В то же время внешняя политика Петра не нравилась русским людям и оскорбляла

национальное чувство. Россия со славой вела войну с Пруссией, теряла для нее

массу людей, тратила много денег, но был успех, и народ был спокоен. Как

только вступил на престол Петр, война была прекращена; войска получили

приказание сдать свои магазины пруссакам и оставаться в Померании для будущей

помощи своим недавним врагам. Петр отказался от всех завоеваний в Пруссии и

вступил с Фридрихом в тесный союз, условия которого были продиктованы

прусским послом в Петербурге — Гольцем. Этот Гольц был при Петре III почти

полным распорядителем действий русской дипломатии. Прусское влияние при

русском дворе было всемогуще. И все это вышло из личных наклонностей

императора: благоговея перед Фридрихом, Петр жертвовал своему личному чувству

всеми интересами России. Такое направление дел, бесславное окончание славной

войны и господство в Петербурге голштинцев и пруссаков давало народу повод

думать, что давно прошедшее рабство перед немцами наступает снова с Петром

III. Понятно, с каким негодованием относились ко всему этому русские люди. В

одном только деле Петр III не шел на помочах своего кумира Фридриха: он

упорно хотел воевать с Данией и отнять у нее Шлезвиг для Голштинии. В этом он

действовал, как голштинский герцог; но действовал средствами и силами России.

Ясно, что эта затея могла только усилить негодование русских, справедливо не

желавших знать интересов Голштинии. Однако для этой Голштинии вербовали

солдат на русские деньги; к походу на Голштинию делали приготовления;

голштинцам дали первенство и полную волю в России.

И личная жизнь Петра возбуждала общее неудовольствие. Избавившись от опеки

строгой тетки, Петр наполнил ее дворец дымом солдатского кнастера и запахом

вина и портера, которыми злоупотреблял почти ежедневно, и еще с утра. Поэтому

за обедом он уже не владел собой, говорил заведомые небылицы или обнаруживал

такие секреты политики и придворных отношений, какие следовало хранить

строго. День свой часто кончал он неприличными и шумными пирушками, которые

видел весь город, потому что они происходили не в одном дворце, и о которых

писали даже иностранные послы своим дворам. У русских людей обливалось сердце

кровью от стыда за Петра III; им хотелось "бежать неоглядкою" от его выходок.

Елизаветинские вельможи не могли примириться с казарменными нравами нового

двора; Ив. Шувалов на коленях просил Петра избавить его от всех знаков его

милости; Кирилл Разумовский не мог сдерживать гневной судороги на лице, бывая

во дворце и видя новые порядки. Петр издевался над всеми старыми сановниками,

заставляя их маршировать по плац-парадам в силу их военного звания. Он

смеялся даже над пожилыми придворными женщинами и передразнивал их. "Он не

похож был на государя" — таков был приговор придворной среды над Петром III.

К жене отношение Петра, и прежде враждебное, теперь перешло в ненависть.

Екатерина мешала ему жить. При ней он не мог жениться на Воронцовой; в

Екатерине мерещился ему иногда и политический враг, и каждую минуту он

чувствовал, что она осуждает его, стоит в оппозиции ко всему, что ему

нравится, что он затевает. Он хотел обуздать ее, но на это не хватало умения;

да и Екатерина вела себя так, что не было предлога придраться к ней. Однако

чем дальше, тем решительнее становился Петр по отношению к Екатерине. Он

однажды оскорбил ее при всех на Торжественном обеде: Екатерина не встала во

время тоста в честь императорской фамилии и на вопрос Петра объяснила, что не

встала потому, что сама принадлежит к этой фамилии. За этот ответ Петр громко

обозвал ее бранным словом и грозил арестом. Не стесняясь в отношении

Екатерины ничем, Петр прямо показывал, что желает избавиться от жены: то

начинал говорить, что заточит жену в монастырь, что разведется с нею; то

намерен был заключить ее в Шлиссельбург. Однажды он отдал даже приказ

арестовать ее, но отменил его по настоянию дяди Жоржа. Екатерина знала, что

рано или поздно она погибнет от мужа, если он останется у власти. Знали это и

в обществе, где Екатерину любили, и ее горе было одной из причин дурного

отношения общества к Петру.

Так, деятельность и личность Петра вызывали народное негодование. По

свидетельству современников, ропот на него был "всенародным"; все, кроме

десятка царедворцев, желали перемены на престоле и говорили об этом открыто,

"отваживались публично и без всякого опасения говорить и судить и рядить все

дела и поступки государевы". Ропот поэтому был известен и при дворе Петра и

даже дошел до Фридриха. Петра предостерегали и дом, и из-за границы. Фридрих

советовал ему скорее короноваться и быть осторожным. Но Петр ко всему этому

относился легкомысленно; хотя он и следил за И. Шуваловым, хотя и вспомнил,

что жив император Иоанн Антонович, но не принимал серьезных мер общего

характера.

Это и помогло развитию заговора, который созрел, по обычаю XVIII в., при

дворе и в гвардии. Руководил им не Шувалов, и направлялся он не в пользу

императора Иоанна, а в пользу Екатерины. О существовании заговора знали самые

высокопоставленные лица при Петре (генерал-прокурор Глебов, начальник полиции

Корф, Кирилл Разумовский, дипломат Никита Ив. Панин и др.), но они не

предавали заговорщиков, хотя и не приставали к ним прямо.

Можно думать, что эти высокопоставленные лица имели свой план переворота и,

мечтая о воцарении Павла Петровича, усвоивали его матери Екатерине Алексеевне

лишь опеку и регентство до его совершеннолетия. С движением гвардейской

молодежи придворные люди не имели видимых связей и на прямое обращение к ним

офицерства не отвечали откровенностью. О Панине рассказывают, что он однажды

прямо прогнал от себя молодежь, начав тушить свечи, когда разговор о делах

стал приобретать неудобный по откровенности характер. Однако в минуту

переворота, начатого молодежью, вельможи прямо стали на сторону Екатерины и

подготовили ей быстрый и решительный успех. Они умели следить за развитием

заговора через таких лиц, какова была, например, княгиня Е. Ром. Дашкова,

рожденная Воронцова. По мужу принадлежа к кругу гвардейского офицерства, по

отцовской семье она была близка к кругу вельмож и служила связью между обоими

кругами заговорщиков.

Младший круг заговорщиков группировался вокруг семьи Орловых. Из нескольких

братьев особенно известны были два: Алексей Орлов (младший), знаменитый своей

физической силой, был казначеем гвардейской артиллерии и вел крупную игру,

под предлогом которой и собирал вокруг себя гвардейскую молодежь. Другой —

Григорий Орлов — был лично близок к Екатерине и передавал заговорщикам ее

внушения. Умышленно раздувая свою славу кутил и дебоширов, Орловы умели

маскировать и свою роль организаторов, и участие в интриге Екатерины. Между

тем вряд ли можно сомневаться, что за спиной как вельмож, так и гвардейцев,

стояла сама Екатерина, распоряжаясь всеми пружинами рискованного дела, но

оставаясь совсем в тени не только от посторонних взглядов, но и от глаз самих

участников заговора. Кроме Орловых в гвардии в роли главных руководителей

стояли преображенцы Пассек и Бредихин и измайловцы Рославлев и Ласунский. Эти

лица подготовляли гвардейских солдат к перевороту и ручались зато, что

Екатерина может располагать 10000 солдат.

Беспорядочный жизнью и кутежами заговорщики отводили от себя всякие

подозрения; но брожение среди солдат не могло долго быть скрытым. Летом 1762

г. Петр держал себя так, что Екатерина должна была со дня на день ждать

погибели, и поэтому заговорщики готовы были действовать, но не решались

начать сами. Приближалось время имени Петра, и этот день Петр, живший в

Ораниенбауме, желал провести у Екатерины в Петергофе. Ждали, что 29 июня он и

решит участь своей жены. Между тем 27 июня болтливый солдат, слышавший, что

Екатерина в опасности, выдал тайну заговора постороннему офицеру. Это повело

к аресту Пассека; боясь открытия всего заговора, заговорщики решились

действовать не медля и 28 июня удачно совершили переворот. Вот как он

произошел.

Воцарение Екатерины.

Екатерина в последнее время жила уединенно в Петергофе и проводила очень

беспокойные дни, ожидая развязки задуманного предприятия. Впрочем, она

регулярно получала известия о положении дел в лагере союзников и в лагере

неприятелей. Под предлогом очистки всех комнат дворца для императора, который

собирался приехать сюда со свитой, императрица поселилась в отдаленном углу

петергофского сада, в павильоне, носившем название Мон-Плезир. Таким образом

она избавилась от надзора часовых, приобрела больше свободы в образе жизни и

легко могла направить путь в Петербург, чтобы там сесть на престол, или же

искать спасения за границей.

В этом павильоне, 28 июня, рано поутру Екатерину будят следующие слова: "Ваше

Величество, вставайте, нельзя терять ни одной минуты". Она открывает глаза и

видит перед собой старшего Орлова. На вопрос ее Алексей Орлов отвечал только

многозначительной фразой: "Пассек арестован", — и вышел из комнаты. Несколько

минут спустя он воротился, императрица уже успела кое-как одеться. Она села в

экипаж Орлова, рядом с нею поместилась камер-фрау, позади стал камердинер

Шкурин (впоследствии тайный советник). Орлов погнал лошадей во весь опор. На

полдороге лошади стали от усталости, и путники очутились в крайнем

затруднении. Сначала их выручает из опасности проезжавшая мимо крестьянская

телега, а потом они увидели коляску, быстро приближавшуюся им навстречу. В

ней сидели Григорий Орлов с князем Барятинским. "Все готово", — кричит Орлов.

Барятинский уступил свое место Екатерине, и в седьмом часу утра она достигла

казарм Измайловского полка, которые служили предместьем столицы.

Измайловский полк был, очевидно, предупрежден, так как солдаты успели взять

из кладовых мундиры старой (елизаветинской) формы, и часть полка быстро

выстроилась. Екатерина обращается к солдатам с энергичной речью, прося у них

защиты от своих неприятелей, которые покушаются на ее собственную жизнь и на

жизнь ее сына. Солдаты клянутся умереть за императрицу и бросаются целовать

ее ноги, руки и платье. В это время офицеры приводят остальных измайловцев,

является полковой священник с крестом, и весь полк присягает Екатерине II.

Она садится опять в коляску и едет к казармам Семеновского полка. Выйдя к ней

навстречу, семеновцы кричат "ура" и присоединяются к Екатерине. С таким же

энтузиазмом примыкают к ней Преображенский полк и конная гвардия. Государыня

посылает отряд арестовать начальника конных гвардейцев принца Жоржа и вместе

с тем предохранить его от возможных оскорблений. Орловы спешат после того к

артиллеристам и уговаривают их последовать примеру гвардии, но солдаты хотят

узнать прежде мнение своего начальника. Генерал Вильбуа несколько минут

колеблется, однако уступает, и артиллерия также переходит на сторону

Екатерины.

Между тем на место действия прибывают: гетман Разумовский, Н. И. Панин, князь

Волконский, И. И. Шувалов и многие другие вельможи, которые присоединяются к

свите императрицы. Окруженная войском и народом, она отправляется в Казанский

собор; здесь ее встречают архиепископ новгородский и высшее духовенство.

Пропели благодарственный молебен и торжественно провозгласили Екатерину

самодержавнейшей императрицей всея России, а великого князя Павла Петровича —

наследником престола. Из собора государыня поехала в новый Зимний дворец,

достроенный Петром III, где уже собирались для принесения присяги Сенат и

Синод. Немедленно приняты и необходимые меры предосторожности: подступы ко

дворцу защищены артиллерией, на многих пунктах расставлены сильные отряды

часовых, сообщение с Петергофом и Ораниенбаумом совершенно прекращено, а в

Кронштадт послан захватить эту крепость адмирал Талызин. Императрица

поспешила разослать курьеров в провинцию к гражданским и военным начальникам,

а также к генералам войск, находившихся в Пруссии; дипломатический корпус

получил официальное уведомление о перемене царствующей особы. Необходимые

меры были приняты настолько быстро, что нет никакого сомнения в том, что в

Петербурге об этом заранее кто-то позаботился. До нас дошло, например,

известие, что наборщики типографии Академии наук были в ночь на 28 июня

заарестованы: очевидно, ожидалось, что им будет работа (печатание

правительственных распоряжений, так как таковые всегда печатались в этой

типографии). Самый манифест о восшествии на престол Екатерины II также

вероятно составлен был не 28 июня, а ранее.

В это время Петр III находился в Ораниенбауме. Это был канун его именин; Петр

желал начать их праздновать в Петергофе, и Екатерина должна была его там

ждать. Император приказал подать экипаж и приехал в Петергоф. Осмотрев

павильон, в котором жила Екатерина, убедились, что ее там нет. По всем

признакам было видно, что произошел не отъезд, а бегство; значит, надобно

было предполагать что-нибудь дурное. Старые вельможи, которые окружали Петра,

предлагают поехать в Петербург, разыскать и образумить Екатерину. Петр

согласился; старики поехали в Петербург, но там, конечно, присоединились к

Екатерине. Петр в ожидании сведений о происходившем в Петербурге ходил и

сидел на берегу моря, на берегу и обедал; он слушал советы придворных и не

знал, что делать: ехать ли в Кронштадт или направиться в Ревель к войскам,

там собранным. Между тем прибыл с моря офицер, привезший из Петербурга

фейерверк, который предполагалось сжечь по случаю именин Петра; он рассказал,

что слышал шум и выстрелы и больше ничего не мог сообщить. Но уже и этой

вести было достаточно, чтобы узнать, что такое произошло в Петербурге. Петру

со всех сторон советовали что-нибудь делать, но он не мог ни на что решиться,

и только когда день уже склонялся к вечеру, решил ехать в Кронштадт. Но

Кронштадт уже был захвачен Талызиным, и потому, когда Петр туда явился, его

не приняли. Оказалось, что гавань заперта боном и оттуда кричали, что никого

нельзя пускать. Петр показывается на палубе в белом мундире и с корабля

объявляет, что приехал сам император. В ответ ему слышится, что императора

нет, а есть императрица Екатерина, и что если он не уедет, то будут стрелять,

"бомбы пускать". Начался плач дам, сопровождавших Петра; сам Петр находился

почти в обмороке. Вместо того чтобы спасаться в Ревель, он стал ждать в

Ораниенбауме Екатерину. Утром 29-го она явилась в Петергоф с войсками и

послала свой авангард в Ораниенбаум. Войска сразу окружили дворец, и Петр

оказался в плену. Все было кончено. Екатерина прислала вельмож переговорить с

Петром и снабдила их текстом отречения от престола, которое Петр и принял в

редакции, продиктованной Екатериной, после чего был отвезен в Ропшу; а

Екатерина вернулась в Петербург, чтобы оформить дело, оправдать свой поступок

в обстоятельном манифесте и успокоить свою столицу. Манифест был опубликован

только спустя несколько дней, именно 6 июля. В манифесте Екатерина не

поскупилась на краски до того, что потом, в 1797 г., он был изъят из

обращения. Император Павел приказал его вырвать изо всех официальных

сборников; а когда Сперанский печатал Полное собрание законов, то манифест

этот в нем помещен не был. В манифесте было сказано, что политика Петра был

не православна и не национальна, и доказывалось это очень пространно. И вот,

как раз в те дни, когда манифест был опубликован и Петербург его читал,

пришло известие о смерти Петра. Екатерина объявила, что бывший император

скончался вследствие геморроидальной колики. Приказано было устроить ему

пристойные похороны, но без оказания царских почестей. Внезапность кончины

Петра III нашла свое истинное объяснение уже после смерти императрицы

Екатерины, когда сын ее Павел Петрович случайно отыскал в ее бумагах письмо к

Екатерине из Ропши от Алексея Орлова, состоявшего там при Петре. В подлиннике

это письмо не сохранилось, ибо Павел его сжег; мы знаем его в копии Ф.

Ростопчина, вряд ли точной, представляющей скорее пересказ на память

интересного документа. Орлов в замешательстве, с горем извещал императрицу о

нечаянной случайности, повлекшей за собой кончину императора непредвиденно

для Орлова, а тем более для Екатерины. Император Павел имел возможность

убедиться, что ответственность за этот несчастный случай совсем не лежит на

памяти Екатерины.

Так началось самодержавие Екатерины II. Не все, кто хотел ее власти, думали о

ее самодержавии; был возможен и другой исход переворота — воцарение Павла и

регентство его матери. Но Екатерина была провозглашена императрицей в

Казанском соборе ранее, чем вопрос о ее регентстве мог быть поднят

сторонниками этой комбинации.

Время Екатерины II (1762—1796)

Обстановка воцарения. Новый переворот был совершен, как и прежние,

гвардейскими дворянскими полками; он был направлен против императора,

заявившего очень резко свои национальные симпатии и личные странности детски

капризного характера. В таких обстоятельствах вступление на престол Екатерины

имеет много общего с вступлением на престол Елизаветы. И в 1741 г. переворот

совершался силами дворянской гвардии против ненационального правительства Анны,

полного случайностей и произвола нерусских временщиков. Мы знаем, что переворот

1741 г. имел следствием национальное направление елизаветинского правительства

и улучшение государственного положения дворянства. Таких же следствий вправе мы

ожидать и от обстоятельств переворота 1762 г., и действительно, как увидим,

политика Екатерины II была национальной и благоприятной дворянству. Эти черты

были усвоены политике императрицы самими обстоятельствами ее воцарения. В этом

она неизбежно должна была следовать Елизавете, хотя и относилась с иронией к

порядкам своей предшественницы.

Но переворот 1741 г. поставил во главе правления Елизавету, женщину умную, но

малообразованную, которая принесла на престол только женский такт, любовь к

своему отцу и симпатичную гуманность. Поэтому правительство Елизаветы

отличалось разумностью, гуманностью, благоговением к памяти Петра Великого.

Но оно не имело своей программы и поэтому стремилось действовать по началам

Петра. Переворот 1762 г., напротив, поставил на трон женщину не только умную

и с тактом, но и чрезвычайно талантливую, на редкость образованную, развитую

и деятельную. Поэтому правительство Екатерины не только возвращалось к

хорошим старым образцам, но вело государство вперед по собственной программе,

которую приобрело мало-помалу по указаниям практики и отвлеченных теорий,

усвоенных императрицей. В этом Екатерина была противоположна своей

предшественнице. При ней была система в управлении, и поэтому случайные лица,

фавориты, менее отражались на ходе государственных дел, чем это было при

Елизавете, хотя фавориты Екатерины были очень заметны не только деятельностью

и силой влияния, но даже капризами и злоупотреблениями.

Так, обстановка воцарения и личные качества Екатерины определяют заранее

особенности ее правления. Нельзя не заметить, однако, что личные взгляды

императрицы, с которыми она взошла на престол, не вполне соответствовали

обстоятельствам русской жизни и теоретические планы Екатерины не могли

перейти в дело вследствие того, что не имели почвы в русской практике.

Екатерина образовалась на либеральной французской философии XVIII в., усвоила

и даже высказывала открыто ее "вольнодумные" принципы, но не могла провести

их в жизнь или по неприложимости их, или вследствие противодействия

окружавшей ее среды. Поэтому появилось некоторое противоречие между словом и

делом, между либеральным направлением Екатерины и результатами ее

практической деятельности, которая была довольно верна историческим русским

традициям. Вот почему иногда обвиняют Екатерину в несоответствии ее слов и

дел. Мы увидим, как произошло это несоответствие; увидим, что в практической

деятельности Екатерина жертвовала идеями практике; увидим, что идеи,

введенные Екатериной в русский общественный оборот, не прошли, однако,

бесследно, но отразились на развитии русского общества и на некоторых

правительственных мероприятиях.

Первое время правления. Первые годы правления Екатерины были для нее

трудным временем. Сама она не знала текущих государственных дел и не имела

помощников: главный делец времени Елизаветы, П. И. Шувалов, умер; способностям

других старых вельмож она доверяла мало. Один граф Никита Ив. Панин пользовался

ее доверием. Панин был дипломатом при Елизавете (послом в Швеции); ею же был

назначен воспитателем великого князя Павла и оставлен в этой должности и

Екатериной. При Екатерине, хотя канцлером оставался Воронцов, Панин стал

заведовать внешними делами России. Екатерина пользовалась советами старика

Бестужева-Рюмина, возвращенного ею из ссылки, и других лиц прежних правлений,

но это были не ее люди: ни верить в них, ни доверяться им она не могла. Она

советовалась с ними в разных случаях и поручала им ведение тех или иных дел;

она оказывала им внешние знаки расположения и даже почтения, вставая, например,

навстречу входившему Бестужеву. Но она помнила, что эти старики когда-то

смотрели на нее сверху вниз, а совсем недавно предназначали престол не ей, а ее

сыну. Расточая им улыбки и любезности, Екатерина их остерегалась и многих из

них презирала. Не с ними хотела бы она править. Для нее надежнее и приятнее

были те лица, которые возвели ее на трон, то есть младшие вожаки удавшегося

переворота; но она понимала, что они пока не имели ни знаний, ни способностей к

управлению. Это была гвардейская молодежь, мало знавшая и мало воспитанная.

Екатерина осыпала их наградами, допустила к делам, но чувствовала, что

поставить их во главе дел нельзя: им надо было раньше перебродить. Значит, тех,

кого можно было бы немедля ввести в правительственную среду, Екатерина не

вводит потому, что им не доверяет; тех же, которым она доверяет, она не вводит

потому, что они еще не готовы. Вот причина, почему в первое время при Екатерине

не тот или другой круг, не та или иная среда составляла правительство, а

составляла его совокупность отдельных лиц. Для того чтобы организовать плотную

правительственную среду, нужно было, конечно, время.

Так, Екатерина, не имея годных к власти надежных людей, не могла ни на кого

опереться. Она была одинока, и это замечали даже иностранные послы. Они

видели и то, что Екатерина переживала вообще трудные минуты. Придворная среда

относилась к ней с некоторой требовательностью: как люди, возвышенные ею, так

и люди, имевшие силу ранее, осаждали ее своими мнениями и просьбами, потому

что видели ее слабость и одиночество и думали, что она им обязана престолом.

Французский посол Бретейль писал: "В больших собраниях при дворе любопытно

наблюдать тяжелую заботу, с какой императрица старается понравиться всем,

свободу и надоедливость, с какими все толкуют ей о своих делах и о своих

мнениях... Значит, сильно же чувствует она свою зависимость, чтобы переносить

это".

Это свободное обращение придворной среды было очень тяжело Екатерине, но

пресечь его она не могла, потому что не имела верных друзей, боялась за свою

власть и чувствовала, что сохранить ее она может только любовью двора и

подданных. Она и употребляла все средства, чтобы, по выражению английского

посла Букингама, приобрести доверие и любовь подданных.

Были у Екатерины действительные основания опасаться за свою власть. В первые

дни ее правления среди армейских офицеров, собранных на коронацию в Москву,

шли толки о состоянии престола, об императоре Иоанне Антоновиче и великом

князе Павле. Некоторые находили, что эти лица имеют больше прав на власть,

чем императрица. Все эти толки не выросли в заговор, но очень тревожили

Екатерину. Значительно позднее, в 1764 г., обнаружился и заговор для

освобождения императора Иоанна. Иоанн Антонович со времени Елизаветы

содержался в Шлиссельбурге. Армейский офицер Мирович сговорился со своим

товарищем Ушаковым освободить его и его именем совершить переворот. Оба они

не знали, что бывший император в заключении лишился ума. Хотя Ушаков утонул,

Мирович и один не отказался от дела и возмутил часть гарнизона. Однако при

первом же движении солдат, согласно инструкции, Иоанн был заколот своими

надсмотрщиками и Мирович добровольно отдался в руки коменданта. Он был

казнен, и его казнь страшно подействовала на народ, при Елизавете отвыкшей от

казней. И вне войска Екатерина могла ловить признаки брожения и

неудовольствия: не верили смерти Петра III, говорили с неодобрением о

близости Г. Г. Орлова к императрице. Словом, в первые годы власти Екатерина

не могла похвалиться, что имеет под ногами твердую почву. Особенно неприятно

ей было услышать осуждение и протест из среды иерархии. Митрополит Ростовский

Арсений (Мацевич) поднял вопрос об отчуждении церковных земель в такой

неудобной для светской власти и для самой Екатерины неприятной форме, что

Екатерина нашла нужным поступить с ним круто и настояла на его расстрижении и

заключении.

При подобных условиях Екатерина, понятно, не могла сразу выработать

определенную программу правительственной деятельности. Ей предстоял тяжелый

труд сладить с окружающей средой, примениться к ней и овладеть ею,

присмотреться к делам и главным потребностям управления, выбрать помощников и

узнать ближе способности окружающих ее лиц. Понятно, как мало могли помочь ей

в этом деле принципы ее отвлеченной философии, но, понятно, как много помогли

ей природные способности, наблюдательность, практичность и та степень

умственного развития, какой она владела вследствие широкого образования и

привычки к отвлеченному философскому мышлению. Упорно трудясь, Екатерина

провела первые годы своего царствования в том, что знакомилась с Россией и с

положением дел, подбирала советников и укрепляла свое личное положение во

власти.

Тем положением дел, какое она застала, вступая на престол, она не могла быть

довольна. Главная забота правительства — финансы — были далеко не блестящи.

Сенат не знал точно цифры доходов и расходов, от военных расходов происходили

дефициты, войска не получали жалованья, а беспорядки финансового управления

страшно запутывали и без того плохие дела. Знакомясь с этими неприятностями в

Сенате, Екатерина получала понятие о самом Сенате и с иронией относилась к

его деятельности. По ее мнению, Сенат и все прочие учреждения вышли из своих

оснований; Сенат присвоил себе слишком много власти и подавил всякую

самостоятельность подчиненных ему учреждений. Напротив, Екатерина в известном

своем манифесте 6 июля 1762 г. (в котором она объяснила мотивы переворота)

желала, чтобы "каждое государственное место имело свои законы и пределы".

Поэтому она постаралась устранить неправильности в положении Сената и дефекты

в его деятельности и мало-помалу свела его на степень центрального

административно-судебного учреждения, воспретив ему законодательную

деятельность. Это было сделано ею очень осторожно: для скорейшего

производства дел она разделила Сенат на 6 департаментов, как это было при

Анне, придав каждому из них специальный характер (1763 г.); с Сенатом стала

сноситься через генерал-прокурора А. А. Вяземского и дала ему секретную

инструкцию не поощрять Сената на законодательную функцию; наконец, повела все

свои важнейшие мероприятия помимо Сената своею личной инициативой и

авторитетом. В результате была существенная перемена в центре управления:

умаление Сената и усиление единоличных властей, стоявших во главе отдельных

ведомств. И все это достигнуто исподволь, без шума, крайне осторожно.

Обеспечивая свою самостоятельность от неудобных старых порядков управления,

Екатерина с помощью того же Сената деятельно занималась делами: искала

средств поправить финансовое положение, решала текущие дела управления,

присматривалась к состоянию сословий, озабочена была делом составления

законодательного кодекса. Во всем этом не было еще видно определенной

системы; императрица просто отвечала на потребности минуты и изучала

положение дел. Волновались крестьяне, смущенные слухом освобождения от

помещиков, — Екатерина занималась крестьянским вопросом. Волнения достигали

больших размеров, против крестьян употреблялись пушки, помещики просили

защиты от крестьянских насилий, — Екатерина, принимая ряд мер для водворения

порядка, заявляла: "Намерены мы помещиков при их мнениях и владениях

ненарушимо сохранять, а крестьян в должном им повиновении содержать". Рядом с

этим делом шло другое: грамота Петра III о дворянстве вызвала некоторые

недоумения недостатками своей редакции и сильное движение дворян из службы, —

Екатерина, приостановив ее действие, в 1763 г. учредила комиссию для ее

пересмотра. Однако эта комиссия не пришла ни к чему, и дело затянулось до

1785 г. Изучая положение дел, Екатерина увидела необходимость составить

законодательный кодекс. Уложение царя Алексея устарело; уже Петр Великий

заботился о новом кодексе, но безуспешно: законодательные комиссии, бывшие

при нем, не выработали ничего. Почти все преемники Петра были заняты мыслью

составить кодекс; при императрице Анне, в 1730 г., и при императрице

Елизавете, в 1761 г., требовались даже депутаты от сословий для участия в

законодательных работах. Но трудное дело кодификации не удавалось. Екатерина

II серьезно остановилась на мысли обработать русское законодательство в

стройную систему.

Изучая положение дел, Екатерина желала познакомиться и с самой Россией. Она

предприняла ряд поездок по государству: в 1763 г. ездила из Москвы в Ростов и

Ярославль, в 1764 г. — в Остзейский край, в 1767 г. проехала по Волге до

Симбирска. "После Петра Великого, — говорит Соловьев, — Екатерина была первая

государыня, которая предпринимала путешествия по России с правительственными

целями" (XXVI, 8).

Так прошли первые пять лет внутреннего правления молодой государыни. Она

привыкла к своей обстановке, присмотрелась к делам, выработала практические

приемы деятельности, подобрала желаемый круг помощников. Положение ее

окрепло, и ей не грозили никакие опасности. Хотя в эти пять лет не

обнаружилось никаких широких мероприятий, Екатерина, однако, уже строила

широкие планы реформаторской деятельности.

Законодательная деятельность Екатерины II.

Наказ и Комиссия 1767—1768 гг. С самого начала екатерининского

царствования, как мы уже видели, Екатерина выразила желание привести все

правительственные места в должный порядок, дать им точные "пределы и законы".

Исполнение этой мысли явилось только в осторожном преобразовании Сената. Сама

Екатерина пока не шла далее. Но пошел далее виднейший ее советник Н. И. Панин,

который был одним из умнейших людей той поры и которого по уму можно поставить

рядом с самой Екатериной или, позднее, со Сперанским; он только не умел быстро

передавать в практику то, что задумал, ибо был по природе медлителен и

малоподвижен. Панин подал императрице обстоятельно мотивированный проект

учреждений императорского совета (1762 г.); доказывая с едкой иронией

несовершенства прежнего управления, допускавшего широкое влияние фаворитизма на

дела, Панин настаивал на учреждении "верховного места", совета из немногих лиц

с законодательным характером деятельности. Это законодательное "верховное

место", стоя у верховной власти в качестве ее ближайшего помощника, одно было

бы в состоянии, по словам Панина, "оградить самодержавную власть от скрытых

Страницы: 1, 2