: Русь - IX век

на ближайшие славянские племена, упоминаются еще войны с чужими народами: с

ятвягами в 953 году; летописец говорит, что Владимир ходил на ятвягов,

победил и взял землю их; но последние слова вовсе не означают покорения

страны: ятвягов трудно было покорить за один раз, и потомки Владимира должны

были вести постоянную, упорную, многовековую борьбу с этими дикарями. В

скандинавских сагах встречаем известие, что один из норманских выходцев,

находившийся в дружине Владимира, приходил от имени этого князя собирать дань

с жителей Эстонии; несмотря на то что сага смешивает лица и годы, известие об

эстонской дани, как нисколько не противоречащее обстоятельствам, может быть

принято; но нельзя решить, когда русские из Новгорода впервые наложили эту

дань, при Владимире ли, т. е. при Добрыне, или прежде. Встречаем в летописях

известия о войнах Владимира с болгарами, с какими - дунайскими или

волжскими - на это разные списки летописей дают разноречивые ответы;

вероятно, были походы и к тем и к другим и после перемешаны по одинаковости

народного имени. Под 987 годом находим известие о первом походе Владимира на

болгар; в древнейших списках летописи не упомянуто, на каких именно, в других

прибавлено, что на низовых, или волжских, в своде же Татищева говорится о

дунайских и сербах. Как бы то ни было, для нас важны подробности предания об

этом походе, занесенные в летопись. Владимир пошел на болгар с дядею своим

Добрынею в лодках, а торки шли на конях берегом; из этого видно, что русь

предпочитала лодки коням и что конницу в княжеском войске составляли

пограничные степные народцы, о которых теперь в первый раз встречаем известие

и которые потом постоянно являются в зависимости или полузависимости от

русских князей. Болгары были побеждены, но Добрыня, осмотрев пленников,

сказал Владимиру: «Такие не будут нам давать дани: они все в сапогах; пойдем

искать лапотников». В этих словах предания выразился столетний опыт. Русские

князья успели наложить дань, привести в зависимость только те племена

славянские и финские, которые жили в простоте первоначального быта,

разрозненные, бедные, что выражается названием лапотников; из народов же

более образованных, составлявших более крепкие общественные тела, богатых

промышленностию, не удалось покорить ни одного: в свежей памяти был неудачный

поход Святослава в Болгарию. В предании видим опять важное значение Добрыни,

который дает совет о прекращении войны, и Владимир слушается; оба народа дали

клятву: «Тогда только мы нарушим мир, когда камень начнет плавать, а хмель

тонуть». Под 994 и 997 годами упоминаются удачные походы на болгар: в первый

раз не сказано на каких, во второй означены именно волжские. Мы не будем

отвергать известий о новом походе на болгар дунайских, если примем в

соображение известия византийцев о помощи против болгар, которую оказал

Владимир родственному двору константинопольскому. Важно также известие о

торговом договоре с болгарами волжскими в 1006 году. Владимир по их просьбе

позволил им торговать по Оке и Волге, дав им для этого печати, русские купцы

с печатями от посадников своих также могли свободно ездить в болгарские

города; но болгарским купцам позволено было торговать только с купцами по

городам, а не ездить по селам и не торговать с тиунами, вирниками, огнищанами

и смердами.

<P>

Ко временам Владимировым относится первое столкновение Руси с западными

славянскими государствами. Мы оставили последние в половине IX века, когда

моравские князья обнаружили попытку основать у себя народную церковь и когда

история Польши начала проясняться с появлением новой княжеской династии

Пястов. Между тем борьба моравов с немцами продолжалась еще с большим

ожесточением; чехи и сербы принимали в ней также участие; моравы вели войну

по старому славянскому обычаю: они давали врагу свободно опустошать открытые

места, и враг, опустошив землю и не покорив народа, должен был возвращаться

без всякого успеха и гибнуть с голоду на дороге. Но Ростислав, непобежденный

немцами, был схвачен и выдан Карломану, сыну и наследнику Людовика немецкого,

племянником своим Святополком, который, чтоб иметь себе опору и обеспечение,

поддался немецкому королю; Ростиславу выкололи глаза и заперли в один

немецкий монастырь. Гибель Ростислава, однако, ненадолго переменила ход дел:

Святополк наследовал его стремления, и борьба возобновилась с новою силою,

причем Святополк начал уже наступательные движения на немецкие области. При

Святополке яснеет и история чехов, потому что в это время принял христианство

князь чешский Буривой от св. Мефодия. Не Моравии, однако, и не западным

славянам вообще суждено было основать славянскую империю с независимою

славянскою церковию. В последнее десятилетие IX века на границах славянского

мира явились венгры. Политика дворов византийского и немецкого с самого

начала обратила этот народ в оружие против славян: греки обратили их против

болгар, немцы - против Моравской державы. Арнульф Каринтийский, побочный

сын Карломана, соединившись с венграми, пошел на Святополка; моравы, по

обычаю, засели в укреплениях и дали пленить землю свою врагам, которые и

должны были только этим удовольствоваться. Но в 894 году умер Святополк, и с

ним рушилось могущество первой славянской державы. В то время, когда западным

славянам нужно было сосредоточить все свои силы для отпора двум

могущественным врагам, моравские владения разделились на три части между

тремя сыновьями Святополка. Братская вражда погубила дело Моймира, Ростислава

и Святополка; сыновья чешского Буривоя отделились от Моравии и поддались

Арнульфу немецкому, и с 906 года прекращаются все известия о Моравии: страна

стала добычею венгров; подробностей о падении первого славянского государства

нет нигде. Разрушение Моравской державы и основание Венгерского государства в

Паннонии имели важные следствия для славянского мира. Славяне южные были

отделены от северных, уничтожено было центральное владение, которое начало

соединять их, где произошло столкновение, загорелась сильная борьба между

Востоком и Западом, между германским и славянским племенем, где с помощью

Византии основалась славянская церковь; теперь Моравия пала, и связь славян с

Югом, с Грециею, рушилась: венгры стали между ними, славянская церковь не

могла утвердиться еще, как была постигнута бурею, отторгнута от Византии,

которая одна могла дать питание и укрепление младенчествующей церкви. Таким

образом, с уничтожением самой крепкой связи с востоком, самой крепкой основы

народной самостоятельности, западные славяне должны были по необходимости

примкнуть к западу и в церковном и в политическом отношении. Но мало того,

что мадьярским нашествием прекращалась связь западных славян с Византиею,

прекращалась также и непосредственная связь их с Римом, и они должны были

принимать христианство и просвещение из рук немцев, которые оставались для

них теперь единственными посредниками; этим объясняется естественная связь

западных славян с Немецкою империею, невозможность выпутаться из этой связи

для государственной и народной независимости. Христианское стало синонимом

немецкому, славянское - языческому, варварскому; отсюда то явление, что

ревностные христиане между западными славянами являются вместе ревностными

гонителями своего, славянского, и тянут народ свой к западному, т. е.

немецкому; отсюда же обратное явление, что защитники своего являются

свирепыми врагами христианства, которое приносило с собою подчинение немцам;

отсюда несчастная борьба полабских славян против христианства, т. е. против

немцев, в которых они не могли получить помощи от христианских

единоплеменников своих, и должны были пасть.

<P>

После падения Моравской державы на первом плане в истории западных славян

являются чехи. Чехи были обязаны мирным распространением христианства у себя

тому, что князь их Буривой принял евангелие чрез моравов от св. Мефодия, чрез

своих славянских проповедников. Славянская церковь, следовательно, началась

было и у чехов, но после падения Моравии не могла долее держаться. Чехи не

могли высвободиться из-под государственной зависимости от Немецкой империи:

внук Буривоя, св. Вячеслав, обязался платить Генриху Птицелову ежегодно 500

гривен серебра и 120 волов; невозможность поддержать христианство без помощи

немецкого духовенства и невозможность успешной борьбы с мадьярами без помощи

немецкого императора делали зависимость чехов от Империи необходимою.

Вячеслав погиб от брата своего Болеслава I, который сначала думал было о

возможности возвратить независимость чехам от Империи, но после многолетней

борьбы с императором Оттоном I увидал необходимость подчиниться ему. Между

тем в начале второй половины Х века венгры, потерпевшие сильное поражение от

Оттона при Лехе и добитые Болеславом чешским, прекратили свои опустошительные

набеги на европейские государства, поселились в пределах прежде занятых ими

земель и, приняв христианство, вошли в общество европейских народов. Княжение

Болеслава I замечательно внутренними переменами у чехов, а именно, усилением

власти верховного князя над остальными князьями, носившими название лехов; до

сих пор эти лехи называются у писателей reguli, или duces, и верховный князь

из рода Пршемыслова являлся не более как старшим между ними; но при Болеславе

I, как видно, отношения переменились в пользу власти верховного князя; на

средства, какими Болеслав I достиг этой перемены, может намекать прозвание

его Грозный, или Укрутный. Подчиняясь на западе Империи, чешские владения

начинают, однако, при Болеславе расширяться к юго-востоку, чему особенно

способствует обессиление мадьяров; так, присоединяется к чехам нынешняя

Моравия и земля словаков, между Дунаем и Карпатами; на север от Карпат также

видим чешские владения. Еще более распространилась область чехов в княжение

Болеслава II Благочестивого, сына Грозного; никогда потом границы Чешского

государства не были так обширны, ибо все государство Святополка принадлежало

теперь чехам. Несмотря, однако, на распространение чешских пределов, в

церковном отношении чехи принадлежали к епархии регенсбургского архиепископа:

после этого нечего удивляться политической зависимости чехов от Немецкой

империи, ибо церковные отношения тогда господствовали над политическими.

Только при Болеславе II, в 973 году, основано было особое пражское

епископство, где первым епископом был саксонский монах Дитмар; преемником его

был знаменитый Войтех, родом из знатной чешской фамилии; несмотря однако, на

это, никто так не старался о скреплении чешской церкви с западом, никто так

не старался об искоренении славянского богослужения, как Войтех. Такой

характер деятельности условливался самою борьбою ревнителя христианства,

каким был Войтех, с языческими нравами и обычаями, которые в его глазах были

славянские; в подобной борьбе средина редко соблюдается: отечеством для

ревностного епископа была не Богемия, но запад, страны христианские, тогда

как Богемия была исполнена еще языческих воспоминаний, возбуждавших только

вражду Войтеха; церковная песнь на славянском языке звучала в его ушах

языческою богослужебною песнею и потому была противна; слово бог напоминало

ему славянского идола, только слово заключало для него понятие истинного

бога. Смертью Болеслава II (999 г.) кончилось могущество чехов и перешло к

ляхам. При распространении своих владений на западе Пясты встретились с

немцами, императоры которых также распространяли свои владения на счет славян

приэльбских; легко было предвидеть последствия этого столкновения: четвертый

Пяст, Мечислав, или Мешко, уже является вассалом императора, платит ему дань;

в 965 году Мечислав женился на Дубровке, дочери чешского князя Болеслава 1, и

по ее старанию принял христианство; но в это время славянская церковь никла у

чехов и потому не могла укорениться в Польше; отсюда новые крепкие узы

связали Польшу с западом, с Немецкою империею: в Познани была учреждена

епископская кафедра для Польши и подчинена архиепископу магдебургскому.

Второй брак Мечислава на Оде, дочери немецкого маркграфа Дитриха, еще более

укрепил немецкое влияние в Польше. Тесная связь этой страны с западною

церковию и империею отняла у северных славян последний оплот их независимости

от немецкого ига: теперь польский князь в союзе с немцами начинает

наступательные движения против своих языческих единоплеменников. При

Мечиславе начинаются первые враждебные столкновения Руси с Польшею: под 981

годом летописец наш говорит, что Владимир ходил к ляхам и занял города их -

Перемышль, Червен и другие. Чешские историки утверждают, что эти города не

могли быть отняты у поляков, но у чехов, потому что позднейшая земля Галицкая

до Буга и Стыря, к востоку, принадлежала в это время чехам; они основываются

на грамоте, данной пражскому епископству при его заложении, где границами его

к востоку поставлены реки Буг и Стырь в земле Хорватской. Но, во-первых, в

грамоте границы означены очень смутно; видно, что писавший ее имел плохие

географические понятия о стране; во-вторых, был обычай расширять как можно

далее пределы епископств, заложенных в смежности с языческими народами.

Некоторые ученые справедливо замечают также, что русский летописец умеет

отличать ляхов от чехов и потому не мог смешать их, и принимают, что Владимир

отнял Червенские города не у чехов и не у поляков, но покорил малочисленные

до тех пор свободные славянские племена и стал чрез это соседом чехов. Но

рассуждать таким образом - значит опять не принимать свидетельств нашего

летописца, который также хорошо умеет отличать хорватов от ляхов, как

последних от чехов, и прямо говорит, что Владимир ходил к ляхам и у них взял

Червенские города; всего вероятнее, что чешские владения ограничивались

областию, лежащею около Кракова, о чем твердит грамота, и не простирались за

Вислок, что страна по Сану и далее на восток была занята хорватами, которые

были подчинены уже при Олеге, но при Игоре, Святославе и преимущественно при

сыновьях его имели возможность свергнуть с себя подчиненность, подобно

радимичам и вятичам; мы видим, что сначала главная деятельность Владимира

состоит в подчинении тех племен, которые прежде находились в зависимости от

Руси; хорваты были в том числе, но в то время, как Русь вследствие

недеятельности Игоря, далеких походов Святослава на восток и юг, малолетства

и усобицы сыновей его теряла племена, жившие вдалеке от Днепра, Польша при

первых Пястах распространяла свои владения, следовательно, очень вероятно,

что Пясты заняли земли хорватов, свергнувших с себя зависимость от Руси, или

сами ляхи переменили эту зависимость на зависимость от Польши и, таким

образом, Владимир, возвращая прежнее достояние своих предшественников, должен

был иметь дело уже с ляхами. Но завоеванием Червенских городов дело не

кончилось на западе; летописец упоминает в 992 году еще о походе Владимира на

хорватов, а по некоторым спискам в это время Владимир воевал с Мечиславом «за

многие противности его» и одержал над ним блистательную победу за Вислою;

поводом к раздору могли быть постоянно хорваты и Червенские города. Война 990

- 992 года могла быть ведена в союзе с Болеславом II чешским, который также

воевал с Мечиславом. Как видно по некоторым известиям, война продолжалась в

первый год княжения Болеслава Храброго, наследовавшего отцу своему Мечиславу

в 992 году. При Болеславе Польша начала было усиливаться уже на счет соседних

народов; ей выпадал было жребий стать в челе славянских государств для отпора

немцам; но неуменье поляков вести себя среди единоплеменных народов и связь

западных славян с Германскою империею посредством церкви не допустили Польшу

принять значение Моравии для славянского мира. После Мечислава осталось

пятеро сыновей: Болеслав и Владивой от Дубровки чешской и трое от Оды -

Мечислав, Святополк и Болеслав. Первым делом Болеслава старшего было изгнание

младших братьев, с которыми по славянскому обычаю он должен был владеть

сообща, и ослепление двоих других родственников с целию достигнуть

единовластия. Потом Болеслав распространил свои владения на севере до

Балтийского моря чрез подчинение себе поморян и пруссов; между тем в 999 году

умер чешский князь Болеслав II Благочестивый; Болеслав польский

воспользовался этим, чтобы напасть на Краков и его область и присоединить их

к Польше; вероятно также, что он захватил в это время Моравию и землю

словаков до Дуная; Войтех, или Адальберт, не могший ужиться с чехами, прибыл

к Болеславу; тот отправил его на проповедь к пруссам, которые умертвили

проповедника; но гроб Войтеха принес Болеславу свою выгоду, ибо император

Оттон III, друг и чтитель Адальберта, явился в Гнезно, чтоб поклониться праху

его, и основал здесь новое архиепископство, вследствие чего Польша

освобождалась от немецкой зависимости в церковном отношении. Но это

освобождение не могло уже теперь принести пользы - латинская церковь уже

успела укорениться в Польше, а потому борьба с Империею, которую скоро после

начал Болеслав, также не могла принести плодов: польский князь, как видно,

имел в виду набрать сколько можно более пограничных волостей, а не утвердить

независимость и равновесие славянского мира с германским. Между тем, волнения

у чехов доставили Болеславу случай утвердить свою власть и в этой стране. По

смерти Болеслава II вступил на престол сын его Болеслав III Рыжий, князь, по

отзыву современников, чрезвычайно жестокий. Рыжий начал свое княжение тем же,

чем и родственник его, Болеслав польский: он велел одного из своих братьев

оскопить, другого удушить в бане; но обоим удалось бежать в Баварию.

Избавившись от братьев, Рыжий не мог избавиться от могущественных вельмож,

лехов, из которых главными в это время были Вршовцы; Вршовцам удалось при

Болеславе II выгнать Войтеха; теперь они свергли Рыжего, призвав на его место

Владивоя, брата Болеслава польского, который, как сын Дубровки, принадлежал

также к дому Пршемыслову и, как видно, изгнанником жил при дворе чешском.

Чтоб удержаться на престоле, Владивой отправился в Регенсбург к императору

Генриху и отдал ему Богемию, которую получил опять в виде лена. Но Владивой

княжил только несколько месяцев, и после его смерти чехи призвали изгнанных

Рыжим Болеславичей - Яромира и Олдриха. Однако Рыжий не думал уступать и

обратился с просьбою о помощи к Храброму, который вторгся с войском в

Богемию, изгнал Яромира и утвердил Рыжего на престоле. Последний, получив

снова власть, думал только о том, как бы отомстить своим врагам. Чехи

обратились с просьбою о защите опять к Болеславу польскому. Тот только этого

и ждал: по известиям современников, он все это предвидел и нарочно вел дело к

тому, чтоб утвердить свою власть у чехов. Под предлогом нужного совещания он

заманил к себе Рыжего на границу, схватил его, ослепил и заточил внутрь своих

владений. Вступив в Прагу в виде освободителя, Болеслав Храбрый обнаружил

намерение утвердиться здесь. Такое усиление могущества польского князя,

разумеется, должно было возбудить. сильные опасения в императоре, который

послал требовать от Болеслава ленной присяги за Богемию. Болеслав отвергнул

требование и начал войну. Неизвестно, какой исход имела бы борьба нового

Святополка с немцами, если бы на этот раз сами поляки не ослабили могущество

своего князя и с тем вместе единство и могущество западных славян: они

позволяли себе поступать с чехами, как с побежденными врагами; вот почему,

когда император Генрих II послал в Богемию войско, в челе которого находились

чешские князья - Яромир и Олдрих, то вся страна встала против поляков и

приняла с радостию родных князей из немецких рук; Болеслав Храбрый принужден

был бежать, и в несколько дней не осталось в Богемии ни одного поляка. Таким

образом немцам удалось разъединить два главные западнославянские владения -

Богемию и Польшу, и привязать первую еще теснее к себе; в последующей борьбе

с Болеславом польским император постоянно пользуется чешскою помощию, и,

несмотря на все старания Болеслава, примирение между двумя народами было

невозможно. В 1012 году Олдрих выгнал брата Яромира. и стал единовластителем

Чешской земли. В таком состоянии находились западные славянские государства

при смерти Владимира Святого. Мы видели, что в первый год княжения

Болеславова у него продолжалась война с Владимиром, которая, однако, как

видно, скоро кончилась, потому что Болеслав, занятый отношениями к немцам и

чехам, не мог с успехом вести еще войну на востоке. Мир с Русью скреплен был

даже родственным союзом с князем киевским: дочь Болеслава вышла за

Святополка, князя туровского, сына Владимирова. Но этот первый родственный

союз князей польских с русскими повел к большому раздору между ними.

Болеслав, как видно, лучшим средством для собственного усиления считал

внутренние смуты у соседей; как воспользовался он ими у чехов, так же хотел

воспользоваться и на Руси. Вместе с дочерью Болеслава прибыл ко двору

туровского князя Рейнберн, епископ колобрежский (колберский), который

сблизился с Святополком и начал с ведома Болеславова подучать его к восстанию

против отца Владимира: успех этого восстания был важен для Болеслава в

политическом и для западной церкви - в религиозном отношении, ибо с помощью

Святополка юная русская церковь могла быть отторгнута от восточной. Но

Владимир узнал о враждебных замыслах и заключил Святополка в темницу вместе с

женою и Рейнберном. Необходимым следствием должна была быть война с

Болеславом, который в 1013 году поспешил заключить мир с немцами и, нанявши

отряд войска у последних, равно как и у печенегов, двинулся на Русь. Кроме

опустошения страны, мы не имеем никаких других известий о следствиях

Болеславова похода, во время которого возникла распря между поляками и

печенегами, и Болеслав велел истребить своих степных союзников. Вероятно, это

обстоятельство и воспрепятствовало продолжению войны, тем более что все

внимание Болеслава было постоянно обращено на запад, и он мог

удовольствоваться освобождением Святополка. С чехами и венграми были мирные

сношения при Владимире. Были пересылки и с папою, следствия которых, однако,

неизвестны.

<P>

Гораздо с большими подробностями дошли до нас предания о борьбе с степными

варварами - печенегами: борьба эта занимала народ гораздо сильнее, чем

отдаленные воинские предприятия, потому что в ней дело шло о самых близких

его интересах, о собственности, свободе, жизни. В 992 году пришли печенеги

из-за Сулы; Владимир вышел к ним навстречу на Трубеж подле Переяславля;

русские стали на одной стороне реки, печенеги - на другой, но ни те, ни

другие не смели перейти на сторону противную. Тогда князь печенежский

подъехал к реке, кликнул Владимира и сказал ему: «выпусти своего мужа, а я -

своего, пусть борются. Если твой муж ударит моим, то не будем воевать три

года; если же наш ударит, то будем воевать три года». Владимир согласился и,

возвратясь в стан, послал бирючей кликать клич по всем палаткам (товарам):

«Нет ли кого, кто б взялся биться с печенегом?» И никто нигде не отозвался.

На другой день приехали печенеги и привели своего бойца, а с русской стороны

никого не было. Начал тужить Владимир, послал опять по всем ратникам, - и

вот пришел к нему один старик и сказал: «Князь! Есть у меня один сын меньшой

дома; с четырьмя вышел я сюда, а тот дома остался; из детства никому еще не

удалось им ударить; однажды я его журил, а он мял кожу: так в сердцах он

разорвал ее руками». Князь обрадовался, послал за силачом и рассказал ему, в

чем дело; тот отвечал: «Я не знаю, смогу ли сладить с печенегом; пусть меня

испытают: нет ли где быка большого и сильного?» Нашли быка, разъярили его

горячим железом и пустили; когда бык бежал мимо силача, то схватил его рукою

за бок и вырвал кожу с мясом, сколько мог захватить рукою. Владимир сказал:

«Можешь бороться с печенегом». На другой день пришли печенеги и стали

кликать: «Где же ваш боец, а наш готов!»; Владимир велел вооружиться своему,

и оба выступили друг против друга. Выпустили печенеги своего, великана

страшного, и когда выступил боец Владимиров, то печенег стал смеяться над

ним, потому что тот был среднего роста; размерили место между обоими полками

и пустили борцов: они схватились и стали крепко жать друг друга; русский,

наконец, сдавил печенега в руках до смерти и ударил им о землю; раздался крик

в полках, печенеги побежали, русские погнали за ними. Владимир обрадовался,

заложил город на броде, где стоял, и назвал его Переяславлем, потому что

борец русский перенял славу у печенежского; князь сделал богатыря вместе с

отцом знатными мужами.

<P>

В 995 году пришли печенеги к Василеву; Владимир вышел против них с малою

дружиною, не выдержал натиска, побежал и стал под мостом, где едва спасся от

врагов. В 997 году Владимир пошел к Новгороду за войском, потому что война,

говорит летописец, была сильная и беспрестанная, а печенеги, узнав, что князя

нет, пришли и стали около Белгорода; в летописи сохранилось следующее

любопытное предание о спасении этого города, не единственное между преданиями

разных народов. Когда печенеги обступили Белгород, то сделался в нем большой

голод; Владимир не мог подать помощи, потому что у него не было войска, а

печенегов было множество. Когда осада все продолжалась, а вместе с тем

усиливался и голод, то белгородцы собрались на вече и сказали: «Нам

приходится помирать с голоду, а от князя помощи нет; что ж разве лучше нам

помирать? Сдадимся печенегам: кого убьют, а кого и в живых оставят; все равно

умираем же с голода». На том и порешили. Но одного старика не было на вече;

когда он спросил, зачем сбирались, и ему сказали, что на другой день люди

хотят сдаться печенегам, то он послал за городскими старейшинами и спросил у

них: «Что это я слышал, вы хотите передаться печенегам?» Те отвечали: «Что ж

делать, не стерпят люди голода». Тогда старик сказал им: «Послушайтесь меня,

не сдавайтесь еще три дня и сделайте то, что я велю». Те с радостию обещались

слушаться, и он сказал им: «Сберите хоть по горсти овса или пшеницы, или

отрубей; все это сыскали. Старик велел женщинам сделать кисельный раствор,

потом велел выкопать колодезь, вставить туда кадку и налить в нее раствору;

велел выкопать и другой колодезь и вставить в него также кадку; велел потом

искать меду, нашли лукошко меду в княжей медуше, из него старик велел сделать

сыту и вылить в кадку, что стояла в другом колодце. На другой день он велел

послать за печенегами; горожане пошли и сказали им: возьмите к себе наших

заложников и пошлите своих человек десять к нам в город, пусть посмотрят, что

там делается. Печенеги обрадовались, думая, что белгородцы хотят им сдаться,

взяли у них заложников, а сами выбрали лучших мужей и послали в город

посмотреть, что там такое, Когда они пришли в город, то люди сказали им:

«Зачем вы себя губите, можно ли вам перестоять нас? Хотя десять лет стойте,

так ничего нам не сделаете, потому что у нас корм от земли идет, не верите -

смотрите своими глазами». Затем привели их к одному колодцу, почерпнули

раствору, сварили кисель, пришли с ними к другому, почерпнули сыты и начали

есть прежде сами, а потом дали отведать и печенегам. Те удивились и сказали:

«Не поверят наши князья, если сами не отведают». Горожане налили корчагу

раствора и сыты и дали печенегам; те пришли и рассказали все, что видели.

Печенежские князья сварили кисель, отведали, подивились, разменялись

заложниками, отступили от города и пошли домой.

<P>

Беспрерывные нападения степных варваров заставили Владимира подумать об

укреплении русских владений с востока и юга. «Худо, что мало городов около

Киева», - сказал он и велел строить города по рекам Десне, Остру, Трубежу,

Суле и Стугне; но для нас при этом известии важно еще другое, как составилось

народонаселение этих новопостроенных городов: Владимир начал набирать туда

лучших мужей от славян, т. е. новгородцев, кривичей, чуди и вятичей. Если мы

обратим внимание на то, что эти новые города были вначале не что иное, как

военные острожки, подобные нашим линейным укреплениям, необходимые для защиты

от варварских нападений, то нам объяснится значение слова: <I>лучшие

мужи, </I> т. е. Владимир набрал <I>храбрейших мужей</I>,

способных для военного поселения. Таким образом, во-первых, мы видим, что

пограничные города Южной Руси получили народонаселение с севера, которое, как

видно, считалось храбрейшим; следовательно, северное народонаселение дало

средство князьям к подчинению себе юга, оно же дало им средство и к защите

южных русских владений от степных варваров; во-вторых, эти известия уясняют нам

характер народонаселения восточной и южной окраины, или украйны: изначала это

сбродное, созванное отовсюду народонаселение из самых удалых людей; отсюда

объясняется отчасти и козачество на юге, и беспокойный дух северского

народонаселения, ибо сюда беспрерывно подбавлялись новые толпы подобных людей.

Из самых близких к Киеву городов были построены Владимиром Василев на Стугне и

Белгород на Днепре; Белгород он особенно любил и населил его: «от иных городов

много людей свел в него», - говорит летописец. Как происходило это население

и переселение? Вероятнее всего, жители привлекались на новые места особенными

льготами; лучшие, т. е. самые удалые, которым скучно было сидеть дома без

свойственного им занятия, разумеется, привлекались на границу, кроме льгот, еще

надеждою беспрестанной борьбы; кроме того, жителям бедного севера лестно было

переселиться на житье в благословенные страны украинские.

<P>

Об отношениях Владимира к печенегам упоминает также немецкий миссионер Брун,

бывший у печенегов в 1007 году: «Мы направили путь к жесточайшим из всех

язычников, печенегам, - пишет Брун. - Князь руссов, имеющий обширные

владения и большие богатства, удерживал меня месяц, стараясь убедить, чтоб я не

шел к такому дикому народу, среди которого я не мог снискать душ господу, но

только умереть самым постыдным образом. Не могли убедить меня; он пошел

провожать меня до границ, которые он оградил от кочевников самым крупным

частоколом на очень большое пространство. Когда мы вышли за ворота, князь

послал старшину своего к нам с такими словами: «Я довел тебя до места, где

кончается моя земля, начинается неприятельская. Ради бога прошу тебя не

погубить, <I>к моему бесчестию, </I> жизнь свою понапрасну. Знаю,

завтра, прежде третьего часа, без пользы, без причины вкусишь ты горькую

смерть». (Брун говорит, что Владимир имел какое-то видение). Брун пять месяцев

пробыл у печенегов, едва не погиб, но успел крестить 30 человек и склонить

старшин печенежских к миру с Русью; когда он возвратился в Киев, то Владимир по

его просьбе, отправил к печенегам сына в заложники и вместе с этим князем

отправился епископ, посвященный Бруном. Участь его неизвестна. Вот все

предания, дошедшие до нас о деятельности Владимира.

<P>

<P>

Так кончились отношения Ярослава к братьям и племяннику; обратимся теперь к

отношениям внешним. С Скандинавиею продолжалась по-прежнему тесная связь;

враждебных отношений не могло быть: с 1024 года царствовал в Швеции король

Олоф (Schoskonig), которого упрекали тем, что он потерял завоевание

упсальского короля Эриха, сына Эймундова, на восточном берегу Балтийского

моря, в Финляндии, Карелии, Эстляндии, Курляндии. По скандинавским преданиям,

на дочери этого Олофа, Ингигерде был женат наш Ярослав. По смерти Олофа

королем в Швеции был Анунд - Яков, которого все внимание обращено было на

отношения датские и норвежские. Он поддерживал в Норвегии родственника своего

Олофа Святого против могущественного Кнута, короля датского и английского;

ревность Олофа к распространению христианства возбудила против него много

врагов, и он принужден был бежать из отечества; в изгнании он жил одно время

при дворе Ярослава, и сын его Магнус Добрый был здесь воспитан. Родственник

Ингигерды, приехавший с нею в Русь и сделанный посадником венового ее города

Альдейгаборга (быть может, Ладоги), ярл Рагнвальд имел двух сыновей - ярлов

Ульфа и Ейлифа, которые наследовали отцовскую должность; третий сын его -

Стенкиль был королем шведским, равно как и сын последнего Инге, проведший

часть своей молодости в России у дяди Ейлифа. К княжению Ярослава относятся

первые положительные известия о столкновениях русских с финскими племенами:

под 1032 годом встречаем известие, что какой-то Улеб (очень быть может, что

Ульф - сын Рагнвальда) ходил из Новгорода на Железные ворота, но, как

видно, поход был неудачен, потому что из дружины Улебовой мало возвратилось

народу. 80 верст к югу от Устьсысольска, у села Водча, находится городок, по-

зырянски Карил, т. е. городовой холм; предание и теперь называет это место

Железными воротами. В 1042 году Владимир, сын Ярослава, посаженный отцом в

Новгороде, ходил на ямь, победил это племя, но потерял коней в дороге от

мора. Приведя в связь это известие с предыдущим, можно думать, что поход

Владимира был предпринят по следам Улебовым в ту же сторону, на северо-

восток, к берегам Северной Двины; таким образом, мы получим верное известие о

начале утверждения русских владений в этих странах. Еще ранее, в 1030 году,

сам Ярослав утвердил свою власть на западном берегу Чудского озера; это

утверждение произошло обычным образом - построением города: основан был

Юрьев, нынешний Дерпт. Из походов на западные дикие народы упоминается поход

на ятвягов, и в первый раз поход на Литву: эти походы были предприняты, как

видно, с целью не покорения, а только отражения набегов.

<P>

Важнее были отношения к Польше: в 1025 году, после королевской коронации

своей, умер Болеслав Храбрый. Ему наследовал сын его, Мечислав II,

неспособный удержать отцовские приобретения. Мечислав, по обычаю, начал тем,

что выгнал брата своего Оттона, или Безпрема; тот обратился к соседним

государям с просьбою о помощи, вследствие чего венгры отняли у Польши землю

словаков и часть Моравии; скоро потеряна была и вся Моравия. Мы видели, что у

чехов младший князь Олдрих выгнал старшего брата Яромира и стал

единовластителем. Сын Олдриха Брячислав в 1028 году выступил против поляков и

отнял у них остальную часть Моравии, прогнал венгров из другой и соединил

снова Моравию с Богемиею. Мечислав принужден был уступить чехам Моравню,

немцам - лужичей и поделиться с братом Польшею; но этот брат не был так

уживчив, как русский Мстислав: он выгнал Мечислава в свою очередь, но скоро

был убит своими за тиранство. Мечислав возвратился на престол, однако не мог

поправить свои дела и признал себя вассалом императора Конрада II. Если

западные соседи воспользовались смертию Храброго, чтобы отнять у Польши его

завоевания, то и русский князь должен был также воспользоваться этим удобным

случаем. Еще при жизни Болеслава, в 1022 году, управившись с Брячиславом

полоцким, Ярослав ходил осаждать Брест, удачно, или нет - неизвестно;

возгоревшаяся в это время борьба с Мстиславом тмутараканским не могла

позволить Ярославу продолжать свои неприязненные движения на Польшу; но,

помирившись с Мстиславом в 1030 году, Ярослав снова предпринимает поход на

Польшу, и берет Бельз. В следующем 1031 году оба брата - Ярослав и Мстислав

собрали много войска и выступили в Польшу, взяли опять города Червенские, и

повоевали Польскую землю, много ляхов привели и разделили между собою,

говорит летописец. Дурно было положение Польши при Мечиславе II, но еще хуже

стало по его смерти, последовавшей в 1034 году. Дружина княжеская имела

возможность усилиться при слабом Мечиславе, и еще более по смерти последнего,

когда вдова его, Рикса, урожденная принцесса пфальцская, приняла опеку над

малолетним сыном своим, Казимиром. Рикса не имела силы дать значение

ослабленной при Мечиславе княжеской власти, сдерживать стремления вельмож, а

окружила себя своими единоплеменниками, которым дала большое значение в

государстве, в ущерб природным полякам. Это оскорбило народное чувство

последних; Рикса была изгнана, и опека над малолетним князем перешла в руки

вельмож, по неимению других родичей. Здесь мы видим начало того значения

польского вельможества, с каким оно является во всей последующей истории этой

страны. Когда Казимир вырос, и вельможи стали бояться, чтоб он, взявши власть

в руки, не отомстил им за мать и вообще не уменьшил бы приобретенного ими

значения, то они выгнали и его. Польша увидала в челе своем олигархию;

знатнейшие роды изгнали слабейшие или подчинили их себе; но не могли ужиться

между собою в мире и тем пoгубили свое дело, произвели анархию, которой

следствием было то, что низшее народонаселение - смерды или кметы восстали

против шляхты, начали истреблять господ своих, брать их жен и имущество себе.

Но восстание против шляхты было вместе и восстанием против христианства,

которое не успело пустить в народе глубоких корней, а между тем десятины и

другие церковные подати, строгость, с какою духовенство требовало немедленной

перемены древних, языческих обычаев на новые, раздражали кметов и заставляли

их стремиться к свержению и этого ига; епископы, священники были изгнаны или

убиты, монастыри и церкви сожжены, церковные сокровища разграблены. Таким

страшным положением Польши воспользовались опять соседи; у чехов по смерти

Олдриха (1037 год) вступил на престол сын его, уже известный прежними

счастливыми войнами с Польшею, Брячислав I, один из самых талантливых и

деятельных князей чешских. Брячислав напал на Польшу и брал города ее и целые

области без сопротивления. Но это усиление чехов на счет Польши спасло

последнюю; политика германских императоров не могла допустить усиления одного

славянского владения на счет другого: ей нужно было разделение и вражда между

ними, и потому император Генрих III объявил войну Брячиславу и принял в свое

покровительство Казимира. После упорного сопротивления Брячислав принужден

был признать свою подчиненность Империи, отказаться от дальнейших видов на

Польшу, но удержал свое завоевание - землю Вратиславскую (Бреславскую) в

Силезии. Между тем Казимир, вошедши с немецким отрядом в Польшу, был с

радостию принят тою частию народонаселения, которая утомилась смутами анархии

и жаждала восстановления порядка; порядок был восстановлен по ту сторону

Вислы, но в Мазовии Моислав, один из дружинников прежнего князя Мечислава,

пользуясь анархиею, объявил себя независимым, вооружился против Казимира,

призвав на помощь языческих пруссов, литву и славян поморских; этот союз

намекает, что в борьбе Моислава против Казимира боролось язычество с

христианством. Но Казимир в этой борьбе нашел себе сильного союзника в

русском князе. Еще в 1041 году, вслед за походом против Литвы, Ярослав

предпринимал поход в Мазовию на лодках. Быть может, уже тогда был заключен

союз с Казимиром, но можно полагать также, что поход в Мазовию был предпринят

вследствие союза Моиславова с литовцами, врагами Ярослава, и уже союз с

Казимиром был следствием вражды против Моислава. В 1043 году Казимир вступил

в родство с Ярославом, женился на сестре его, Доброгневе, или Марии, получил

за нею богатое приданое, но вместо вена отдал Ярославу 800 пленников, взятых

Болеславом из Руси. Следствием такого тесного союза было то, что в том же

году упоминается о двукратном походе Ярослава на Мазовию; в 1047 году русский

князь отправился опять с войском на помощь Казимиру против Моислава;

последний был разбит и убит, Мазовия подчинилась снова Пястам. Союз с Польшею

был скреплен еще браком Изяслава, одного из сыновей Ярославовых, на сестре

Казимировой. Есть известия, более или менее вероятные, о брачных союзах

Ярославова семейства с другими владельческими домами в Европе: о браке

Гарольда норвежского на Ярославовой дочери Елизавете, короля венгерского

Андрея - на Анастасии, Генриха I французского - на Анне; о браке

Всеволода Ярославича на царевне греческой, дочери Константина Мономаха, также

о браке двоих неизвестных по имени сыновей Ярославовых на двух немецких

княжнах.

<P>

Ко времени Ярослава относится последнее враждебное столкновение с Византиею.

Греческая торговля была очень важна для Руси, была одним из главных

источников обогащения народа и казны княжеской; ее поддержание и после было

одною из главных забот наших князей, должно было быть и одною из главных

забот Ярослава. Греки поссорились с русскими купцами, и один из последних был

даже убит в этой ссоре. Русский князь не мог позволить подобных поступков и в

1043 году отправил на греков старшего сына своего Владимира, давши ему много

войска, и воеводу, или тысяцкого своего Вышату. Владимир пошел в лодках, но

на пути от Дуная в Царьград поднялась буря, разбила русские корабли и, между

прочим, корабль князя Владимира, так что последний должен был пересесть уже

на корабль одного из воевод Ярославовых, Ивана Творимирича. Остальные воины,

числом 6000, кроме дружины, были выкинуты на берег; они хотели возвратиться в

Русь, но никто из дружины не хотел идти с ними в начальниках. Тогда Вышата

сказал: «Я пойду с ними; жив ли останусь, погибну ли - все лучше вместе с

своими». Когда греки узнали, что русские корабли разбиты бурею, то император

Константин Мономах послал за ними погоню; Владимир возвратился, разбил

греческие корабли и пришел назад в Русь. Но не так был счастлив Вышата -

его отряд был окружен греками при городе Варне, взят в плен и приведен в

Константинополь, где многих русских ослепили; только через три года, когда

заключили мир, отпущен был Вышата в Русь к Ярославу. Чем обнаруживалась

вражда в продолжение трех лет, неизвестно; на каких условиях был заключен

мир, также неизвестно. Вероятно, Ярослав поспешил прекратить вражду с

греками, занятый более важным предприятием относительно Польши; вероятно

также, что следствием и условием прекращения вражды был брак сына Ярославова

Всеволода на царевне греческой: в 1053 году летописец упоминает о рождении

сына Всеволодова Владимира от царицы грекини.

<P>

О набегах печенежских, кроме упомянутых выше при борьбе Ярослава с

Святополком, древнейшие списки летописи сообщают известие под 1036 годом.

Находясь в это время в Новгороде, Ярослав узнал, что печенеги осаждают Киев;

он собрал много войска, варягов и новгородцев, и вступил в Киев., Печенегов

было бесчисленное множество; Ярослав вышел из города и расположил свое войско

так: варягов поставил посередине, киевлян - на правом крыле, а новгородцев

- на левом; и началась битва перед крепостью. После злой сечи едва к вечеру

успел Ярослав одолеть печенегов, которых погибло множество от меча и

перетонуло в реках во время бегства. После этого поражения имя печенегов хотя

и не исчезает совершенно в летописи, однако нападения их на Русь

прекращаются.

<P>

Страницы: 1, 2