     1Гражданское общество в либеральном контексте:
     1категория 0 1скорее остаточная чем независимая.
    Основные требования демократических свобод в теории

гражданского общества, несомненно, имеют корни в историчес ком опыте социальных движений рушащегося коммунистического мира /Rau, 1991/. Однако, в отличие от cоциалистических пре образований как радикальных демократических перемен, в тео рии гражданского общества гораздо большие надежды возлагают ся на высвобожденный потенциал социального развития в демок ратическом обществе как на "уравновешивающие силу" воздейс твия и независимый социальный " движитель" против застоя и экономического всевластия /Cohen and Arato, 1992, 418-91/.

Соответствующие практические доказательства появились

как раз в фарватере этих надежд. Как раз когда гражданские или социальные движения в Восточной Европе исчезли, западные общественные движения вели борьбу за выживание в условиях жестких мер по урезыванию бюджета, берущих верх над програм мой свободных демократий. На востоке, от Балтии до Берлина, гражданские движения были сметены новой логикой государства и рынка. В то время как бывшие коммунисты празднуют на выбо рах одну победу за другой , а рыночные стратеги помогают им своими провалами и нищетой, которую принесла о собой шоковая терапия в экономике, гражданские движения отброшены назад почти до своего истока, откуда они начинались - до нелегаль ного положения, подполья. Чешский Республиканский Гражданс кий Форум был предан забвению. Солидарность в Польше была разогнана парламентом. Новый Форум в Восточной Германии прекратил существование практически с того момента, как пар тии Западной Германии одержали верх на выборах в воссоеди ненной Германии. Зеленые Западной Германии даже не пытались пробиться в первый всегерманский парламент. То, что в Италии прогрессивный альянс экс-коммунистов, Зеленых и других дви жений с социальной направленностью был подавлен правым кры лом коалиции, в одночасье возникшей на волне популистских лозунгов и при поддержке неофашистов, едва ли внушает веру в демократические преобразования.

Разумеется, теория гражданского общества провозглашает,

что либеральные силы социальных движений должны добиваться влияния именно вне сферы политики власти. Но рекомендации политической теории, ставящей в качестве первоочередной цели прежде всего достижение демократических свобод, не лишаются веса при взгляде на скомпрометировавшую себя реальность су ществующего положения, как это может показаться. Возможность создания гражданского общества как третьего выбора между го сударственным социализмом и рыночным капитализмом - это, на самом деле, разбитые надежды. Однако, это дает право еще раз пересмотреть теоретические предпосылки, а если быть точным, - поднять вопрос, можно ли вообще гражданское общество выде лить в отдельное понятие в качестве независимой области, не подвергая при этом сомнению логику государства и рынка. Прежде всего, это вопрос противогегемонистской независимой идеологии, отличной от доминирующей.

Хоббс, по-видимому, был первым, кто провозгласил необ

ходимость общепринятой всеобщей и открыто проводимой в жизнь гражданской религии или идеологии, "Единства" побуждений и наказаний /Leviathan, 1651, XYII/ в обществе, движимым уст ремлениями отдельных людей. Спустя одно поколение Локке так же считал само собой разумеющимся, что подобный переход ко всеобщей общественной идеологии уже существует или же нахо дится в процессе создания. Следовательно, его забота - увяз ка общественно значимого и "отдельных интересов" /Second Treatise, 1688, $ 138/ в гражданском обществе, рационально саморегулируемом на основе всеобщих принципов собственности как общей генеральной линии поведения человека. Вопрос здесь не в том, воспринимал ли Локке собственность с точки зрения чувства стяжательства, что позволяло бы отнести его к классу теоретиков "собственнического индивидуализма" /Macpheson, 1962/. Важнее здесь другое: он начал интерпретировать "все права человека как рыночные товары потребления" , для него собственность "придает, по видимому, личности политическое качество", и, наконец, это всеобщая идеология прав собствен ности ограничивает деятельность правительства определенными рамками /Laslett, 1988, 102; 105; 112/.

Как универсальная идеология, саморегуляция общества на

основе прав собственности включает землю и труд. Предвосхи щая Маркса, Локке утверждает: этот труд в действительности является отражением разницы в ценности любой вещи" /Second Treatise, $ 40/. Однако то, что предлагалось Локке в качест ве универсального механизма, Маркс подверг критике и опреде лил как доминирующую классовую идеологию подавления и экс плуатации, проводимую в жизнь государством, которая не осу ществляет всеобще регуляцию демократических прав и порядка, сохраняясь в руках правящих классов в качестве инструмента. Маркс был, несомненно, первым, кто стал утверждать что клас совый антагонизм в отношении собственности является неотъем лемым свойством социального устройства.

Гегель, например, также утверждал, что "универсаль

ность" не является необходимым или даже желательным условием "гражданского общества", движимым "эгоистическими целями" в пределах сфер "торговли и коммерции", что, в частности, "различные интересы производителей и потребителей" вызовут "борьбу всех против всех" и что, следовательно, "единство универсального должно быть распространено на всю область частностей" /Elements of the Philosophy of Right, $$ 229-36/ Универсальность представлялась ему двойственной: партикуляр ность гражданского общества должна трансцендентально перехо дить в государство, потому что "она является лишь составной частью государства, и каждая личность сама обладает своей объективностью, правдой и этической жизнью" /$258/. С другой стороны, внутри сферы гражданского общества "органы охраны порядка" и "корпорации" должны гарантировать универсальность благосостояния каждого в его частной жизни /$229/. Важно здесь, что Гегель заново открывает корпоративистские струк туры старого социального порядка и объединяет их, неcколько туманно, в организованное целое: гражданское общество, структурированное по "ветвям" соответственно роду занятий, становится "областью поcредничества" между отдельными инди видуумами и универсальными условиями частной жизни/$251, 182/. Итак, универсальной конечной целью корпорации было "наложение" гражданского общества "на государство" /$256/.

Подобно Гегелю, теоретики либерального гражданского об

щества /Cohen and Arato, 1992 ; Sedaitis, 1991/ рассматрива ют экономическую область договорных и рыночных отношений как данность. Как и Гегель, они также видят в политической сис теме или государстве единственную возможность добиться орга низации всеобщности. И наконец, опять же подобно Гегелю, они видят в многообразии структур гражданского общества возмож ность посредничества и воздействия, так сказать выявления лучшего как в экономической, так и политической сферах об щества. Отличие от Гегеля состоит в том, что современные те оретики считают, что гражданское общество составляют не ста рые корпоративные структуры, а социальные движения, сформи ровавшиеся скорее по признаку происхождения, а не профессио нальной деятельности. Более того, вместо неопределенного у Гегеля "наложения" гражданского общества на государство, выдвигается более существенное допущение: сохранение автоно мии и формы общественных движений даже, в случае необходи мости, и путем гражданского неповиновения. В принципе, в те ории либерального гражданского общества больше не оспарива ется эта точка зрения, увеличивающая сомнения относительно того, могут ли социальные , движения действовать в течение длительного времени независимо, не поглощаясь сферами компе тенции государства и рынка.

По Гамски, гегелевские корпоративные структуры граж

данского общества были частью идеологических суперструктур, "частным голосом Государства", поддерживающим и питающим господствующего идеологию, в особенности, в периоды зкономи ческого кризиса /Prison Notebooks, 1935, 29О/. По крайней мере, подразумевается, что это означает: гражданское общест во может только тогда избавиться от своей зависимой роли, играющей "вторую скрипку" в господствующей идеологии, и за воевать автономию, когда всеобщий "кризис власти" /210/ ос лабляет это господство, и гражданское общество становится независимой идеологической силой, внушающей доверие в отли чие от авторитета власти. Это был случай в Италии Грамски, когда господствующая идеология буржуазного либерализма попы талась ослабить свою гегемонию, потерпела крах и открыла до рогу корпоративным структурам фашизма.

Дыхание перехватывает, когда понимаешь каким образом

обобщения Грамски могут быть приложены с очевидными истори ческими модификациями к недолго просуществовавшему опыту по литического либерализма во многих странах бывшего коммунис тического блока /например, Россия, Босния/ и своей противо положности, индуцируемой силами авторитарного национализма и застоя. Гражданские , движения в странах Восточной Европы, заявившие о себе в противовес слабеющей власти государствен ного социализма во многих других странах /например, Чехосло вакии, Восточной Германии/, стали терять шансы на независи мое выживание, как только довлеющие силы демократического государства и рынка стали набирать все больше сил.

Можно сделать также некоторые наблюдения о взлете и па

дении социальных движений в западных индустриальных держа вах. Подъем альтернативной культуры 60-к годов совпал тогда с верой в экономический рост. Альтернативное социальное экс периментирование допускалось подобно шутам при средневековых королевских дворах, чье существование только помогало упро чению власти правителей. Когда же после 1975 г. страну пора жал экономический кризис, эти альтернативные движения сразу же подвергались резкой критике как "соперничающие". В стра нах с особенно сильной и однородной доминирующей культурой /например, США/ эти движения были вовлечены основным потоком в нормальную экономическую жизнь /например, Че-Гевара на теннисках/. В менее однородных политических культурах /нап ример, Германии, Италии/ радикальные элементы регрессировали от гражданского неповиновения до подпольного терроризма, и в конце концов уничтожались.

В Германии умеренные элементы движений перегруппирова

лись и вновь появились на поверхности общественной жизни в качестве организованных гражданских инициатив, сфокусировав ших свое внимание на "новых направлениях политики" мира и защиты окружающей среды. В конечном счете, успех этих движе ний оказался даже зависимым от основных политических тече ний. Партия Зеленых в Западной Германии могла стать на сов ременном этапе наиболее ярким примером гражданской организа ции, действующей независимо от главных направлений деятель ности государства и рынка; тем не менее ее успех стал, по иронии судьбы, успехом на выборах. Завоевав места на всех уровнях правительства в Западно-Германской федеральной сис теме, позиции Зеленых должны были не только не ослабеть, но более того, Зеленые стали основным течением политики и вли вались в платформы других партий. "После десятилетия органи зационного периода создания и адаптации Зеленые все больше зависят от их собственных политических действий /Poguntke, 1993, 182/. И как показывает локаут западно-германских Зеле ных на объединительных выборах 1990 г. , их успех по-прежнему зависит от способности доминирующих сил организовать идеоло гическое руководство политическими дискуссиями.

Может показаться, что активность независимых гражданс

ких объединений оказалась ущемленной при режиме "ограничен ного плюрализма /Beyme, 1980/, который был основным регуля тором при определении границ и масштабов либеральной полити ки. Это регулирование может включать ограниченное право на гражданское неповиновение, а также может предоставлять огра ниченную независимость на созидательное экспериментирование с альтернативными формами социальной жизни. В действитель ности, выдвижение предварительных условий такого ограничен ного допущения независимости при режиме руководства правящей организацией также старо, как происхождение самой современ ной системы либеральных направлений политики.

В самом начале 16 века, когда после распада единой

христианской всеобщности в политику были допущены многочис ленные религиозные течения и терпимость к ним, многие теоре тики постулировали "право на сопротивление" злоупотреблениям тиранической власти, причем это право могло только сдержи вать гегемонию государства и общества, когда и если те попи рали свои собственные толкования естественных и/или божест венных законов и порядков. При этом вопрос об исходной за конности этих правителей и их требований вообще не имел пра ва на существование. Без радикального же оспаривания порядка подавления право на сопротивление оставалось скорее остаточ ной чем независимой категорией /Hueglin, 1991, 230-34/. Точ но также в XX-том веке, когда буржуазное общество благодаря постепенному распространению принципа подчинения меньшинства большинству стало действительно прислушиваться к мнению большинства, либеральные мыслители, подобно Джону Стюарту Миллу, горячо призывали в этой новой обстановке "коллектив ной посредственности" дать возможность быть "свободными ме нестрелями" необычным и странным людям, которые, единственно могли вести общество к прогрессу /On Liberty, 1859, III/. Можно критиковать это высказывание , видя в нем жалобу на отсутствие привилегий, положения или интеллекта. Милл связы вал возрастание роли усредненных собственных взглядов с нез начительной динамикой рыночного общества, но он не дошел до анализа доминирующих сил или классов, управляющих как новой индустриализацией, так и новым идеологическим единообразием. Тем не менее он надеялся, что дав волю нешаблонному и нова торскому, можно добиться разделения сфер, не тесня при этом доминирующие силы. Без подобной просьбы "потесниться" сво бодное пространство нешаблонного и новаторского было бы просто остаточной категорией социального бытия, зависящей от уступок со стороны главенствующих в обществе сил и не спо собной на свой собственный выбор.

Гражданское неповиновение и терпимость по отношению к

альтернативным концепциям социальной жизни в теории и прак тике, несомненно, существенно способствовали либерализации и качеству перемен в демократических обществах, хотя, собс твенно говоря, они не утвердили независимость гражданских объединений, принявших на себя дело освобождения и перемен в обществе. По-видимому, гражданские объединения могут созда ваться лишь как остаточная категория социальной жизни, если они не бросают серьезный вызов главенствующим силам госу дарства и рынка. Подобно условию благосостояния Гегеля, дея тели гражданских движений, действуют ли они на низших уров нях или же в самых высоких слоях, могут лишь подготавливать перемены внутри ограничивающих условий доминирующей идеоло гии, однако они не в состоянии похоронить эту идеологию. Ге гемония государства и рынка продолжает решать, какого рода нововведения она допустит и каким образом. Наоборот, либе ральное гражданское объединение может получить независимую силу для проведения перемен только при условии ослабления действующего аппарата управления или кризиса власти. Важным представляется тот факт, что это объединение не может созда вать этот кризис, а по-прежнему зависимо от внутренних про тиворечий государства и рынка.

Теории либерализма гражданского общества хотят иметь

независимую область между рыночной сферой, с одной стороны, и сферой всеобщего политического порядка, - с другой. Что, по-видимому, отсутствует, - так это разработка понятия адек ватных условий такой социальной организации, которая бы поз воляла бы на практике создание подобной автономии третьего порядка. Далее в статье следует обсуждение плюрализма и общ ности, с точки зрения этих условий.

     1Гражданское общество в либеральном контексте:
     1предпосылки для общности и плюрализма.
     1Феномен плюрализма должен стать
     1объектом исследований на уровне
     1политической структуры, струк
     1туры экономики и в области
     1культурной 0 1жизни. 0
     1Станислав Эрлих, 1982, 233
    Теоретики гражданского общества 19-то столетия, такие

как Гегель, вновь обратились к старому устройству гильдий, цехов и профессиональных объединений, романтически томясь по стабильности и чувству сопричастности. Маркс предложил пос мотреть в зеркало новым классам буржуазии эры индустриализа ции, чье отражение на тот момент должно было бы устрашать гораздо больше, чем призрак коммунизма: "Все устоявшиеся, намертво замороженные отношения с их хвостом древностей и тянущимися из глубины веков предубеждениями и взглядами сме таются, все вновь формирующиеся отношения устаревают, прежде чем они могут закостенеть" /Communist Manifesto, 1848, 476/. Он также дал объяснение, почему буржуазное общество /скорее чем гражданское/ открыло эту эпоху беспрецедентных течений: потому что "имущественные отношения выпали из первобытных и средневековых общин" /Jerman Ideologi, 1846, 163/.

Интересно, что община была вновь открыта в качестве

лакмусовой бумажки сплоченности точно таким же образом, ка ким неоконсерваторы сегодня традиционную жизнь сообществ /Walzer, 1992, 107/, но не как автономное образование с собственными понятиями о справедливости, а как гарант соци альной стабильности, освобождающий государство и рынок от их обязательств по благоустройству. Только немногие видели в общине реальную альтернативу. Прудон рассуждал о возможнос тях "агропромышленной федерации" производственной общины /Du Principe Tedetativ, 1863, 67/. Кропоткин предлагал "взаимо помощь" в качестве основного антропологического условия в организации общины /Mutual Aid, 1902/. Гирле рассматривал "свободный ассоционализм" как необходимое условия , для "пре одоления центристских равно как и индивидуалистических" тен денций в современном обществе /1880, 263/.

Гирке в особенности обращался к некоей политической те

ории начала нынешней эпохи, которая определяла гражданское общество как политический "союз сообществ". В противовес за централизованному территориальному государству Альтузиус пы тался отстаивать общинную автономию гильдий, городов и про винций в системе "общественного федерализма" /Hueglin, 1991; 1992/. Основная идея этой политической теории состояла в ор ганизации "самодостаточности" при наличии множественности политических сообществ или "консоциатов", соединенных по принципам взаимодополняемости и единства, живущих в соот ветствии со сложившимися веками устоями по всей вертикали, начиная от семьи и гильдии до города, провинции, и кончая единым миром /Hueglin, 1993; 1994/.

Взаимодополняемость означает, что каждое сообщество

свободно в выборе - оставить за собой полномочия, необходи мые и полезные для организации социальной и экономической жизни, делегировать же часть полномочий следующему по верти кали уровню управления можно лишь с согласия всех членов со обществ данного уровня. Единство же означает, что все сооб щества должны быть связаны обязательствами по оказанию друг другу поддержки и "обоюдной помощи" /auxiliis mutuis; Poli tica, I. 27/. Взаимодополняемость, таким образом, определяет границы диалектического равновесия между автономией и единс твом. С одной стороны, регулирующая роль иерархического уст ройства управления призвана сохранять автономные права каж дого члена сообщества, которые не должны возрастать или при нижаться один за счет другого /XXIX. 2/. С другой стороны, целью иерархического устройства управления является справед ливое обеспечение условий жизни для всех /XYI. 2; YI. 47/.

Политическая теория Альтузиуса - яркое напоминание не

только о том, какую роль старое корпоративное устройство гильдий и цехов играли на самом деле в организации социаль ной жизни в свое время, то также и о том, какие реальные альтернативы могли бы получить свое развитие, последуй сов ременный мир за Альтузиусом, а не за Бодиным и Хоббесом /Bu ber, 1967; Bloch 1972; Nisbet 1973; Triedrich, 1975, Mc Rae, 1979/. Важно отметить, что Альтузиус собственно не воспроиз вел старый порядок узких корпораций c их привилегиями и "хвостом древностей и освященных веками предрассудками и взглядами". Он пошел дальше, трансформировав это устройство и выдвинув первую современную теорию федерализма - "социаль ного" федерализма, поскольку в качестве членов должны были включаться союзы по профессиональным, а также по территори альным признакам. Она могла бы стать реальной альтернативой централизованному территориальному государству, создающей благодаря своей конструкции социальной жизни равновесие межгрупповой автономии и всеобщего единства. Конечно, беспо лезно сожалеть, что миром стали править централизованное го сударство и рынок, и что Politica Альтузиуса была обречена на вековое забвение. В некоторых современных теориях, в об щем, видны попытки сконструировать гражданское общество как независимую категорию социального существования в мире госу дарства и рынка. В них содержатся советы обратить настойчи вое внимание на требования Альтузиуса групповой солидарности и самодоcтаточности в качестве обязательного предварительно го условия подобной независимой категории.

Ведь именно недостаток сплоченности и групповой иден

тичности могут считаться причинами того, что современные гражданские общественные движения являются проходящими и за висимыми. Если итоги деятельности Партии Зеленых в Германии позволительно распространить на другие гражданские общест венные движения, другими оловами говоря, Зеленые представля ют собой тип "новых политиков", строящих деятельность на ос нове "личных предпочтений, которые могут принимать различные обличия по отношению к разным процессам" /Poguntke, 1993, 181/, тогда окажется, что именно индивидуализм и гетероген ность - ближе всего к истине на пути к верному делу и соли дарности. Заимствуя лаконичность выражений у естественных наук, можно сказать, что период полураспада гражданского об щества просто может быть короче, чем период полураспада го сударства и рынка.

Или же, как это выразил одни из ранних поборников сов

ременных гражданских движений: прогрессивные движения, оспа ривающие устоявшееся гегемоническое устройство, сами также подвергаются "одновременно двум опасностям; одной - в виде оппортунистической ассимиляции, другой - групповщине" /Bah ro, 1980, 312/. Диссоциация при ассимиляции будет смертью гражданских объединений, если они окажутся неспособный соз дать структуры сплочения, предохраняющие отдельных членов от обратного дрейфа в основной поток. Групповщина, или сектанс тво - это типичный случай со смертельным исходом для объеди нений, которые существуют только в головах их членов, не имея однако контроля над материальным базисом жизни. Таким образом, гражданское общество как движущая сила демократи ческих преобразований не может лишь теснить либеральный sta tus quo политики и экономики. На политическом, равно как и материальном, уровне социальной жизни оно должно утверждать себя в качестве радикальной альтернативы государству и рын ку, а не как видоизменение условий их существования.

Организовать структуры, сплачивающие объединение или

союз, представляется возможным лишь в небольших группах о относительно однородными интересами и условиями жизни. Поли тическая система государства и политическое сообщество, с их идеологическим монополизмом всеобщих законов и порядков, распространяющихся на каждого, в том числе, и в практической жизни, должно опровергаться и замещаться множественными фор мами децентрализованной политической демократизации. Федера лизм на основе взаимодополняемости может на деле продвинуть вперед организацию такой множественности как перехода к ав тономии, обладающей далеко идущей силой самоопределения, за щищая против поглощающего и ассимиляционного давления со стороны системы гегемонии, а также как переход к универсаль ной ценности сплоченности, построенной в соответствии с обычными канонами прав индивидуума, предохраняя против отка та к узким идеологическим сообществам местной тирании.

Подобные автономные области самоопределения, очевидно,

не могут существовать в головах их членов, не могут они и простираться до суперструктурной регуляции закона и порядка. Они должны включать материальную регуляцию экономической жизни. Таким образом, гражданское общество должно радикально противостоять универсализированной системе рыночного обмена. Вместо провозглашения "всех прав человека как рыночных пот ребительских стоимостей" экономическая сфера должна гумани зироваться со всеми вытекающими отсюда следствиями: обычным сводом социальных прав, защищающих плюрализм социальных структур против силы поглощения и ассимиляции рынком и доми нантными силами экономической жизни.

Такая защита должна была бы включать, к примеру, конт

роль производительных сил на местах /например, за перемеще нием капитала/, а также социальную регуляцию торговли с целью предотвращения социального дэмпинга /например, когда сбиваются цены путем допущения условий работы и социального обеспечения ниже принятых/, и совместное определение необхо димых нововведений в производстве в соответствии с местными потребностями, ресурсами и рынком рабочей силы /например, через советы потребителей, местный бизнес, рабочую силу и советы по окружающей среде/. В условиях гибкого производства это не обязательно должно означать возврат к нерациональной системе местных отдельных производств. Собственно говоря, это означает, что соображения по производству, его интересы не должны оставляться только на усмотрение вложенного капи тала, они должны определяться внутри гражданского общества, включающего капитал, ресурсы, мнение рабочих.

Вышеизложенное - не ново, однако имеется опасность, что

все это будет вырвано о корнем из теории и практики, если после краха коммунизма управление и контроль над либеральной идеологией приобретет глобальный характер. Пока "реальный социализм" существовал в качестве другого гегемона, нельзя было так просто отмахнуться от теоретических обоснований по поводу возможности "социалистического плюрализма". Станислав Эрлих настаивал на возможности "социального и политического плюрализма", чтобы потеснить одноликую гегемонию идеологии марксизма, указывая на подразумеваемое Марксом одобрение Прудоном "общественного плюрализма" или обращая внимание на мнение Каутского по поводу "различных форм отношений собс твенности", и наконец, провозглашая, что "плюрализм не есть характеристика, присущая исключительно некоторым конкретным социально-политическим системам или формам государства" /1980, 34-43/. Представляется, что в конце данной статьи подходящим будет призыв не забывать мечту Эрлиха о гражданс ком обществе, осуществляющим контроль за социальным, зконо мическим и политическим потенциалом. По-видимому, одновре менно с крушением скомпрометировавшего себя социализма-ком мунизма советского образца только начинается эра социалисти ческого плюрализма, его теория и практика.

Примечания
1. Наиболее тщательным и исчерпывающим в этой области

на настоящий момент является монументальный труд Гражданское Общество и Политическая Теория, Jean L. Cohen и Andrew Arato /1992/. Эта работа была подвергнута критике как "экономичес ки пассивная" со стороны радикалов, не готовых дать теорети ческое обоснование реальности "социалистического гражданско го общества" /Keane, 1988, 86/.

2. Интерпретация Английской Революции с классовым пози

ций подвергалась нападкам в истории несколько раз, пока она не утвердилась окончательно. Хилл в целом следовал дорогой классового анализа с большими предосторожностями, избегая модернистских отклонений от Маркса. Наблюдаемое в настоящее время возобновление атак на класс как многозначительную ка тегорию исторического исследования является, по-видимому, частью общего отхода интеллектуальных сил от социального анализа и интерпретации, - не "экономически пассивны". Новый журнал Left History отважно принял на себя эти спорные воп росы /Gentles, 1994, 111-17/.

3. Было бы, конечно, самонадеянным ограничить позиции

либералов рассмотрением нескольких узких мест. Целью, данной работы было лишь идентифицировать те элементы либерализма, которые а/ явились продолжением либеральных традиций от Хоббса до Роулса; б/ являются существенной частью доминирую щей идеологии рыночного либерализма сегодня; в/ оказываются теми моментами в позиции либералов, которые не состыкуются с аргументами теории гражданского общества типа - возможно со существование различных сфер с различной логикой.

4. Теории гражданского общества сегодня также посвящено

большое количество литературы с большим разнообразием поло жений. В настоящем кратком обзоре представлены те из них, которые выведены из опыта центральной и в особенности вос точной Европы. В соответствие с этим опытом отвергается воз можность "социалистического гражданского общества", которое бы простиралось над сферой материального воспроизводства, вместо чего настойчиво требуется выделение отдельных облас тей с различной логикой. Цель работы - определить те элемен ты и положения теории гражданского общества, которые, про возглашая сосуществованние с либеральными сферами государс тва и рынка, на деле фактически несовместимы с ними.