Рефераты

Доклад: Генуэзская конференция

Доклад: Генуэзская конференция

К. Радек.

ГЕНУЭЗСКАЯ И ГААГСКАЯ КОНФЕРЕНЦИИ.

I.

От Брест-Литовска до Генуи.

Победоносная Октябрьская революция

встретилась сразу же с глазу на глаз с заклятым своим врагом - с германским

империализмом, закованным и вооруженным с ног до головы. Монархия

Гогенцоллернов, враг даже обыкновенной буржуазной демократии, принуждена была

вступить в переговоры с молодой не окрепшей еще рабочей Республикой, ибо

Советская Республика, порвавшая связь с Антантой, означала окончание войны на

Востоке. И как бы германский империализм ни ненавидел победоносную революцию, -

в тяжелом своем экономическом положении он принужден был идти на компромисс с

нею, идти, скрепя сердце. В то время, когда Гогенцоллернские и Габсбургские

дипломаты, господа Кюльман и Чернин, пытались ласкать зверя, говорить с ним в

тоне, который в наивных мог вызвать впечатление, что они идут на сделку с

революцией, генерал Гоффман, действительный представитель империалистской

Германии, грозил победившему русскому пролетариату вооруженной рукой. Своей

дышащей ненавистью речью против пролетарской диктатуры он выражал истинное

отношение империалистской Германии к Советской России. Но и гладкие речи

Чернина и Кюльмана были не только дипломатическими фразами, - они были

выражением рокового для германского империализма факта, что он вступил в

сношения с Советской Россией со связанными руками. Он мог размахивать

бронированным кулаком против нее, но он не мог его опустить, ибо для схватки на

западе со своими империалистскими конкурентами ему нужна была передышка на

востоке. Мы вспоминаем этот факт, когда пытаемся подвести итоги Генуи

и Гааги, потому, что этот факт - раскол в лагере империализма и связывание

одного врага Советской России руками другого является основным фактом всей

истории внешней политики Советской России. Он стоит у ее колыбели и он является

одним из решающих моментов ее внешнего положения и сегодня. Из мемуаров

генерала Людендорфа, из документов германского правительства о происшествиях

перед германской капитуляцией явствует, что германский империализм до последних

своих дней все еще надеялся, что он избавится от необходимости считаться с

Советской Россией, что он сумеет дать простор своим классовым вожделениям, что

ему удастся еще разгромить своего революционного врага. Людендорф подготовлял

окружение Советской России: из Гельсингфорса должны были против нее двигаться

полчища фон-дер-Гольца; из Киева должен был наступать на Москву Эйхгорн со

Скоропадским; в Царицыне работали германские офицеры связи, подготовляя

наступление Краснова; в Пскове находилась главная квартира вербовки русской

Добровольческой армии. И даже в момент, когда история произнесла уже свой

приговор смерти над германским империализмом, генерал Гоффман пытался убедить

германское правительство, что ему удастся с теми силами, которые имелись на

восточном фронте, взять Москву и Петроград и принести союзникам к переговорам о

мире сокрушение Советской России, как искупление за все вины германского

империализма и как возможность компенсации его потерь на западе: за выдачу

Бельгии, за отказ от колоний должны были союзники отдать Германии на

разграбление Советскую Россию. План был невыполнимым не только потому, что

занесенный с июля 1918 года над головой германского империализма меч

фельдмаршала Фоша уже опустился для сокрушительного удара, не только потому,

что передача России Германии в эксплуатацию означала бы восстановление в

будущем германского империализма, но и потому, что нельзя было Антанте после

четырех лет войны под знаменем сокрушения германского милитаризма сделать его

проводником союзной "демократии" в России. Меч не рассуждает, и капиталу

безразлично, кто очищает ему путь, но массы, в руки которых капитал вложил меч

империалистской войны, думают, и нельзя вырвать из их головы мыслей.

Германский империализм был сокрушен и его место занял победоносный французский и

англо-саксонский империализм. С глубокой тревогой смотрел победоносный

империализм союзников на Советскую Россию. Лучше, чем что-нибудь, выражает эту

тревогу меморандум Ллойд-Джорджа от 25-го марта 1919 года, врученный

Версальскому Совету Четырех, в котором он заявлял: "Революция

находится в своем начале. В России царствует неистовый террор. Вся Европа

проникнута революционным духом. Существует не только недовольство, но ярость и

гнев рабочего класса, направленные против условий его существования. Население

всей Европы начинает сомневаться в закономерности современного социального,

политического и экономического порядка. В некоторых странах, как в Германии и

России, это брожение выливается в форму открытого восстания; в других странах,

как Франция, Англия и Италия, недовольство проявляется в стачках, в нежелании

работать, что свидетельствует о стремлении к социальным и политическим

реформам, равно как к улучшению условий труда. "Добрую часть этого

недовольства надо признать здоровой. Мы никогда не добились бы длительного

мира, если бы мы пытались вернуться к условиям, существовавшим в 1914 году.

Опасно бросить европейские массы в объятия экстремистов, которые строят свои

планы возрождения человечества на полном разрушении настоящего социального

порядка. Они восторжествовали в России. Однако их господство было оплачено

слишком высокой ценой. Погибли сотни тысяч людей. Железные дороги, города и все

то, что было организованного в России, почти целиком разрушено. Но каким-то

путем большевики ухитрились удержать свое влияние на массы русского народа и,

что является еще более знаменательным, они сумели создать крупную, по видимому,

хорошо дисциплинированную армию, которая в большей своей части готова перенести

любые жертвы за свои идеалы. Через какой-нибудь год Россия, проникнутая

энтузиазмом, обладая единственным войском в мире, борющимся за идеал, в который

оно верит, может начать новую войну.

"Наибольшую опасность

современного положения я усматриваю в возможности союза Германии с Россией.

Германия может предоставить свои богатства, свой опыт, свои обширные

организационные способности в распоряжение фанатиков-революционеров, мечтающих

о завоевании мира большевизмом силою оружия. Эта опасность - не простая химера.

Современное немецкое правительство слабо и не пользуется престижем; оно

держится только потому, что вне его имеется лишь возможность захвата власти

спартакистами, а для этого Германия еще не созрела. Однако спартакисты

пользуются настоящим моментом с большим успехом, уверяя, что лишь они одни

смогут вывести Германию из невыносимых условий, в которые ее поставила война.

Они предлагают избавить Германию от всех ее долгов союзникам, а также своим

имущим классам. Они предлагают ввести полный контроль над промышленностью и

торговлей в Германии и обещают рай и обетованную землю. Правда, за это Германии

придется дорого заплатить. Года два-три будет господствовать анархия, быть

может, кровопролитие, однако, в конце концов, после этого хаоса земля и люди

ведь не исчезнут, останется и большая часть домов, фабрик, улиц и железных

дорог, и Германия освобожденная от иностранного насилия, начнет новую эру своей

истории. Если в Германии власть будет захвачена спартакистами, она неизбежно

соединит свою судьбу с судьбой Советской России. Если это произойдет, вся

восточная Европа будет вовлечена в большевистскую революцию, и через год перед

нами будет под командой немецких генералов и инструкторов многомиллионная

красная армия, снабженная немецкими пушками и пулеметами и готовая к нападению

на западную Европу"*1.

Так оценивали положение

Ллойд-Джордж и Вильсон, и поэтому они требовали переговоров с Советской Россией

с единственной целью разоружения ее (миссия Булита служила этой цели). Как во

всех других вопросах Вильсон и Ллойд-Джордж должны были уступить пьяному

победой французскому империализму, который надеялся сокрушить и Советскую

армию. Они должны были уступить, ибо стоящие за ними общественные круги,

крупная буржуазия решили расправиться с революцией, а не делать ей уступки.

Союзники признали Колчака, как верховного правителя России и взяли на себя

исполнение программы генерала Людендорфа и генерала Гоффмана. Но они не были в

состоянии исполнить своего решения. - Причин их банкротства много. В основном

они сводятся к двум: первую причину надо искать в послевоенном отношении

пролетариата к буржуазии; вторую - во взаимном недоверии русских и окраинных

белых, третью - в конкуренции союзников, которая начинается с момента их победы

над Германией. Мировой пролетариат, ослабленный войной, развращенный

политикой реформистов, не был в состоянии поднять знамя революции против

буржуазии. Но буржуазия не была в состоянии принудить его воевать против

Советской России; союзники оказались не в состоянии послать свои войска против

Красной армии. Первая попытка сделать это окончилась восстанием во французском

флоте. Союзники принуждены были ограничиться посылкой вооружения и денег белым.

Но, делая это, они одновременно подрывали всякое доверие белых к себе. Франция,

в смертельной тревоге перед возможностью будущего русско-немецкого союза,

создала Белую Польшу. Англия, стремясь осуществить азиатские свои планы, во

время отсутствия России захватила Константинополь - цель стремлений русских

белых; навязала Персии договор, превращающий эту страну в вассала английского

империализма. Мало того: чтобы подготовить свое будущее экономическое

господство в России, она поддерживает прибалтийскую мелкую буржуазию в ее

стремлениях к независимости, дабы сделать Ригу и Ревель на деле английскими

гаванями. Это вызывает среди белых смущение и создает в них стремление

опереться на германских белых, перекинуть мост к ним, дабы в будущем Белая

Россия не была бы отдана на съедение победоносным союзникам (поход Бермонта с

фон-дер-Гольцом). Взаимное недоверие между русскими белыми и союзниками

обостряется, когда союзники начинают вести борьбу между собой за гегемонию на

континенте. Попытка Англии стать твердой ногой в Прибалтике вызывает у Франции

стремление сделать из Польши исключительно французский плацдарм. Англия смотрит

на Польшу враждебными глазами. В цитированном выше меморандуме Ллойд-Джордж

говорит о Польше, как о стране, которая "во всей своей истории ни одного раза

не доказала способности к действительному управлению собой". В то же самое

время Балтийские Республики, поддерживаемые Англией, долго встречают вражеское

отношение Франции. Единый фронт союзников против России опирается на очень

слабый фундамент. Противоречия в лагере союзников ослабляют их борьбу с

Советской Россией , суживают размах этой борьбы. И когда Советская Россия

побеждает Колчака и Деникина, Англия отказывается от дальнейшей вооруженной

борьбы. Весь 1920 год до марта 1921 г., до заключения торгового

договора между Англией и Советской Россией, является годом борьбы между

тенденцией не сокрушения Советской России, а стремлением разоружения ее

изнутри. Еще летом 1920 года Франция поддерживает Польшу в ее вооруженной

борьбе против Советской России, признает Врангеля. Но уже после сокрушения

Врангеля во время рижских переговоров Франция внутренне признает свое поражение

в вооруженной борьбе против Советской России. Пуанкаре и Барту выступают

публично за переговоры с Советской Россией. Переписка Бриана с английским

правительством с ноября 1920 года до заключения англо-русского торгового

договора является выражением нового факта, который с этого времени будет играть

значительную роль в борьбе за отношение капиталистического мира к Советской

России. Бриан признает необходимость мирных переговоров с Советской Россией и

он хочет создать общий фронт союзников для этих переговоров. Но английское

правительство оттягивает ответ на его предложение, чтобы наконец холодно

ответить: мы торговый договор заключаем и если Франция хочет - она может к нему

примкнуть. Английский капитализм пытается использовать тот факт, что он первый

повернул на мирные рельсы, он хочет пожать плоды этого первенства. Ллойд-Джордж

выступает публично, как ангел мира с Советской Россией, и проповедует всем

народам мир с нею. Но английская дипломатия не только не делает ничего, чтобы

облегчить Франции заключение мира с Сов. Россией, но, наоборот, английская

дипломатия стремится к сепаратной частичной сделке с Россией. Приглашение

Франции сесть в русском вопросе на английский корабль является попыткой унизить

Францию и таким образом оттянуть момент франко-русской сделки. Английская игра

увенчивается успехом, ибо ей помогает нерешительность французской политики, -

политики полной противоречий, политики, не решающей сказать открыто французской

буржуазии, что она проиграла вооруженную борьбу с Советской Россией.

Торговый договор с Англией, мирные договоры с Эстонией, Латвией, Финляндией,

Польшей, торговые договоры с Германией, Норвегией, Швецией являются перемирием

с Советской Россией, - не миром; они открывают путь для торговли с Россией за

наличные, - торговли, которая, при размерах русского золотого запаса, не может

быть значительной. Все эти договоры оставляют открытыми все вопросы, без

решения которых невозможен более плодотворный и более продолжительный

товарообмен между первым пролетарским государством и капиталистическим миром.

Но 1921 г. выводит наружу новые факторы, действующие по направлению растущего

понимания необходимости более основательной, более продолжительной сделки с

Советской Россией. Первым этим фактором является хозяйственное и политическое

положение Европы за три года после Версальского договора, вторым - новая

экономическая политика Советской России.

Франко-английская

конкуренция, которая с силой начала проявляться во время вооруженной борьбы

союзников с Россией, разрослась в англо-французское соперничество во всем мире,

которое угрожает привести Европу к новой войне. Обе державы, подписавшие

Версальский мир, выступают по отношению к Германии не как один фронт, а в

качестве потенциальных противников. Всякое мероприятие, предлагаемое Францией

для принуждения Германии исполнить решения Версальского договора, находит

противодействие со стороны Англии, ибо экономические последствия Версальского

мира оказались убийственными для английской торговли и промышленности, в то

время, как Франция, менее зависимая от международной торговли, эти последствия

переносит более легко. Мало того: то, что кажется безумством французской

политики - систематическое понижение курса германской марки насильственной

политикой Франции, на деле является средством достижения более далеко идущих

планов французского империализма. Экономический распад Германии дает

возможность Франции отделить Прирейнскую область и втянуть в экономическую

связь с Францией. Одновременно она открывает Франции возможность захвата

Рурского бассейна и, таким образом, - положения основы для об'единения

германского угля с французской рудой и создания базиса для экономического

господства Франции на континенте. Если уничтожение покупательной силы Германии

влечет за собой усиление безработицы в Англии, то выполнение дальнейших планов

французского империализма создает опасность французской экономической и

политической гегемонии на всем континенте, опасность создания в лице Франции

конкурента в десять раз сильнее, чем была побежденная Германия. На Ближнем

Востоке Франция всеми силами подрывает влияние английского империализма; она

поддерживает возрождение Турции и, таким образом, угрожает уничтожить один из

главных результатов войны для Англии - расчленение последнего независимого

магометанского государства в Европе, и создание территориальной связи между

Египтом и Индией. Созданием подводного флота Франция угрожает морской

безопасности Англии, и так уже отказавшейся от владычества на море на

Вашингтонской конференции. Англия принуждена стремиться к усилению России, как

континентальной силы, враждебной Франции. Она хочет создать в России базу не

только для экономического возрождения Германии, но и для политического и

военного возрождения. Это положение толкает Англию на признание Советского

правительства и заключение мира с Россией. Само собой понятно, что такая

перемена английской политики не может б ыть результатом сразу принятого

решения; Англия пытается предварительно сговориться с Францией по всем спорным

пунктам, она пытается создать новую Антанту на основе учета новых условий и

новых противоречий. В меморандуме, предложенном английским правительством

французскому в Каннах 4-го января 1922 г.*2, Англия предлагает

Франции полный пересмотр отношений обеих стран. Она предлагает ей на десять лет

гарантии вооруженной защиты против реванша Германии; она предлагает ей сделку

насчет заключения совместного мира с Советской Россией, при чем обе державы

должны защищать интересы старых кредиторов России, как и пострадавших от

революции иностранных капиталистов. Взамен этого она требует отказа от

враждебной Англии политики на Ближнем Востоке, отказа от постройки подводных

лодок, в которых Англия видит угрозу для себя, и умерения требований по

отношению к Германии. Несмотря на то, что за свое согласие на эту программу

правительство Бриана должно было поплатиться отставкой, Англия заставляет

Францию явиться в Геную, где, по крайней мере, должен был быть решен вопрос об

отношении к России.

Стимулом для попытки решения русского вопроса

является, кроме названных выше моментов, новая экономическая политика. Новая

экономическая политика в глазах Англии представляется в качестве отказа

Советского правительства от всякого социалистического строительства. Мотивируя

в парламенте англо-русский торговый договор, Ллойд-Джордж указывал на то, что

революции рождаются от нужды и нищеты масс. Помочь Советской России выбраться

из ее плачевного экономического положения - это означало бы окончить период

революционных потрясений в России и открыть период перехода Советского

правительства на рельсы капиталистического развития. В речи своей, от августа

1921 г., посвященной голоду в России, Ллойд-Джордж развивает картину

проникновения России английским торговым капиталом, который должен ускорить

возвращение России к нормальному капиталистическому хозяйству. Невозможность

справиться с политической и экономической разрухой, вызванной последствиями

войны, принудила союзников к попытке распутать узел на Генуэзской конференции.

Посмотрим, готовы ли они были принести жертвы, необходимые для двойного

компромисса: компромисса между собой и с Советской Россией, новым,

революционным государством, оставшимся после первой волны международной

революции, вызванной империалистической эпохой.

II.

Генуэзская программа европейского капитализма.

Генуэзская конференция

была формально созвана для решения вопросов хозяйственного возрождения всей

Европы. Она является звеном в цепи попыток торговой и промышленной мировой

буржуазии задержать стремительный хозяйственный развал, ликвидировать

наследство Версаля, как орудия победы военщины, не считающейся с требованиями

хозяйственной жизни. Первым шагом на этом пути была Вашингтонская конференция,

целью которой являлось создание компромисса на Дальнем Востоке, компромисса за

счет японского империализма в пользу промышленной и торговой буржуазии Америки

и Англии. В Вашингтоне компромисс не состоялся, но империалистические соперники

дали друг другу передышку. Вторым этапом должна была быть Генуя. Но еще перед

началом Генуэзской конференции общая цель была убита противоречиями,

господствующими в лагере империалистов. Отсутствие Америки в Генуе означало,

что если английский промышленный и торговый капитал, интересы которого отражает

политика Ллойд-Джорджа, был намерен выдвинуть вопрос о пересмотре Версальского

договора, если для облегчения уступок со стороны Франции, он хотел апеллировать

к карману Америки, то Америка наотрез отказалась от этого. Она не хотела

явиться в Геную, дабы не быть принужденной отказать в уничтожении долгов

союзников по отношению к ней. С момента, когда выяснилось, что Америка не

принимает участия в Генуэзской конференции, Франция накладывает свое вето на

всякое рассмотрение вопроса о германских репарациях - центрального вопроса

европейской капиталистической политики. Ибо всякое решение этого вопроса, при

отсутствии американских уступок, означало, что цену возрождения германской

буржуазии придется уплатить французской. Без финансовой помощи Америки и без

права тронуть Версальский договор, Генуэзская конференция могла заняться на

деле только русским вопросом. Все прочее, это - были бы разговоры о

"коммерческой морали", чтобы употребить слова итальянского премьер-министра

господина Факта. Не попытавшись согласовать своих интересов, не уничтожив

громаднейшие противоречия в лагере капиталистического мира, европейский капитал

взялся за попытку уничтожения противоречий между капиталистической Европой и

Советской Россией.

Конференция была посвящена экономическому

возрождению Европы. Она взялась за кусок этого вопроса, за вопрос

хозяйственного сближения Советской России, за вопрос о хозяйственном

возрождении громадной страны, которая перед войной поглощала с каждым годом все

больше товаров и которая являлась все растущим источником сырья. Союзники

явились на конференцию с так называемым предварительным отчетом экспертов

*3, которые собрались в конце марта в Лондоне для разработки предложений,

долженствующих способствовать компромиссу между Советской Россией и

капиталистическими державами. Правительства союзников заявили, при дальнейших

переговорах с представителями Советской России в вилле "Альберти", что эти

предложения экспертов не являются обязательными для союзных правительств, что

они являются именно только предложениями экспертов, которые должны служить

отправным пунктом для дискуссий. Но на деле, как показали переговоры в Генуе и

Гааге, предложения экспертов являются фактической программой-максимум

союзников. И поэтому очень интересно остановиться на этих предложениях, ибо они

бросают наиболее яркий свет на то, как союзники представляли себе возрождение

русского хозяйства.

Статья 1 главы 1 доклада экспертов устанавливает:

"Российское Советское правительство должно будет принять на себя финансовые

обязательства своих предшественников, т.-е. Российского императорского

правительства и временного русского правительства, в отношении иностранных

держав и их подданных". Статья 2-я определяет: "Российское Советское

правительство должно будет признать финансовые обязательства всех бывших поныне

в России властей, как областных, так и местных, а также обязательства

предприятий общественной пользы в России, как в отношении других держав, так и

подданных, и гарантировать их выполнение". Статья 3-я определяет:

"Советское правительство должно будет обязаться принять на себя ответственность

за все убытки материальные и непосредственные, независимо от того, проистекли

они в связи с договором или нет, если эти убытки произошли от действий или

упущений Советского или предшествовавших ему правительств, либо властей

областных и местных или же агентов этих правительств или властей".

Таким образом экономическое возрождение России должно было начаться с признания

долгов, возмещений за все причиненные иностранному капиталу революцией убытки.

Что здесь дело не шло о признании только моральном, это следовало из дальнейших

пунктов доклада экспертов, который, затребовав назначения комиссии русского

долга, установил обязательство России начать платежи с 1927 года. Мало того, во

втором приложении к этим требованиям предвиделось: "Определять, в случае

надобности, те доходные статьи России, которые должны быть специально

предназначены для обеспечения уплаты долга, как, напр., отчисления из некоторых

налогов или сборов и обложений, падающих на предприятия в России. При случае

иметь надзор, если комиссия признает это необходимым, за взиманием всех этих

сумм или части их и принимать их в свое заведывание". Установление надзора над

русскими финансами не было последним из притязаний союзников. Россия не только

должна была обязаться уплачивать старые долги, она должна была восстановить

иностранных капиталистов в их старой собственности. 7-й параграф

второго приложения устанавливает: "Пред'явители претензий получат право

требовать возвращения имущества, прав и интересов. Если имущество, права и

интересы еще существуют и их принадлежность может быть установлена, они будут

возвращены. Сумма вознаграждения за пользование ими и ущерб, нанесенный за

время из'ятия их из владения собственника, поскольку не имеется соглашения

между Советским правительством и заинтересованным лицом, будут определяться

смешанными третейскими судами. Ежели имущество, права и интересы более не

существуют или принадлежность их данному лицу не может быть доказана, или когда

пред'явитель требований не желает возвращения, его требование может быть

удовлетворено путем соглашения между ним и Советским правительством, либо путем

назначения ему равноценных имуществ, прав и интересов с прибавлением

вознаграждения по обоюдному соглашению, либо, когда таковое не состоялось, по

решению смешанных третейских судов или путем иных мер, принятых по соглашению".

Восстанавливая иностранных капиталистов в их имуществе, накладывая на Советскую

Россию обязательство уплаты всех долгов, союзникам оставалось еще только

озаботиться о режиме капитуляции. В приложении 3-м экспертов союзники

предписывают Советскому правительству исполнение следующих "принципов

правосудия": "

1) независимость судебной власти от власти исполнительной;

2) гласный суд, отправляемый профессиональными судьями, независимыми и

несменяемыми;

3) применение законов, предварительно опубликованных, равных для всех и не

имеющих обратной силы. Эти законы должны обеспечивать иностранцам необходимые

гарантии против произвольных арестов и нарушений, неприкосновенность жилища;

4) свободный доступ в суды иностранцам, которые не должны, как таковые,

подвергаться никаким ограничениям; иностранцам предоставляется право быть

представленными на суде адвокатами по собственному выбору;

5) судебная процедура, подлежащая применению в судах, должна облегчать

правильное и быстрое отправление правосудия, должно быть обеспечено право на

апелляцию и пересмотр дела;

6) договаривающиеся стороны будут иметь право предусматривать в договорах

применение иностранного закона и суд обязан в таком случае применять этот

закон".

Все эти предложения экспертов означают или требования установления в России

общих законов, соответствующих интересам иностранного капитала, или же открыто

требуют применения иностранных законов в России. Меморандум

экспертов заслуживает глубочайшего внимания, ибо он является той программой,

которую союзники хотят в России на деле осуществить и которую они осуществили

бы в случае победы белых в России. Перед тем, как перейти к борьбе,

которую советская делегация повела против этих предложений, стоит в нескольких

словах остановиться на ближайших экономических последствиях требований

союзников, как они установлены ответным меморандумом Сов. делегации, ибо эти

простейшие факты, установленные Сов. делегацией, показывают, как требования

союзников противоречат не только интересам русского рабочего класса и

крестьянства, но как они являются требованиями, противоречащими простейшим

фактам, требованиям, которых абсолютно нельзя осуществить без полного

закабаления России: "В меморандуме не упоминается возможная цифра

долгов России, вытекающая из всех обязательств по старым долгам и частным

претензиям. Но, согласно подсчетам, делавшимся в иностранной экономической

печати, сумма долгов по всем перечисленным в меморандуме категориям должна

равняться, приблизительно, 18 1/2 миллиардов зол. рублей. За вычетом военных

долгов получается сумма довоенных долгов и частных претензий, с процентами по

1-е декабря 1921 года, в цифре около 11 миллиардов, а с процентами по 1-е

ноября 1927 года около 13 миллиардов. Если допустить на минуту, что Советское

правительство согласилось бы платить по этим долгам полностью, и в положенный

срок, то первый взнос с процентами и с погашением 1/25 долга потребовал бы

суммы около 1,2 миллиарда. Царское правительство с огромным напряжением

платежных сил населения в состоянии было на основе довоенной продукции в

хозяйстве и довоенных размеров внешней торговли, имевшей превышение вывоза над

ввозом, в последние 5 лет перед войной в среднем 366 миллионов в год,

выплачивать процентов и погашения около 400 миллионов рублей в год. Чтобы иметь

возможность выплачивать указанную сумму в 1,2 миллиарда в год, Россия должна не

только достигнуть довоенной продукции к 1927 году, но и превысить таковую в 3

раза. Так как ежегодный чистый национальный доход России равнялся перед войной

101 руб. на душу населения, а в настоящее время составляет около 30 рублей на

душу, т.-е. уменьшился более, чем в 3 раза, то меморандум экспертов молчаливо,

повидимому, предполагает, что за 5 лет наш национальный доход должен возрасти в

9 раз. Насколько не осуществимо это предположение, видно из того, что

национальный доход Англии, Франции, Германии и России на душу населения с 1894

по 1913 год возрос в среднем на 60%, или увеличивался на 3% ежегодно.

Российская делегация вполне согласна с тем, что при советском режиме

производительные силы России будут развиваться гораздо быстрее, чем они

развивались в капиталистических странах Европы и - при царском режиме - в

России до войны, и готова допустить, что этот доход будет увеличиваться в два

раза быстрее. Но делегация, как это ни лестно было бы для Советской власти,

считает все же неосновательным предположение, что рост ежегодного дохода на

рост населения с 1922 года по 1927 год будет итти ровно в 60 раз быстрее в

сравнении с довоенным ростом. Производство в России глубоко расстроено. Чистый

годовой национальный доход страны упал с 12 миллиардов - до войны до 4

миллиардов - по самым оптимистическим подсчетам. Если национальный доход наш

будет расти в два раза быстрее, чем до войны, и удвоится в 16 л., то стране

нужно будет 25 лет, чтобы вернуться к уровню довоенной продукции. А так как в

первую очередь и с максимальной аккуратностью страна должна будет платить и

проценты и погашения по новым займам, которые помогут ей хозяйственно

подняться, и эти платежи должны начаться гораздо раньше указанного выше срока,

то для уплаты по другим обязательствам в России на сколько-нибудь предвидимый

исторический срок, вообще, нет и не будет никаких рессурсов. Этот вывод могла

бы подтвердить любая беспристрастная и научно добросовестная комиссия экспертов

эконо мистов, которая имела бы возможность познакомиться с состоянием нашего

народного хозяйства. "Насколько чудовищно велики предъявляемые нам к

уплате требования, видно из следующих данных: царское правительство платило

ежегодно перед войной по своим долгам сумму, равную 3,3% всего государственного

бюджета. Меморандум экспертов считает возможным требовать от России уплаты

через 5 лет такой суммы, которая равна 20% всего возросшего на 30%

национального дохода и около 80% всего теперешнего государственного бюджета

России, при чем уплата должна производиться странам, ежегодный национальный

доход которых на душу населения в 7-8 раз больше национального дохода России".

Само собой понятно, что эксперты союзников совершенно легко могли бы подвести

тот же самый подсчет и что они наверное знали, что экономические требования

союзников не исполнимы в той форме, в которой союзники их ставят. Но они

выполнили эти требования, потому что требования эти в форме меморандума

союзников маскировали настоящие цели союзной политики. Если Россия не в

состоянии уплатить золотом или товарами сумм, требуемых союзным капиталом, то

пусть она отдаст союзникам неразработанные богатства России, пусть она

компенсирует их рудниками, угольными шахтами, залежами нефти, лесом, сдачей

железных дорог. Чтобы придать своему разбойничьему плану характер

"восстановления русского хозяйства", или, по крайней мере, характер

"справедливых" требований "возмещений", союзники выдвинули невозможные

требования уплаты долга, возмещения убытков, дабы Сов. Россия, заявив, что она

не в состоянии нести эти тяжести, предложила возмещение их предоставлением

громаднейших концессий иностранному капиталу. Смысл предложения союзников был

ясен. Восстановление европейского капитала путем переложения значительной части

тяжестей войны на Россию, как на страну побежденную. Но Россия не

явилась в Геную страной побежденной, и Советская делегация в переговорах,

веденных за кулисами Генуэзской конференции в вилле "Альберти", выдвинула свою

точку зрения. Она, во-первых, установила наши контр-требования возмещений за

интервенцию, которая была войною союзников против Сов. России. Ллойд-Джордж

пытался парировать этот удар, указывая на то, что во время английской революции

Франция поддерживала английских роялистов, что во время Французской революции

Питт поддерживал французских роялистов, но что все-таки ни Англия, ни Франция

не требовали друг от друга возмещений за разрушения гражданской войны.

Ллойд-Джордж, как ему это доказал в своем ответе Чичерин, не учел в своих

аналогиях одного существенного факта. В то время, когда Карл I имел собственную

роялистическую армию, в то время, когда французские роялисты стали во главе

громадного Вандейского восстания, армии русских белых были созданы союзными

правительствами. Союзные правительства признали Колчака и Деникина. Армия

Колчака была подчинена, как это явствует из документов, захваченных у Колчака,

французскому командованию генерала Жанетта. Белые армии были таким образом

армиями союзников. Но совершенно независимо от тех или других исторических

аналогий и прецедентов при оценке союзных требований уплаты долгов и

возмещений, решающим фактором являются последствия этих требований.

Последствием этого было бы закабаление целого поколения русского населения,

отдача в руки союзников богатств России, установление в России колониального

режима. Если Ллойд-Джордж возражал против какого бы то ни было признания

обязательства союзников возмещать убытки России или даже компенсировать убытки

иностранных капиталистов убытками, понесенными Россией благодаря интервенции

союзников, то это означало бы ни больше, ни меньше, чем требование, чтобы

Россия, победившая белые армии союзников, признала себя побежденной и взяла на

себя роль союзной колонии. Этого факта нельзя устранить никакими любезностями

Ллойд-Джорджа и никакими плодами его остроумия, которых стольк о в протоколах

переговоров в вилле "Альберти". Барту, представитель Пуанкаре, был вполне прав,

когда установил, полемизируя с Чичериным, что и Англия и Франция выступают в

данном деле заодно, что меморандум экспертов есть совместный меморандум, за

который ответственны все союзные правительства. После ответа Чичерина

союзники требовали взаимного пересмотра позиций обеих сторон по пунктам

отношений их к вопросу о частной собственности, как и к вопросу о возмещениях и

долгах. Взгляды союзников, как их можно представить на основе протоколов

дискуссий, сводились в окончательном счете к следующему. Не признавая за

Россией права на возмещения за потери, причиненные ей интервенцией союзников,

ибо, как заявлял Ллойд-Джордж, союзники признали бы этим себя побежденными, они

готовы были, ввиду экономического положения России, списать неопределенную

часть долга из своих требований, но они настаивали на признании предвоенных и

военных долгов. Только Шанцер, итальянский министр иностранных дел, указывал на

то, что военные долги будут требовать общего решения и что, когда наступит

момент этого общего решения, т.-е. взаимного отказа союзников от взаимных

обязательств, то тогда и вопрос о военном долге России может заново быть

решенным. Что касается вопроса о восстановлении частной собственности

иностранных капиталистов, то этот вопрос не подвинулся ни на шаг вперед, ибо,

если англичане выдвинули формулу обязательной аренды всего имущества,

принадлежавшего в прошлом иностранцам на срок 99 лет, то эта формула

представляла собой только замаскированную формулу возвращения частной

собственности. Обязывая Советское правительство вернуть всякому владельцу

участка угольного или нефтяного его бывшую собственность или возмещение,

союзники делали невозможными, как это правильно указал Красин, всякие

мероприятия Советского правительства, имеющие целью улучшить хозяйство России.

В нефтяной и угольной промышленности настолько переплетены хозяйственные

комплексы, связанные между собой, что возврат к предвоенной капиталистической

чресполосице означает задержку всякого технического прогресса, без которого

Россия не в состоянии выйти из своего бедственного положения. Требования

полного возмещения частных капиталистов в том случае, если им не может быть

возвращено старое имущество или если Сов. Правительство будет считать

необходимым, в интересах будущих своих хозяйственных мероприятий, не отдавать

данного имущества, означало бы для Сов. правительства фактическую необходимость

возвращения всего. От того, что этот возврат будет называться не реставрацией

частной собственности иностранцев, а арендой на 99 лет, ничто не меняется. Что

касается наглых требований режима капитуляции для иностранных капиталистов, то

союзники были готовы отказаться от них только при условии, что Сов. Россия

капитулирует, вообще, перед капиталистами и даст в общих законах, обязательных

и для русских капиталистов, то, чего они в меморандуме добивались только для

иностранных капиталистов. Взамен за реставрацию имущества иностранных

капиталистов, взамен за то, что Россия возьмет на себя громадное бремя долгов и

возмещений, взамен за то, что будут установлены в России на деле

капиталистические порядки, союзные державы обещали создать международный

синдикат для эксплоатации России. О каких бы то ни было кредитах для Сов.

правительства не было и речи. Речь шла только о кредитах для иностранных

капиталистов, которые будут работать в России. Всякое указание на простейший

факт, что без иностранных кредитов Сов. правительство не в состоянии

продолжительное время ни улучшить транспорта, без которого невозможно скорое

хозяйственное развитие России, ни восстановить денежную систему, со стороны

союзников не получалось никакого ответа. Но их умолчание не выражало

теоретической беспомощности. Ллойд-Джордж наверное понимает очень хорошо, что

без железных дорог, телеграфов и твердой денежной системы нельзя вести торговлю

и восстанавливать промышленность. Он не отвечал ничего по той простой причине,

что его молчание представляло собой политическую программу, программу,

состоящую в том, что, не получив кредитов для создания транспортных и

финансовых условий развития промышленности, Сов. правительство было бы

принуждено сдать в концессии жел. дороги, почту и телеграф, как и предоставить

загранице право эмиссий в России. Программа, развиваемая в вилле "Альберти" и

нашедшая позже выражение в союзном меморандуме от 2-го мая, являлась программой

всего европейского капиталистического мира. Факт на-лицо, что с этой программой

был согласен и Жаспар, представитель Бельгии, и Барту, представитель Франции.

Если их правительства впоследствии отказались от подписания даже этой

хищнической программы (еле-еле в нескольких пунктах, так, напр., в пункте о

восстановлении частной собственности, кое-как замаскированной), то это явилось

результатом борьбы противоречивых интересов, которая разыгралась вокруг

Генуэзской конференции.

III.

Американский нефтяной трест саботирует Генуэзскую конференцию *4.

Отказавшись от попытки говорить с Россией языком ультиматумов, Франция является

в Геную с той же хозяйственной программой по отношению к России, что и Англия.

То, чем она отличается от Англии - это решительное настаивание на требовании,

чтобы в Генуе не был выдвинут никакой другой вопрос, кроме русского.

Французское правительство знает великолепно, что русская политика Ллойд-Джорджа

является осколком его общей политики. Решившись внутренно на отмену политики

интервенций по отношению к России, если Россия признает долги и пойдет в кабалу

к союзникам, Франция уже не может согласиться в Генуе на переговоры о каких бы

то ни было других вопросах европейской политики, по той простой причине, что,

если в русском вопросе создан был уже в Лондоне единый фронт Франции и Англии,

нашедший свое выражение в мартовском меморандуме экспертов, требования которого

эвентуально можно было немножко завуалировать, но не отменить, то по вопросу о

репарациях и об уменьшении вооружений не было никакого соглашения между Англией

и Францией. Вашингтонская конференция оставила нерешенным даже вопрос о

постройке Францией подводных лодок. Меморандум Ллойд-Джорджа в Каннах требовал

отказа Франции от них. Но этот вопрос представляет для Франции предмет

длиннейшего торга, который решится в зависимости от хода развития

англо-французского конфликта. Вопрос о переменах в политике репараций

неразрешим без перерешения вопроса о долгах Франции по отношению к Англии и

Страницы: 1, 2


© 2010 Собрание рефератов