Реферат: Гражданская война в США

Линкольну и новому ми­нистру обороны Эдвину Стэнтону, сменившему на этом

посту 13 января Симона Камерона (того Линкольн снял за ряд несуразных

поступков и отправил посланником в Санкт-Петербург). Попутно отметим, что

Макклеллан сразу же невзлюбил Стэнтона, интригуя против него так же активно и

изощренно, как совсем недавно против генерала Скотта. Позднее, в мае 1862 г.,

Макклеллан писал жене о Стэнтоне: “Думаю, что он самый отъявлен­ный негодяй,

которого когда-либо встречал, либо слы­шал и читал о таковым” Но

“отъявленный негодяй”, в личности которого, впрочем, много неясного (в

част­ности, по некоторым данным, он даже был причастен к заговору, приведшему

к убийству Линкольна в апреле 1865 г. довольно быстро разобрался в “тактике”

Макклеллана и вместе с Линкольном постоянно “подстеги­вал” генерала к более

решительным действиям, впрочем, без особого успеха.

На предложение Макклеллана о крупномасштабном десанте в форт Монро Линкольн

ответил замечанием, характеризующим его как профессионального стратега, хотя

он прежде не сталкивался с военным делом. Лин­кольн спросил Макклеллана, не

окончится ли его затея катастрофой: ведь, по заверениям генерала, в районе

Булл-Рана стояла примерно 120-тысячная армия мятеж­ников, и было бы

легкомысленно оставлять ее наедине с беззащитным Вашингтоном. Действительно,

история войн, и в частности гражданской войны в США, убеди­тельно доказывает,

что объектом удара (если речь идет не о конкретном случае, а о постоянной

стратегической цели) должен быть не какой-либо - независимо от сте­пени его

важности - географический пункт, а основные силы противника.

В ответ Макклеллан засыпал президента и Стэнтона множеством доводов,

аргументов, цифр, и в итоге его план (морская операция) был одобрен.

Линкольн, правда, поставил обязательное условие: у столицы должна ос­таться

определенная часть Потомакской армии (конкрет­ное число войск не называлось)

на случай попытки мятежников атаковать ее. “Наполеон” немедленно возразил что

в таком случае он не успеет подготовить “ослаблен­ную” армию к 22 февраля, и

выговорил себе неопреде­ленный срок для “дополнительной” подготовки.

Затем произошла примечательная история. Поскольку Макклеллан явно не

собирался трогаться с места. Лин­кольн 8 марта потребовал, чтобы операция

была начата не позднее 18 марта. Но уже на следующий день, 9 марта, армия Дж.

Джонстона неожиданно... ушла с позиций у Булл-Рана и, перейдя реку Джемс,

располо­жилась на ее южном берегу. Как стало известно позднее, разведка

мятежников узнала о плане Макклеллана, а их командование заранее блокировало

возможные пути атак из форта Монро. Интересно, что при торжественном

вступлении частей Потомакской армии в пустые тран­шеи, оставленные накануне

противником, обнаружилось несоответствие размеров бывшего лагеря южан тому

числу их войск, которое постоянно называл Макклеллан. Несложные подсчеты

показали, что там находилось при­мерно 45-50 тыс. человек. И тогда президент

снял Мак­клеллана с поста главнокомандующего 11 марта, правда, мотивировав

это тем, что в связи со сложной операцией в тылу противника генерал не может

занимать одновременно и свой бывший пост, так как главнокоман­дующий должен

находиться в Вашингтоне и координи­ровать действия всех вооруженных сил

Союза.

В эти же дни произошло еще одно событие, вначале повергшее Север в панику, но

в считанные часы обернув­шееся бурной радостью. 8 марта эрзац-броненосец южан

“Виргиния” ^захватив годом раньше на верфи г. Нор­фолка фрегат северян

“Мерримак” и переименовав его, мятежники обшили корпус судна толстым листовым

же­лезом} атаковал флотилию северян, стоявшую на Хэмптонском рейде, в устье

реки Джемс, и нанес ей серьезней­ший урон. Казалось что бронированное

чудовище вот-вот прорвется в русло Потомака и появится у стен Вашинг­тона.

Однако уже на следующий день, 9 марта, “Виргинию” атаковало маленькое, юркое

судно северян “Мони­тор”, также обшитое железом, но по конструкции являвшееся

шагом вперед, ставшее, по сути дела, прообразом цельнометаллических

броненосцев. Повредив гигант, “Монитор” вынудил его отступить. Не исключено,

что и этот эпизод стал одной из причин смещения Макклел­лана, так как до

спасительного появления “Монитора” положение в течение нескольких часов

выглядело весьма угрожающим, а “Наполеон” явно не был готов отстоят столицу.

После бесконечных проволочет Макклеллан 17 марта начал погрузку своих войск

на суда, чтобы затем вы садиться на небольшом Виргинском полуострове

(американцы, говоря об этой войне, именуют его просто Полу­островом, так

поступим и мы) в междуречье Джемса и Йорка. Остается загадкой, каким образом

Макклеллан, по образованию военный инженер, мог пойти на столь безрассудный

шаг: на этом узком пятачке Потомакская армия, лишившись возможности маневра

(слева. и справа были реки, позади - Атлантика, а впереди - мощная виргинская

армия), оказывалась в ловушке, в которую явилась добровольно.

Все, что произошло дальше с Потомакской армией на Полуострове, представляет

интерес лишь как наглядная иллюстрация к нелепым и сумбурным действиям многих

командующих Севера, особенно на начальном этапе войны. После сложного

“круиза” части Потомакской ар мии в начале апреля стали высаживаться в форте

Монр( и занимать стратегически безнадежные позиции на Полу острове, с которых

самонадеянный Макклеллан соби­рался атаковать сверхукрепленный Ричмонд.

Именно там 4 апреля он получил необычно резкую телеграмму от Линкольна, в

которой президент сообщал, что, поскольку Макклеллан не выполнил данных ему

указаний по за­щите Вашингтона, то он, Линкольн, своей властью

глав­нокомандующего задержал в Александрии уже готовый к отправке корпус

Макдоуэлла и направил его в район Манассаса.

Этот шаг президента был вызван не только наруше­нием данного Макклелланом

обещания, но и малоприят­ным для Союза изменением военной ситуации в Долине

напомним, что так именуется долина реки Шенандоа). где армия генерала-

северянина Натаниэла Бэнкса не­сколько раз была разбита меньшими по

численности ча­стями энергичного и решительного Джэксона Каменная Стена.

Особенно чувствительным для северян было по­ражение у Кэрнстауна 1(23 марта),

после получения из­вестия о котором Линкольн и распорядился изъять из

Потомакской армии свыше 30 тыс. человек, чтобы раз­местить их на пути

возможного наступления мятежников на Вашингтон. Зная об умелом, стремительном

маневри­ровании южан, Линкольн допускал, что части Дж. Джонстона без особых

усилий сумеют при желании возвратиться в район Булл-Рана и занять исходные

позиции.

Макклеллану пришлось смириться с потерей части своего войска, зато он получил

на случай неудачи “не­опровержимую” отговорку: в самый решающий момент ему

помешали, отобрав лучший корпус. Вот с такими отнюдь не боевыми настроениями

генерал Макклеллан приступил к так называемой кампании на Полуострове,

вызывающей и по сей день у специалистов много споров. Но даже защитники

Макклеллана сходятся на том, что генерал в этой кампании сделал множество

ошибок, упустил серию отличных возможностей для того, чтобы если не завершить

войну “одним ударом” (так любил пророчить себе сам Макклеллан), то, во всяком

случае, нанести серьезный урон основным силам противника. Этого не случилось.

Высадившись на Полуострове, части Потомакской армии беспомощно топтались там,

хотя бы­стрый марш, возможно, и позволил бы им добиться опре­деленного

успеха. Если подходить всерьез к официально провозглашенной Макклелланом

основной задаче опера­ции — штурм и захват Ричмонда! — то следует заметить,

что в первые дни кампании перед ним находились всего две относительно

серьезные преграды на пути к Рич­монду: речушка Уорвик и более или менее

укрепленный мятежниками г. Йорктаун. Однако три мощных корпуса Потомакской

армии около месяца стояли без движения перед этими “препятствиями”, а

командующий армией даже не делал попыток наступать. Это было прямым уда­ром

по интересам Союза.

Тем не менее армия Макклеллана продолжала стоять в относительной близости от

Ричмонда, и это беспокоило руководство мятежников. К тому же из Долины пришли

сведения, что северяне намерены бросить почти всю группу Бэнкса к Манассасу,

откуда она вместе с частями Макдоуэлла двинулась бы на Ричмонд с севера. Это

грозило Конфедерации катастрофой, и южане решили нанести упреждающий удар.

Джэксон, временно ушед­ший из Долины, немедленно был возвращен туда. При его

армии находился тогда и генерал Ли, официально занимавший должность военного

советника при штабе президента Дэвиса. Узнав, что для соединения с Бэнксом и

последующего наступления на Ричмонд движутся с за­пада и части Фремонта (его,

как уже отмечалось, вновь вернули на фронт: у северян не хватало командующих,

так что считаться с их качеством не приходилось), Джексон и Ли решили, не

дожидаясь соединения этих двух групп, разгромить их поочередно. 8 мая

стремительным, внезапным ударом Джэксон разбил передовые отряды Фремонта близ

деревушки Макдоуэлл, в отрогах Аллеганских гор. И сразу же после этого войско

Джэксона ринулось на Бэнкса. Тот немед­ленно отступил, но Джэксон в конце

концов нагнал его и дважды подряд, у Фронт-Ройала и у Винчестера (23 и 25

мая), нанес северянам чувствительные поражения. Соотношение потерь было

шокирующим для обществен­ного мнения Севера: у Фронт-Ройала Джэксон потерял в

общей сложности менее 50 человек, а северяне - 904. При Винчестере баланс

потерь был более “пристойным” для Севера: более 2 тыс. человек (южане - 350).

Кроме того, южане захватили в этих двух сражениях до 10 тыс. винтовок,

несколько орудий, битком набитые про­довольствием и военным снаряжением

склады, лошадей, обозы... Части Бэнкса в панике бежали к Харперс-Ферри, где и

переправились за Потомак.

В итоге Линкольн был вынужден проститься с идеей двойного наступления на

Ричмонд и остановить уже вышедший было в поход корпус Макдоуэлла у г.

Фредериксберга. Была сделана попытка “расправиться” с Джэксоном, но тот,

умело маневрируя среди превосхо­дивших по численности войск северян, сумел 8

июня разгромить Фремонта у Кросс-Киз, а 9 июня - группу генерала Дж. Шилдса в

Порт-Рипаблик. В итоге довольно короткой кампании (с 30 апреля по 9 июня)

Джэксон и его 18-тысячное войско не только выстояли против преследовавших их

северян, имевших в общей сложности до 70 тыс. войск, но и сумели изрядно

потрепать их. Эта, как может показаться, локальная кампания внесла серьезные

коррективы в планы северян: идея натиска на Ричмонд еще и с севера рухнула, а

Макклеллан по­лучил новые основания ссылаться на “отсутствие по­мощи”, что не

позволяло рассчитывать и на его столь ожидаемый всем Севером удар.

А чем же вообще занимался в то время Макклеллан? Широко известив страну о

“падении” Йорктауна, кото­рый южане из тактических соображений оставили

вообще без боя в ночь на 4 мая, генерал медленно двинулся вперед. На западном

берегу Уорвика северян ждал “сюр­приз”: мятежники поставили на пути их

продвижения крохотные мины, изобретенные генералом Габриэлом Рейнсом.

Впрочем, Макклеллан быстро “изобрел” сред­стве борьбы с минированием —

приказал прислать к нему группу пленных южан, которых он заставлял

разминировать проходы для Потомакской армии.

К 25 мая северяне оказались у железнодорожной станции Фэйр-Оукс, в 7 милях к

северо-востоку от Рич­монда. Уже без всяких биноклей можно было разглядеть

колокольни церквей столицы мятежников. Правда, путь северянам преграждала

широкая река Чикахомини, но южане, отходя, не успели уничтожить мосты через

нее, да и саперы Макклеллана уже навели несколько понтон­ных мостов.

Оставалось только переправиться и начать штурм города, чего трусливый

командующий вовсе не собирался делать.

Вместо этого он вновь стал сообщать в Вашингтон, что по данным его разведки

(т. е. все того же Пинкер­тона!), Ричмонд защищают не менее 200 тыс.

мятежни­ков, хотя реально, учитывая и силы городского ополче­ния, столицу

Конфедерации защищали в те дни 63 тыс. человек. Характерно, что сами

мятежники считали по­ложение безнадежным, правительство распорядилось

упаковать архивы и личные вещи, чтобы в любой момент начать эвакуацию. Лишь

генерал Дж. Джонстон, уже имевший дело с “Наполеоном”, верил, что можно не

только отогнать, но и разгромить его.

31 мая, когда Макклеллан наконец решился начать переправу через Чикахомини,

южане нанесли сильный удар, причем направили его на части, уже форсировав­шие

реку. К счастью, к ним на помощь, не дожидаясь приказа Макклеллана, пришли

войска с северного бе­рега, что и спасло Потомакскую армию от серьезного

разгрома. В двухдневном бою у Фэйр-Оукс (так он на­зван на Севере, а южане

именуют его по названию ма­ленького селения - Семь Сосен) мятежники потеряли

6134 человека, северяне - 5031. В сражении был тя­жело ранен и надолго выбыл

из строя один из военных лидеров мятежников, генерал Дж. Джонстон,

пытав­шийся сам повести в атаку войска, когда его план начал срываться. У

Макклеллана были все основания продол­жать натиск (мятежники не верили, как

показывает переписка их руководства, в возможность спасти Рич­монд), но он

вновь остановился, хотя и сообщил в Ва­шингтон о “грандиозной победе”.

После ранения Джонстона президент мятежников Дэвис назначил на его место

генерала Ли, и тогда же, 1 июня, виргинские войска, защищавшие Ричмонд и

при­легающие районы, получили название армии Северной Виргинии, остававшейся

до конца войны главной армией Юга. Ли сразу же приступил к действиям, бросив

в тыл Макклеллана мощную кавалерийскую группу Джеймса Стюарта (чаще его

называли просто Джебом). В мастер­ски проведенном рейде (с 12 по 15 июня)

Стюарт со­вершил своеобразный круг едва ли не по всему пери­метру обороны

северян, выяснив при этом их примерную численность, позиции и намерения. На

основе этих дан­ных Ли решил повторить прием Джонстона - разгромить северян

по частям, используя их разделенность рекой (Макклеллан все еще не удосужился

переправить всю армию на северный берег).

Известив о своем плане Джэксона Каменная Стена, Ли предложил ему нанести

одновременный удар по флангу северян. 26 июня началась битва, продолжав­шаяся

семь дней, и потому вошедшая в историю как Семидневная битва. Несмотря на все

усилия мятежников, на мощную фланговую атаку Джэксона, северяне защищались

умело, мужественно, переходили в контратаки и если бы не постоянные приказы

Макклеллана об отходах, наскоки Ли и Джэксона были бы отбиты и Потомакская

армия смогла бы продолжать наступление на Ричмонд. Но Макклеллан, как обычно,

использовал ак тивные действия противника как очередной повод к ос­тановке и

отступлению. Линкольн и Стэнтон, уже при­выкшие к “тактике” командующего,

отказывали ему в систематических просьбах о подкреплениях, резонно указывая,

что у него вполне достаточно войск. Обвиняя за это администрацию, Макклеллан

28 июня, еще в ходе Семидневной битвы, писал Стэнтону: “Если я и спас эту

армию сейчас, то, говорю Вам откровенно, я не обязан благодарностью ни Вам,

ни любым другим лицам в Ва­шингтоне. Вы сделали все) что могли, чтобы

принести эту армию в жертву”

Вот любопытный эпизод. Когда в процессе битвы ге­нералы Ф. Кирни и Дж. Хукер

обнаружили, что перед их частями стоят лишь слабые заслоны противника, они

немедленно доложили об этом Макклеллану, поскольку тот требовал все решения

согласовывать с ним. Но вместо ожидаемого приказа об атаке эти генералы

получили... распоряжение Макклеллана об общем отходе! Тогда Кирни и Хукер

сами прискакали к Макклеллану и стали доказывать, что отступление ничем не

обосновано. Раз­драженный тем, что его “обеспокоили”, Макклеллан на­отрез

отказался отменить приказ об отступлении, и возмущенный Кирни набросился па

него с кулаками. Офи­церы штаба оттащили его, но пару раз ударить

“Напо­леона” эмоциональный генерал все же успел. Характерно, что Макклеллан

никак не наказал Кирни, лишь повто­рив: отменять свой приказ он не

собирается.

Отступив в ходе Семидневной битвы, Макклеллан ос­тановился на северном берегу

Джемса, близ Малверн-Хилла, где мятежники нанесли ему еще один удар,

за­вершивший эту битву. И у Малверн-Хилла дело могло бы обернуться по-

другому: солдаты и офицеры Потомакской армии, мало-помалу приобретая и

усваивая боевой опыт, сражались отважнее, смелее, нередко сами рвались в бой

вопреки запретам командующего. Но Макклеллан и на этот раз приказал

отступать. В итоге Семидневной битвы мятежники потеряли общей сложности 20614

человек, северяне - 15 849 причем особенно чувствительные потери армия

Северной Виргинии понесла именно у Мал-верн-Хилла. Характерно, однако, что

при заметном пере­весе общих потерь у мятежников, они потеряли лишь 875

человек пленными, а северяне, постоянно отступав­шие по милости Макклеллана,

- более 6 тыс. человек!

Население Юга сперва было шокировано потерями, но о них довольно быстро

забыли, так как северяне от­катились от Ричмонда миль на 20, и теперь

Потомакская армия оказалась в своего рода ловушке — в небольшом лагере близ

устья Джемса. А население Севера и его администрация не могли понять, что же

происходит: Макклеллан по своему обыкновению сообщил о “гран­диозной победе”,

потерь мятежники понесли заметно больше, так почему же Потомакская армия так

позорно отступила, когда дошла, по сути дела, до ворот Рич­монда?

Все это вновь указывало республиканской админист­рации Союза на необходимость

решительных перемен как в руководстве военными операциями, так и в общем

подходе к военной и внутренней политике. Это касалось прежде всего самого

президента Линкольна, авторитет которого возрастал, а власть в годы войны

была почти неограниченной. Политический анализ ситуации военных лет не входит

в задачу автора данной работы, а пред­ставить его бегло было бы несерьезно и

самонадеянно по отношению к этому сложнейшему, многоплановому процессу.

Понять ситуацию тех непростых лет, понять сложный комплекс проблем, стоявших

тогда перед Лин­кольном и его администрацией, можно лишь, если попытаться

максимально вникнуть, вжиться в них, образно говоря, прорваться сквозь время.

Только в этом случае мы осознаем, что нельзя, неправомерно проецировать

взгляды наших дней на давно прошедшие времена с их иной психологией, не

всегда понятными нам традициями и этическими нормами.

Спустя месяц после полупобеды-полупоражения се­верян при Малверн-Хилле Маркс

емко выразил суть си туации, в которой находилась администрация Линкольна. и

предсказал дальнейшее развитие событий: “Мы при­сутствовали пока лишь при

первом акте гражданской войны - войны, которая велась по-конституционному.

Второй акт - ведение войны по-революционному - еще впереди”.

Летом 1862 г. Север, его администрация стояли на пороге этого акта.

Декларация об отмене рабства.

Первый шаг к переходу к “войне по-революционному” Линкольн и его

администрация сделали 16 апреля 1862 г., объявив об освобождении негров-рабов

в федеральном столичном округе Колумбия. Если еще осенью предыду­щего года

Линкольн был вынужден по тактическим со­ображениям (из опасения потерять

“пограничные” штаты) отменить декларацию Фремонта об освобождении рабов в

Миссури, то теперь и сам президент подходил к такому решению в масштабах

страны. Эволюция взглядов Линкольна в этом вопросе очевидна, хотя и после

отмены рабства в округе Колумбия, 19 мая, пре­зиденту пришлось дезавуировать

декларацию другого генерала, Дэвида Хантера, который, так же как и Фремонт,

без санкции руководства объявил об освобождении рабов в штатах Джорджия,

Флорида и Южная Каро­лина.

В вопросе, отменять или сохранять рабство, Линкольн в значительной мере

зависел от постоянной необходи­мости учитывать возможную реакцию на этот шаг

всей совокупности различных сил и факторов, в первую оче­редь, разумеется,

внутри страны.Вы­ступая за отмену рабства как института, президент вовсе не

считал негров равными белым и был против предо­ставления им после

освобождения статуса полноправных граждан. Американский историк Дж. Фуллер

писал: “Если бы Линкольну на следующий же день после па­дения форта Самтер

представилась возможность опубли­ковать свою Декларацию об эмансипации, было

бы за­ложено моральное основание для всей его общей стра­тегии. Но это было

невозможно: во-первых, Север был не готов к этому, а во-вторых, как сказал

сам Линкольн: „Я не желаю выступать с документом, неминуемая

без­действенность которого, подобно папской булле против кометы, была бы

видна всему миру”.

Внимательно изучая переписку Линкольна, его вы­ступления и иные документы,

воспоминания современ­ников о нем, можно прийти к выводу, что сам он больше

склонялся к так называемому проекту “колонизации” т. е. вывозу негров (с их

согласия) в государства Латин ской Америки и в Африку, чем к превращению

освобожденных негров в равноправных граждан США. Президент даже вел

переговоры с лидерами негритянских религиоз­ных общин и с правительствами

некоторых латиноаме­риканских стран о деталях проведения в жизнь этогс

проекта. В основе этой наивной, так и не осуществив­шейся попытки лежало

глубокое понимание Линкольном того положения, в котором окажутся миллионы

негров, формально свободных, но лишенных прав белых граж­дан.

Повторим, что президент не желал решить эту про­блему механическим дарованием

неграм после отмены рабства прав белых граждан, включая и избирательное

право. Это было бы в то время поддержано лишь не­значительной частью

американского населения, а идти против мнения своего народа (пусть даже, с

нашей - но не Линкольна! - точки зрения, неверного мнения) пре­зидент не мог.

Но самый первый шаг - отмена рабства - становился насущной необходимостью, и

за него выступало все больше белых американцев. 22 июля 1862 г. на очеред­ном

заседании кабинета министров Линкольн огласил составленный им проект

Декларации об отмене рабства во всех штатах, входивших в мятежную

Конфедерацию, исключая Теннесси, почти вся территория которого была к тому

времени занята войсками Союза, и те округа Луизианы и Виргинии, где также

господство Конфеде­рации было уже ликвидировано. Одновременно Линкольн

предполагал с 1января 1863 г. (в этот день Декларация должна была вступить в

силу) разрешить набор свобод­ных негров в армию и флот США. При этом Линкольн

с непривычной для него твердостью заявил, что решение его окончательно, а

министров он просит лишь посоветовать, когда именно обнародовать эту

Декларацию.

Мнения разделились, кое-кто вообще выражал сомнение в необходимости такого

шага: ведь “пограничные) штаты, как не раз говорил и сам президент, явно

встретили бы Декларацию отрицательно. Линкольн счел полезным предложение

Сьюарда: не публиковать Декларацию сейчас, в условиях военной нестабильности

Союза а подождать какого-либо военного успеха, как выразился государственный

секретарь, “хотя бы средней величины” В этом был резон: публикация Декларации

после неудач Макклеллана на Полуострове могла быть воспринята противником как

проявление слабости, последняя по­пытка как-то спасти положение.

Итак, переход к “войне по-революционному”, во вся­ком случае в политической

области, уже обозначился. Помимо Декларации об освобождении рабов, он был

от­мечен и другим важным шагом во внутренней политике. 20 мая 1862 г. был

принят закон о гомстедах (т. е. зе­мельных участках), по которому любой

гражданин США не моложе 21 года мог с 1 января получить во владение участок

земли размером в 160 акров (примерно 65 га), уплатив за это символический

регистрационный сбор -10 долл. Формально требовалось в течение пяти лет

обрабатывать полученный участок, и только после этого он переходил в полную

собственность владельца. Факти­чески же участки сразу попадали в полное

пользование владельцев. Закон имел и побочную сторону: буржуазия Севера, а

также различные проходимцы ловко исполь­зовали его в своих интересах, в

частности путем скупки участков через подставных лиц и дальнейшей спекуля­ции

ими. Но буржуазно-демократической сущности за­кона о гомстедах это не меняло:

он явился победой про­грессивного для того времени пути развития капитализма

в сельском хозяйстве.

Следом за этими мерами (и рядом менее значитель­ных) в политической области

предстояло осуществить переход к “войне по-революционному” и на полях

сра­жений, т. е. вести всю военную политику более энер­гично,

профессионально, по-деловому.

Бездарно проведенная Макклелланом кампания на Полуострове поставила на

повестку дня вопрос об устра­нении его с поста командующего крупнейшей армией

страны - Потомакской. 26 июня Линкольн, еще не зная о том, что именно в этот

день началась Семидневная битва, и, естественно, не предполагая, какими

разочаро­ваниями она завершится, издал приказ о создании новой армии во главе

с генералом Джоном Попом. Предполага­лось, что эта армия, получившая название

Виргинской, примет на себя функции по защите Вашингтона и при­легающих

районов на время нахождения Потомакской армии (точнее, большинства её частей)

на Полуострове. Виргинскую армию составили из полуразбитых Джэксоном в Долине

частей Бэнкса, Фремонта (но уже не под его командованием) и Макдоуэлла, и

вместе с влитыми в нее пополнениями она насчитывала 47 тыс. от части опытных,

отчасти ничего не умевших солдат.

Примерно тогда же был решен вопрос и с упорядо­чением общего командования

вооруженными силами Отстранив Макклеллана в марте от функций

главно­командующего, Линкольн сам выполнял их в течение ровно четырех

месяцев. Президент отлично понимал, что не имеет оснований занимать такой

пост: он был опыт­ным политиком, но не профессиональным военным, и его

отчаянные усилия спешно овладеть азами стратегии и тактики не могли этого

компенсировать. В то же время президент видел, что в стране нет генералов,

достойных занять этот пост. Пристально наблюдая за действиями военачальников

Севера, Линкольн надеялся выбрать среди них преемника на непосильном для себя

посту главнокомандующего.

Успешные операции войск Союза на западном фронте, увенчавшиеся взятием 25

апреля совместными усилиями армии и флота крупнейшего города Конфедерации

Но­вого Орлеана, подсказали президенту, что вести особо внимательные поиски

следует именно на Западе. Лин­кольн уже тогда “присматривался” к генералу

Гранту, сразу же отметив его решительность, неординарность мышления,

отсутствие боязни противника, свойственной, пожалуй, воем другим генералам

Севера. Но пост, зани­маемый Грантом, был тогда не очень высок - замести­тель

командующего Миссурийским округом.

22 сентября, была опубликована в газетах и отдельными выпусками. Вряд ли

стоит напоминать об исключительном значении этого хорошо известного

доку­мента, ставшего первым реальным завоеванием негритян­ского народа США в

его трудной многолетней борьбе за абсолютно равные права с белыми

американцами.

Первый результат Декларации об освобождении рабов не заставил себя долго

ждать: в ноябре республиканская партия проиграла промежуточные выборы в

конгресс. который на последующие два года полностью оказался в руках

демократов, все громче требовавших “прекратить братоубийственную войну” и

признать независимость Конфедерации. В то же время открытой защиты рабства

демократы все же избегали, занимая примерно такую же позицию, на какой

находился и Линкольн к моменту на­чала войны - не допускать распространения

рабства, но и не посягать на священное право собственности. Обостре­ние

внутриполитической борьбы требовало от администра­ции Линкольна еще более

умелого и деятельного руковод­ства ведения войны. Предостерегая от

беспечности, Лин­кольн говорил в те дни: “Мы сейчас подобны китобоям, ведущим

трудную погоню. Мы наконец вонзили гарпун в чудовище, но должны теперь

следить за своим курсом, иначе одним взмахом хвоста оно отправит нас к

праот­цам”

Первый же день нового 1863 года ознаменовался вступление в силу Декларации об

освобождении негров-рабов в мятежных штатах. Хотя ее текст был обнародован

ещё 22 сентября, мятежники и их сторонники на Севере все таки надеялись, что

администрация Линкольна не решится на этот шаг. На Юге полагали также, что

жесто­кий разгром северян у Фредериксберга “отрезвит” Лин­кольна и его

партию, вынудит их искать компромиссные решения конфликта. Но эти надежды не

оправдались, Президента уже ничто не могло поколебать, и Деклара­ция с 1

января вступила в действие.

И подкрепляя уверенность Линкольна в своей пра­воте, в эти же первые дни 1863

г. с далекого Запада стали приходить вести о новых успехах северян. После

того как 25 апреля 1862 г. армией и флотом Союза был взят Новый Орлеан,

течение Миссисипи оказалось как бы “закупоренным” для мятежников. Ее верховья

еще с начала войны были в руках Союза, а после побед Гранта при Генри,

Донелсоне и Шайло мятежники были отогнаны еще дальше. Со взятием Нового

Орлеана они потеряли и устье Миссисипи, и теперь южане сохраняли контроль

лишь над средним ее течением с главной опо­рой в Виксберге - тщательно

укрепленном и в стратеги­ческом плане идеально расположенном городе. Поэтому

главной задачей всего западного фронта во второй по­ловине 1862 г. стало

овладение Виксбергом и всем тече­нием Миссисипи. Это отсекло бы от

Конфедерации рай­оны, находящиеся западнее реки, т. е. мятежные штаты Техас,

Луизиану и Арканзас.

Геттисберг.

И вот настало время снова сойтись в решающем поединке основным силам двух

армий. Но сам сюжет знаменитого геттисбергского сражения возник несколько

неожиданно. Ли, как уже говорилось, заранее назначил геттисбергский

перекресток местом сбора трех своих кор­пусов; их возглавляли тогда лучшие

генералы Юга - Дж. Лонгстрит, Э. П. Хилл и Р. Эвелл. Не зная этого, но

интуитивно предположив, что перекресток может за­интересовать мятежников, Мид

30 июня приказал созадать линию жесткой обороны вдоль ручья Пайп, в

нескольких милях от Геттисберга. И тогда же генерал-южа нин Г. Хес, дивизия

которого расположилась в соседнем городке Кэштауне, узнал, что в Геттисберге

у северян естт, большой склад армейской обуви. По данным разведки, северян в

городке не было, и Хес приказал группе сол­дат “сходить” в Геттисберг и

принести побольше обуви - в Конфедерации это стало проблемой еще в начале

войны, не говоря уже о лете 1863 г.

Пока “заготовители” добирались до места, в Гетти­сберг вошла кавалерийская

бригада Дж. Бафорда, кото­рому Мид поручил прикрывать свой левый фланг.

Обна­ружив, что городок вовсе не пуст, как им сказали, сол­даты Хеса

предпочли вернуться назад. Но Хес, загорев­шийся желанием обуть своих парней

и считавший, что в Геттисберге может быть разве что отряд неопытных

милиционеров, утром 1 июля послал туда едва ли но всю дивизию.

Тот момент, когда авангарды Хеса, подойдя к городку, завязали перестрелку с

дозорами Бафорда, и стал нача­лом геттисбергского сражения. Оба командира

бросили в бой все, что было у них под рукой, затем в сражение стали

втягиваться все новые соединения. К северянам подоспел корпус У. Рейнольдса,

которому Бафорд при слал записку с просьбой о срочной помощи. В свою оче­редь

Рейнольдс перед отбытием к Геттисбергу разослал повсюду сообщения о

начавшейся стычке, и, быть может, это в конечном счете и помогло сдержать

яростные атаки южан. Спустя какие-то минуты, когда Рейнольдс повел свой

корпус в атаку, снайпер-южанин прострелил ему голову. А его солдаты,

наткнувшись на мощный огонь артиллерии (ее успел подтянуть к перекрестку

Хес), стали медленно отходить. В эти первые часы боя соотно­шение сил было

примерно 3 к 1 в пользу мятежников, и оно могло ухудшиться, так как к городку

уже спешил весь корпус Эвелла.

Приближение частей Эвелла заметил командующий 11-м корпусом северян Оливер

Ховард, наблюдавший за боем с колокольни лютеранской семинарии, стоявшей на

высоком хребте, поэтому и названным Семинарским. Не­медленно бросив в бой

свой корпус, Ховард успел прегра­дить дорогу Эвеллу. Но одну дивизию он

предусмотри­тельно оставил в резерве у подножия Кладбищенского хребта,

который у южных окраин поселка завершался одноименным холмом. Другая

оконечность хребта имела две вершины - Большой и Малый Раунд Топ, которые,

как и сам хребет, сыграли в сражении ключевую роль. А резервная дивизия

Ховарда сразу же окопалась, и не напрасно: их товарищей вскоре отбросили

прямо к под­ножию.

Записку Рейнольдса Миду принесли в момент зав­трака. Опрокинув чашку с кофе,

он вскочил и помчался в штаб, где приказал немедленно двинуть к Геттисбергу

всю армию. Генералу Уинфилду Хэнкоку он поручил взять на себя общее

руководство боем. Энергичный Хэнко}; собрал всю артиллерию резерва, в нее

впрягли всех лоша­дей, оказавшихся под рукой, и орудия помчались к

Гет­тисбергу! Опередив их, Хэнкок уже к 4 часам дня при­скакал к Семинарскому

хребту и поднял солдат в контр­атаку. Следом появилась и артиллерия, затем

кавале­ристы Хью Килпатрика, с такой яростью врубившиеся во фланг

атаковавшего корпуса Эвелла, что мятежники дрогнули и вынуждены были

остановить натиск. Так за­вершился первый день сражения. Специалисты считают

его победой южан, хотя и указывают, что, если бы Эвелл атаковал не только

Семинарский, но и Кладбищенский хребет, он нанес бы северянам больший урон.

Поздно ве­чером к Геттисбергу подоспели еще два корпуса северян, к полуночи

прибыл и сам Мид, принявший общее коман­дование боем.

2 июля сражение разгорелось с новой силой. На севе­рян были брошены корпуса

Эвелла и Э. П. Хилла, а во второй половине дня - еще и Лонгстрита. Ли

требовал, чтобы Лонгстрит также атаковал с самого утра, но тот заупрямился,

считая более разумным вообще не атако­вать, а выманить северян из их удачных

позиций па обоих хребтах. В итоге Лонгстрит оказался как бы в ре­зерве и

нанес сильнейший удар как раз в момент, когда северяне уже выдохлись.

И все же им удалось удержать свои основные пози­ции, в частности вершины

Большой и Малый Раунд Топ, причем последний северяне в неразберихе боя

оставили неукрепленным. Когда разведка мятежников обнаружила это, генерал Худ

приказал срочно втащить на вершину орудия и в упор расстрелять части северян

на Кладби­щенском хребте. Но по счастливому совпадению чуть раньше Мид

приказал начальнику своих инженерных войск генералу Г. Уоррену подняться на

Малый Раунд Топ и посмотреть оттуда, как идут дела на левом фланге. Уоррен,

обнаружив, что вершина никем не защищается, срочно вызвал туда войска. И

когда солдаты Худа уже взбирались по склону вверх, а следом за ними лошади

тащили орудия, с “пустой” вершины на их головы обру­шился орудийный огонь!

Это решило исход второго дня сражения. Толпы севе­рян, отовсюду сбежавшиеся к

Малому Раунд Топу, от­били все атаки мятежников, к концу этого эпизода боя

совершенно обессилевших. Капитан-северянин П. Фэрли из 140-го полка

добровольцев Нью-Йорка вспоминал: “Те из мятежников, которые приблизились к

нам настолько, что удрать было почти невозможно, побросали винтовки, подняли

руки и, воспользовавшись тем, что мы немного ослабили огонь, бросились прямо

на нас и отдались в плен. А тем временем те, кто был не так близко в

беспорядке отступили”.

3 июля напряжение боев не спало, даже немного возросло. Их эпицентр сместился

теперь к юго-востоку от Геттисберга, в район холма Калп и протекавшего к

вос­току от него ручья Рок. Ли вознамерился мощным ог­нем 159 орудий,

установленных на захваченном мятеж­никами накануне Семинарском хребте, сбить

соперников с соседнего, Кладбищенского хребта. Во втором часу дня разгорелась

невиданная доселе артиллерийская дуэль. Когда заговорили все орудия южан,

показалось, что они сметут с лица земли и артиллерию северян, и их резервы,

не совсем удачно размещенные на дальнем, восточном склоне Кладбищенского

хребта. Затем батареи северян открыли довольно мощный ответный огонь, но уже

спустя минут 40 орудия обеих сторон умолкли: запасы снарядов неумолимо

иссякали, и надо было их беречь.

Однако мятежники решили, что защитники хребта либо уничтожены их огнем, либо

полностью деморали­зованы. И Ли бросил в последнюю, как он надеялся, атаку на

хребет ударную 15-тысячную группу из дивизий Пикетта и Петтигрю (он сменил

раненого Хеса). Некото­рые из подчиненных Ли возражали против столь

риско­ванной атаки. Так, командир артиллерии южан генерал Э. Александер писал

в мемуарах: “Казалось сумасше­ствием бросить пехоту в этот огонь, под которым

ей пришлось бы идти почти три четверти мили при полном свете июльского

солнца”.

Этот трагический штурм вошел в американскую исто­рию как “атака Пикетта” (его

солдаты составляли боль­шинство атаковавших), став именем нарицательным,

оли­цетворением отчаянного усилия, обреченного на крах. Устрашающий строй

мятежников шириной примерно в милю несся на хребет, готовый смести с лица

земли не только его защитников, но и всю эту каменную громаду. Но генерал Г.

Хант, руководивший обороной хребта, еще во время артиллерийского обстрела

понял, что это прелю­дия к решающей, яростной атаке. За время короткой пау­зы

он приказал подтащить побольше орудий к хребту и на него. И когда лавина

наступавших уже подкатывалась к подножию хребта, вся его поверхность вдруг

преврати­лась в огнедышащего дракона, извергавшего огненные стрелы. Из рядов

мятежников вырывало буквально ко­сяки, но они упорно шли вперед. А северяне

включали в грозный шквал канонады все больше орудий, и вот уже с

Кладбищенского хребта и соседних позиций севе­рян по атаковавшим било 200

стволов! Но наступление продолжалось, и пехота северян стала отступать к

вер­шине хребта. Атаковавшие, ведя огонь из винтовок, пре­следовали их. Еще

минута, несколько минут - и они смяли бы защитников хребта.

И в это время Ховард стремительно атаковал левый фланг наступавших, который

те в упоении штурма оста­вили незащищенным. Одновременно Ховард обрушил на

южан мощный огонь артиллерии. Репортер-северянин Чарлз Коффин так живописал

решающие минуты битвы: “Эти ряды исчезают, по­добно соломинке в огне свечи.

Земля усеяна телами уби­тых и раненых, как опавшими осенними листьями.

Ты­сячи мятежников бросают оружие и сдаются в плен. Какая волнующая минута!

Вот она - кульминация мя­тежа, поворотный момент истории и судьбы

челове­чества”.

Атака Пикетта навсегда осталась в памяти ее очевид­цев, и многие из них

позднее описали это удивительное зрелище. Сам же Пикетт, рассказав в письме

домой об уничтожающем шквале огня, который обрушили на его дивизию северяне,

так подводил итог: “Что ж, теперь все это позади. Сражение проиграно, и

многие из нас в плену, многие мертвы, многие, получив ранения, исте­кают

кровью и умирают”.

Остатки дивизий Пикетта и Петтигрю откатились от хребта, а тем временем в

новую атаку на него, уже на правом фланге, ринулась бригада мятежников во

главе с генералом Армистедом, мчавшаяся прямо на каменную стену, за которой

укрепился 1-й корпус северян. Армистед, призывно размахивая шляпой, надетой

на кончик шпаги, в числе первых перелез через каменную стену и уже ухватился

за одно из орудий северян, но был убит в упор. И сразу же в контратаку

ринулся резерв севе­рян, предусмотрительно прибереженный ими для крити­ческой

минуты. Последовал мощный заключительный аккорд: трехдневная битва

завершилась короткой контр­атакой! Уставшие от ожидания, разъяренные гибелью

у них на глазах множества товарищей, резервные части северян буквально

раздавили вымотавшихся, измученных наступлением под шквалом огня мятежников.

Лишь около 10 минут они смогли пробыть на гребне Кладбищенского хребта,

оправдавшего в эти дни свое мрачное название, став могилой и для многих

солдат обеих армий.

Деморализованные остатки разбитых частей южан кое-как сумели добраться до

собственных резервных подраз­делений, которых осталось слишком мало, чтобы

что-либо изменить. Совершенно потрясенные. Ли и Лонгстрит ви­дели всю картину

удручающего разгрома с вершины Се­минарского хребта. Полагая, что атака

северян докатится и до них, они немедленно поскакали вниз наводить поря­док в

остатках войск, скопившихся у подножия хребта. Но северянам уже было не до

атаки. Когда им удалось отбросить мятежников, на что-либо дальнейшее у них

просто не оставалось сил. На склонах хребта рядом с уби­тыми и умиравшими от

ран лежали совершенно невреди­мые, но обессиленные победители. Они могли лишь

кри­чать, и окрестности Геттисберга огласились криками победы.

На следующий день, День независимости США, Ли, видя, что северяне так и не

собираются атаковать, решил, пользуясь начавшимся проливным дождем, отвести

свои войска в Виргинию. Но и преследовать их северяне не стали: не было сил,

к тому же Мид, очевидно психологи­чески подготовившийся к более ожесточенной

борьбе и менее благоприятному ее исходу, считал, что и того, чего удалось

достичь, вполне достаточно.

Что ж, у него были основания так считать: до Геттис­берга редкие (даже

редчайшие) неудачи генерала Ли были связаны либо с какими-то недоразумениями,

либо со значительным превосходством северян в силах. Но в страшной

геттисбергской мясорубке силы были при­мерно равны (88 тыс. у северян против

75 тыс. у Ли), причем в первый день битвы южан на поле боя было втрое больше.

Ли бросил в бой свои лучшие части, сде­лал, пожалуй, все, на что был

Страницы: 1, 2, 3