образованию единого Русско­го государства. Преодоление феодальной

раздробленности дало возможность русским сбросить монголо-татарское иго и

возродить независимое государство. Монгольская власть потерпела крушение,

Золотая Орда распалась. В XVI веке Россия пережила экономический расцвет и

добилась крупных внешнеполитических успехов. В правление Ивана Грозного русские

войска сокрушили Казанское и Астраханское хамства и

укрепились в Ниж­нем Поволжье. Ермак с казаками разгромил хана Кучума в

Зауралье и положил начало присоединению Сибири к России. В ходе кровопролитной

Ливонской войны Рус­ское государство заняло ряд морских портов в Прибал­тике и

основало «нарвское мореплавание», связавшее страну

с Западной Европой по кратчайшим морским пу­тям. Но война за Балтику кончилась

поражением. Рос­сия утратила все завоевания в

Ливонии.

В начале XVII века Русское государство вступило в полосу экономического

упадка, внутренних раздоров и военных неудач.

Настало Смутное время, ввергшее народ в пучину бедствий. Государство пережило

национальную катастрофу. Оно стояло на грани

распада. Внутренний конфликт подорвал силы огромной державы. Враги за­хватили

крупнейшие пограничные крепости страны — Смоленск и

Новгород, а затем заняли Москву. Бедствия породили широкое народное движение. В

лихую годину проявились лучшие черты русского народа — его стой­кость,

мужество, беззаветная преданность Родине, готов­ность ради нее жертвовать

жизнью. В час смертельной опасности народные массы встали на защиту Родины н

отстояли ее независимость. В событиях начала XVII в. Учавствовали все сословия

, и каждое выдвинуло своих вождей. Из среды бояр­ства вышли такие яркие фигуры,

как Федор-Филарет Ро­манов и Михаил Скопин-Шуйский. Дворяпство дало стране

Дмитрия Пожарского и Прокоиия Ляпунова, воль­ные казаки — Ивана Болотникова и

Ивана Заруцкого, посадские люди — Кузьму Минина, духовенство — пат­риарха

Гермогена и целую плеяду самозванцев.

Бедствия Смутного времени потрясли ум и душу рус­ских людей. Современники

винили во всем проклятых самозванцев, посыпавшихся на страну как из мешка. В

самозванцах видели польских ставленников, орудие иноземного вмешательства. Но

то была лишь полуправда. Почву для самозванства подготовили

не соседи Россия, а глубокий внутренний недуг, поразивший русско

е об­щество.

В правление Бориса Годунова дворянство добилось отмены Юрьева дня. Испокон

веку русский крестьянин, уплатив рубль «пожилого» (пошлина за «выход»), мог

покинуть своего землевладельца в последние дни осени и по первому сапному пути

отправиться на новые земли в поисках лучшей доли. Осенний Юрьев день был для

земледельца светом в окошке. В конце XVI века па кре­стьянские переходы был

наложен запрет, или, как тогда говорили, «заповедь» (отсюда—«заповедные лета»).

По­началу ни помещики, ни крестьяне не предвидели, к ка­ким последствиям

приведет отмена выхода в Юрьев день. Все думали,

что введение заповедных лет — мера временная. Крестьян тешили надеждой, что им

надо по­дождать совсем недолго — до «государевых выходных лет»,— и их жизнь

потечет по старому руслу. Но шли годы, и крестьяне начинали понимать, что их

жестоко обманули. Тогда-то в русских деревнях и родилась пол­ная горечи

поговорка: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!»

Столкновение интересов феодального государства и дворянства, с одной стороны,

закрепощенных крестьян, тяглых посадских людей, холопов и других групп

зави­симых людей — с другой, явилось источником социально­го кри

зиса, породившего Смуту.

Коллизии гражданской войны затронули не только низы, но и верхи русского

общества. От времен феодаль­ной раздробленности Россия унаследовала

могуществен­ную аристократию, представительным органом которой была Боярская

дума. Московские государи принуждены были делить власть со своими боярами.

Опираясь на оп­ричнину и дворян, Иван IV попытался избавиться от опеки Боярской

думы и ввести самодержавную систему управления. Могущество знати было

поколеблено, но не сломлено опричниной. Знать ждала

своего часа. Этот час пришел, едва настало Смутное время.

Дробление древних боярских вотчин сопровождалось

увеличением численности феодального сословия и одно­временно резким ухудшением

материального положения его низших слоев. Подле знати, владевшей крупными

зе­мельными богатствами, появился слой измельчавших землевладельцем — детей

боярских. Кризис феодального сословия был преодолен благодаря созданию на

рубеже XV—XVI веков поместной системы. Ее развитие открыло

мелким служилым людям путь к земельному обог

ащению а способствовало формированию дворянства,

значительно усилившего свои позиции в XVI веке. Крупные фонды вотчинных земель

сохранились в Центре, тогда как по­местье получило наибольшее распространение в

Новгоро­де, на южных и западных окраинах государства.

К началу XVII века поместье подверглось такому же

дроблению, как и боярские вотчины в XV веке. Чис­ленность феодалов вновь

увеличилась, тогда как фонды поместных земель остались прежними. На этот раз

кризис приобрел более глубокий характер. Низшие и наиболее многочисленные

прослойки поместного дворянства оказались затронуты процессом социальной

деградации. Оску­девшие помещики не могли более служить в конных полках

(«конно, людно и оружно») и переходили в раз­ряд детей боярских—пищальников.

Многие из таких пищальников не имели крепостных крестьян, а часто и холопов,

сами обрабатывали землю, т. е. фактически вы­зывали

из феодального сословия. Не случайно главными очагами гражданской войны на

первом ее этапе стала Рязанская и Путивльская «украины», где процесс дроб­ления

поместья протекал весьма интенсивно. Во вновь присоединенных южных уездах

(Елец, Белгород, Валуй и др.) власти спешили организовать поместную си­стему,

чтобы создать себе опору в лице степных помещиков. Наряду с безземельными

детьми боярскими по­местья в «диком поле» получали казаки, крестьянские дети и

прочие разночинцы. На юге не было ни возделанных под пашню земель, ни

крепостных крестьян. Новые помещики принуждены были сами «раздирать» ковыльную

степь. В ряде уездов их привлекали к отбыванию барщины на государевой

десятинной пашне. Как и многие рязанские дети боярские большинство южных

помещиков служили пищальниками в местных гарнизонах. Кризис феодального

сословия стал одним из главных факторов гражданской войны в России. Но значение

его до сих пор недостаточно изучено. Вторжение самозванца, принявшего имя

младшего сы­на Грозного — Дмитрия, положило начало новому этапу в развитии

Смуты. Истории самозванства посвящена обширная литерату­ра. Первоначально все

внимание историков было сосредоточено на вопросе о

том, кто скрывался под личиной Лжедмитрия I. Большинство историков

придерживалось мнения, что имя сыта Грозного принял

беглый чудовский монах Григорий Отрепьев. Но самый крупный знаток Смутного

времени С. Ф. Платонов пришел к заключе­нию, что вопрос о личности самозванца

не поддается ре­шению. Подводя итог своим наблюдениям, историк с не­которой

грустью писал: «Нельзя считать, что самозванец был Отрепьев, но нельзя также

утверждать, что Отрепьев им не мог быть: истина от

нас пока скрыта». Столь же осторожной была точка зрения В. О. Клю­чевского. Как

отметил этот историк, личность неведомого самозванца остается загадочной,

несмотря на все усилия ученых разгадать ее; трудно сказать, был ли то Отрепь­ев

или кто другой, хотя последнее менее вероятно. Ана­лизируя ход Смуты, В. О.

Ключевский с полным основа­нием утверждал, что важна была не личность

самозван­ца, а роль, им сыгранная, и исторические условия, кото­рые сообщили

самозванческой интриге страшную разру­шительную силу .

Советские историки сосредоточили внимание на изу­

чении закрепощения крестьян как главной предпосылке

Первой крестьянской войны и анализе массовых выступ­лений низов за «доброго

царя». Вопрос о личности само­званцев, воплощавших идею «доброго царя»,

отступил в тень. Лозунг «хорошего царя», по замечанию И. И. Смирнова,

представлял собой своеобразную кресть­янскую утопию. Самозванство, как

подчеркивает К. В. Чистою, явилось одной из специфических и устойчивых форм

антифеодального движения в России в XVII веке. Закрепощение крестьян и

ухудшение их положения в конце XVI века, резкие

формы борьбы Ивана Грозного с боярством, политика церкви, окружив

шей престол ореолом святости,— вот некоторые факторы, бла­гоприятствовавшие

широкому распространению в народе легенды о пришествии царя-избавителя. «В

истории ле­генды о Дмитрии,— пишет К. В. Чистов,— вероятно, сыг­рало свою роль

и то обстоятельство, что угличский царе­вич был сыном Ивана Грозного и мог

мыслиться как «природный» продолжатель его борьбы с боярами,

осла­бевшей в годы царствования Федора».

Династия Ивана Калиты, внука Александра Невского, правила Московским

государством в течение почти трех­сот лет. Основы ее могущества были заложены в

то вре­мя, когда над Русью тяготело проклятие

татарского ига. При Иване III в коице XV века Россия наконец освобо­дилась от

господства иноземных завоевателей. Иван Грозоный, внук Ивана III, довершил

разгром татарских ханств, образовавшихся на развалинах. Золотой Орды. Рухнули

Казанское и Астраханское ханства. Земли в низовьях Волги, на которых чужеземные

завоеватели не­когда основали столицу Золотой Орды, оказались навсегда и

бесповоротно включены в состав единого Русского государства. Вслед за этим

Россия нанесла сокрушительный удар Крымской орде, положив конец разорительным

набегам крымцев на Москву. В Ливонской войне Иван IV не добился успеха. Но

поражение не могло уничтожить популярность, приобретенную им в годы «казанского

взятия».

В народной памяти Иван IV остался грозным, по справедливым государем. То, что

царь пролил немало крови своих подданных, ничего не меняло. Обездоленные низы

винили во всех бедах «лихих» бояр и приказных

чиновников - своих притеснителей, но не православного государя, стоявшего на

недоступной взору высоте. Госу­дарь сам казнил изменшиков-бояр,

всенародно объявлял их вины и даже обращался к народу за одобрением своих

действий. Помимо того Иван IV не раз жестоко

наказы­вал приказных судей, улич

енных во взятках и мошенни­честве. В глазах народа Иван IV был не только

пред­ставителем законной династии Ивана Калиты, но и последним царем, при

котором масса народа — феодальнозависимые крестьяне — пользовались правом

выхода в Юрьев день.

Бедствия, обрушившиеся на страну при Годунове в начале ХYII века, придали

особую прелесть воспоминаниям о благоденствии России при «хорошем» царе Иване

Васильевиче. Чем мрачнее становилось время, чем меньше оставалось надежд, тем

пышнее расцветали всевоз­можные утопии.

Иван IV был последним потомком Калиты, имевшим многочисленную семью. Его

первая жена, Анастасия Ро­манова, родила трех сыновей — Дмитрия, Ивана, Федора

I нескольких дочерей. Вторая царица, Мария Темрюковна, родила сына Василия,

последняя жена, Мария Нагая,— сына Дмитрия. Все дочери Грозного, как и царевич

Василий, умерли в младенческом возрасте. Оба Дмитрия — первенец царя и его

младший сын — погибли из-за несчастной случайности. Царевич Иван Иванович,

достигший двадцатисемилетнего возраста и объявленный наследником престола, умер

от нервного потрясения, претерпев жестокие побои от отца. Единственный внук

Грозного появился на свет мертворожденным, и в этом случае виновником несчастья

оказался царь, подверженный страшным припадкам

ярости. Род Грозного был обречен на исчезновение. Причиной послужило не только

несчастное стечение обстоятельств, но и факторы природного характера. Браки

внутри одного и того же круга знатных семей имели отрицательные биологические

последствия. Уже в середине XVI века стали явственно видны признаки вырождения

царствующей династии. Брат Ивана IV Юрий Васильевич, глухонемой от рож­дения,

умер без потомства. Сын Грозного царь Федор И

ванович был слабоумным и хилым и тоже не оставил детей. Младший сын царя Ивана

Дмитрий страдал эпилепсией. Шансы на то, что царевич доживет до зрелых лет и

оставит наследника, были невелики. Но как пер­венцу Грозного —

Дмитрию-старшему, так и его младшему сыну Дмитрию

суждена была нечаянная и преж­девременная смерть.

Царевич Дмитрий-старший родился тотчас после взятия Казани. Благочестивый

отец, поклявшийся в случае победы совершить паломничество в Кириллов монастырь

на Белоозере, взял в путешествие новорожденного младенца. Родня царевича -

бояре Романовы сопровождали богомольца, и в дни путешествия бдительно следили

за неукоснительным соблюдением церемониала, подчерки­вавшего их высокое

положение при дворе. Где бы ни по­являлась нянька с царевичем на руках, ее

неизменно поддерживали под руки двое бояр Романовых. Царская семья

путешествовала на богомолье в стругах. Боярам случилось однажды вступить вместе

с кормилицей на шаткие сходни струга. Все тут же упали в воду. Для взрослых

купание в реке не причинило вреда. Младенец же Дмитрий захлебнулся, и откачать

его так и не уда­лось. В честь первенца Иван IV назвал именем Дмитрий младшего

сына. Умирая, царь передал трон любимому сыну Федору, а Дмитрию выделил

удельное княжество со столицей в Угличе. Федор отпустил младшего брата на удел

«с ве­ликой честью», «по царскому достоянию». В проводах участвовали бояре,

двести дворян и несколько стрелец­ких приказов. Царице было назначено

содержание, при­личествовавшее ее сану. Но никакие почести не смогли смягчить

унижение вдовствующей царицы. Удаление Нагих из столицы за неделю до коронации

Федора имело символическое значение. Власти не пожелали, чтобы вдова-царица и

ее сын присутствовали на коронации в качестве ближайших родственников царя.

Прошло несколько лет, и Борис Годунов, управляв­ший государством от имени

недееспособного Федора, прислал в Углич дьяка Михаила Битяговского. Дьяк был

наделен самыми широкими полномочиями. Факти­чески царевич Дмитрий и его мать

царица Мария Нагая лишились почти всех прерогатив, которыми они облада­ли в

качестве удельных владык. Битяговский контролировал все доходы, поступавшие в

удельную казну.

Дмитрий-младший погиб в Угличе 15 мая 1591 года. Согласно официальной версии,

он нечаянно нанес себе рану, которая оказалась смертельной. Комиссия боярина

Шуйского, расследовавшая дело по свежим следам, при­шла именно к такому

заключению. «Обыск» (следствен­ное дело) Шуйского сохранился до наших дней. Но

вид неловко разрезанных и склеенных листов давно вызывал подозрения у

историков. По слухам, царевич Дмитрий был злодейски зарезан людьми,

подосланными Борисом Годуновым. Версия на­сильственной смерти Дмитрия получила

официальное признание при царе Василии Шуйском и

при Романовых. Она оказана огромное влияние на историографию. Это влияние

сказывается и по сей день.

Смерть Дмитрия Угличского сопровождалась бурными событиями. В Угличе

произошло народное восстание. Подстрекаемые царицей Марией и Михаилом Нагим

угличане разгромили Приказную избу, убили государева дьяка Битяговского, его

сына и др. Четыре дня спустя в Углич прибыла следственная комиссия. Она

допросила сто сорок свидетелей. Протоколы допросов, а также заключедше комиссии

о причинах смерти Дмитрия сохра­нились до наших дней. Однако существует мнение,

что основная часть угличских материалом дошла до нас в ви­де беловой копии,

составители которой то ли ограничи­лись простой перепиской имевшихся в их

распоряжении черновых документов, то ли произвели из них некую вы­борку, а

возможно, и подвергли редактированию. Тща­тельное палеографическое исследование

текста «обыска», проведенное сначала В. К. Клеймом, а затем А. П. Богдановым, в

значительной мере рассеивает подозрения насчет

сознательной фальсификации следственных мате­риалов в момент составления их

беловой копии . Основ­ной материал переписан семью разными почерками. Входившие

в комиссию подьячие провели обычную ра­боту по подготовке следственных

материалов к судопроизводству. В подавляющем большинство случаев показа­ния

свидетелей-угличан отличались краткостью, и подья­чие, записав их, тут же

предлагали грамотным свидете­лям приложить руку. По крайней мере двадцать

свиде­телей подписали па обороте свои «речи». Их подписи строго

индивидуализированы и отражают разную степень грамотности, довольно точно

соответствовавшую их общественному положению и роду зан

ятий. В следственную комиссию вошли очень авторитетные лица, придержи­вавшиеся

разной политической ориентации. Скорее всего, по инициативе Боярской думы

руководить расследовани­ем поручили боярину Василию Шуйскому, едва ли не самому

умному и изворотливому противнику Годунова, незадолго до этого вернувшемуся из

ссылки. Его помощ­ником стал окольничий А. П. Клешнин. Он поддерживал дружбу с

правителем, хотя и доводился зятем Григорию Нагому, состоявшему при царице

Марии в Угличе. Вся практическая организация следствия лежала на главе

Поместного приказа думном дьяке Е. Вылузгине и его подьячих. По прошествии

времени следователь В. Шуйский не раз менял свои показания о

тносительно событий в Угличе, но комиссия в целом своих выводов не

пере­сматривала.

Составленный следственной комиссией «обыск»

сохра­нил не одну, а по крайней мере две версии гибели царе­вича Дмитрия.

Версия насильственной смерти всплыла в первый день дознания. Наиболее энергично

ее отстаи­вал дядя царицы Марии Михаил Нагой. Он же назвал убийц Дмитрия: сына

Битяговского — Данилу, его пле­мянника — Никиту Качалова и др. Однако Михаил не

смог привести никаких фактов в подтверждение своих обвинений. Его версия

рассыпалась в прах, едва загово­рили другие свидетели. Когда позвонили в

колокол, по­казала вдова Битягойского, «муж мой Михаиле и сын мой в те поры ели

у себя на подворьишке, а у него ел священник...

Богдан». Поп Богдан был духовником Гри­гория Нагого и изо всех сил выгораживал

царицу и ее братьев, утверждая, что те не причастны к убийству дьяка,

погубленного посадскими людьми. Хотя показания попа откровенностью не

отличались, он простодушно подтвердил перед Шуйским, что обедал за одним столом

с Битяговским и его сыном, когда в городе ударили в на­бат. Таким образом, в

минуту смерти царевича его «убийцы» мирно обедали у себя в доме вдалеке от

места преступления. Они имели стопроцентное алиби. Пре­

ступниками их считали только сбитые с толку

люди.

Показания свидетелей позволяют выя

снить еще один

любопытный факт: Михаил Нагой не был очевидцем

проишествия. Он прискакал во дворец «пьян на

коне», «мертв пьян», после того как ударили в колокол.

Протрезвев, Михаил осознал, что ему придется держать

ответ за убийство дьяка, представлявшего в Угличе особу

царя. В ночь перед приездом Шуйского он велел

пре­данным людям разыскать несколько ножей и палицу

и подложить их на трупы

Битяговских, сброшенные в ров городской стены.

Комиссия, расследовавшая дело по свежим следам,

без труда разоблачила этот подлог. Городовой приказч

ик Углича Русин Раков по

казал, что он взял у посадских людей в Торговом ряду два ножа и принес их к

Нагому, а тот велел слуге зарезать курицу и вымаз

ать ее кровью оружие. Михаил Нагой был изобличен,

несмотря на запирательство. На очной ставке с

Раковым слуга Нагого, резавший курицу в чулане, п

од­твердил показания приказчика. Михаила Нагого око

нча­тельно выдал

брат Григорий, рассказавший, как о

н до­ставал из-под замка «

ногайский нож» и как изгото

влены были другие «у

лики».

Версия нечаянного самоубийства Дмитрия исходила

от непосредственных очевидцев происшествия. В

полдень 15 мая царевич под набл

юдением взрослых

гулял с ребятами на

заднем дворе и играл ножичком в тычку.

При тем находились

боярыня Волохова, кормилица

Армна Гучкова, ее сын

Баженко, молочный брат цар

евича, постелиница

Марья Колобова, ее сын Петрушка и еще два

жильца (придворные служители,

отобранные свиту царе

вича из числа его сверстников).

Шуйский придавал показаниям мальчиков

исключительное значение

и допрашивал их с

особой тщательностью.

Прежде всего он выяснил ,

«кто в те поры за царевичем были». Жильцы отвечали,

что «были за царевичем

в те поры только они, четыре

человеки, да кормилица, да постелница». На за­

данный «в лоб» вопрос, «были ли в те поры за цар

евичем Осип Волохов и

Данило Битяговский», они дали

отрицательный ответ. Мальчики прекра

сно знали людей, о кото­рых их спрашивали (сы

н дьяка был их сверстником,

Волохов и Качалов служили жильцами в свите

цареви-ча и были постоянными товарищами их игр). Они кратко

, точно и живо рассказали о том, что произошло

на их глазах: «

...играл-де царевич в тычку

ножиком с ними на заднем дворе, и

пришла на него болезнь — падучей не­дуг — и

набросился на нож».

Может быть, мальчики

сочинили историю о болезни царевича в угоду

Шуйскому? Такое предположение убеди­тельно опровергается показаниями

взрослых свидетелей.

Трое видных служителей

царицына двора — подключники Ларионов, Иванов и

Гнидин — показали следую­щее: когда царица села обедать, они стояли «в верху

за поставцом, ажно, деи, б

ежит в верх жилец Петрушка Ко­

лобов, а говорит: тешился, деи, царевич с нами

на дворе в тычку ножом и пришла, деи, на него

немочь падучая... да в ту пору, как

ево било, покололся ножом сам и отто­го умер»

, итак, Петрушка Колобов сообщил комиссии то же

самое, что и дворовым служителям через несколь­ко минут после гибели Дмитрия.

Показания Петрушки Колобова и его товарищей

под­твердили Марья Колобова, мамка Волохова и

кормилица Тучкова. Свидетельство кормилицы

отличалось удиви­тельной и

скренностью. В присутствии царицы и

Шуйского она назвала

себя виновницей несчастья:

«...она то­го не уберегла, как пришла на

царевича болезнь черная... и он

ножом покололся...»».

Спустя некоторое время нашелся восьмой очевидец гибели царевича. Приказной

царицы Протопопов на до­просе показал, что услышал

о смерти Дмитрия от ключ­ника Толубеева. Ключник,

в свою очередь, сослался на стряпчего Юдина. Всем троим тотчас устроили очную

ставку. В результате выяснилось, что в полдень 15 мая Юдин стоял в верхних

покоях «у поставца» и от нечего делать смотрел в окно, выходившее на задний

двор. По словам Юдина,

царевич играл в тычку и .накололся

на нож, а «он (Юдин) ... в те поры стоял

решил уклониться от дачи по­казаний следственной

комиссии. Если бы его не вызвали на допрос, о

н так ничего бы и не сказал.

Версия нечаянной гибели царевича содержит два

момента, каждый из которых поддается всесторонней про­верке. Во-первых,

болезнь Дмитрия, которую свидетели называли «черным н

едугом», «падучей: болезнью», «не­мочью падучею». Судя по описаниям припадков и

их периодичности,

царевич страдал эпилепсией. Как утверж­дали свидетели,

«презже тово... па

нем (царевиче) была ж та болезнь по месяцем

беспрестанно». Сильпый припадок случился с Дмитрием пример

но за месяц до его

кончины. Перед «великим днем», по

казала мамкаВолохова, царевич во время приступа

«объел руки Андрееве дочке

Нагова, едва у него... отн

ели». Андрей Нагой подтвердил это, сказав, что Дмитрий «ныне в ве­

ликое говенье у дочери его руки переел», а прежде «руки едал» и у него, и у

как станут держать, и он в те поры ест в нецывенье

за что нопадетца». О том

же говорила и вдова

Битяговкого: «Многажды бывало, как

ево (Дмитрия) станет

бити тот недуг и станут ево держати

Ондрей Нагой и кормилица и

боярони, и он... им руки кусал или, за что ухватил зубом, то объе

ст».

Последний приступ эпилепсии у царевича длился не­с

колько дней. Он начался во вторник. На третий день

царевичу «маленько стало полехче», и мать взяла

его к обедне, а потом отпустила на двор погулять. В субботу

Дмитрий второй раз вышел на прогулку, и тут у него

внезапно возобновился приступ.

Во-вторых, согласно версии о самоубийстве,

царевич в момент приступа забавлял

ся с ножичком. Свидетели описал забаву

подробнейшим образом: царевич «играл через черту н

ожом», «тыкал ножом», «ходил по двору, тешился

сваею) (остроконечный

нож..) в кольцо». Правила игры были несложными: в очерч

енный па земле круг иг

равшие поочередно втыкали нож, который следовало

взять за острие лезвием

вверх и метнуть так ловко,

чтобы он, описав в

воздухе круг, вот

кнулся в землю торчком.

Следовательно, когда с царевичем случился

при­падок, в руках у него был остроконеч

ный нож. Жильцы, стоявши

е подле Дмитрия, показали, что о

н «набро­сился

на нож». Василиса Волохова

описала случившееся еще точ

нее: «...бросило

его о землю, и тут царевич сам

себя ножом поколол

в горло». Остальные очевидцы ут­верждали, что

царевич напоролся па н

ож, «бьючися» или «летячи»

на землю. Таким образом, все очевидцы гибели Дмитрия

единодушно утверждали, что эпилептик уколол себя в горло, и расходились

только в одном: в какой именно момент царевич

уколол себя ножом --

при паде­нии или во время конвульсий на земле. Могла

ли небольшая рана повлечь за собой гибель ребе

нка? На шее неп

осредственно под кожным покровом находятся сонная

артерия и яремная вена. При повреждении одного из

этих сосудов смертельный исход неизбежен. Прокол яремной вены влечет за собой

почти мгновенную смерть, при кровотечении из сонной

артерии агония может за­тянуться.

После смерти Дмитрия Нагие сознательно

распрост­ранили слух о том, что царевича зарезали подосланные Годуновым люди.

Правитель Борис Годунов использовал первый же

подходящий случай, чтобы предать Нагих суду. таким случаем явился пожар Мо

сквы. Обвинив Нагих в поджоге столицы, власти

заточили Михаила На­гого и его братьев в тюрьму, а вдову Грозного насильно

постригли и отправили «в место пусто»— на Белоозеро.

В момент смерти Дмитрия никто из современников не

подозревал о том, что десять лет спустя «убие

н­ному младенцу» сужден

о будет стать героем народн

ой утопии.

Выбор имени первого на Руси «доброго царя

»— героя легенды — был во многих отношениях

случайным. Даже среди

столичного народа очень немногие видели младше­го сына Грозного. В небольшом

городе Угличе его знали лучше. Но там очень м

ногим было известно, что царевич унаследовал от отца его жестокость. Дики

е забавы Дмит­рия приводили в смущение современ

ников. Восьмилетний мальчик приказывал товарищам игр лепить снежные фи­гуры,

называл их именами первых бояр в государстве, а зате

м рубил им головы или четвертовал. Дворянские

писатели осуждали подобн

ые «детские глумления». Одна­ко в народе жестокость

по отношению к «лихим» боярам воспринималась совсем иначе. Дмитрий обещал стать

таким же хорошим царем, как и его отец. Подверженные суе

вериям современн

ики считали, что больные эпилеп­сией («черным н

едугом») одержимы нечистой силой. Цар

евич Дмитрий страдал жестокой эпилепсией. Но это не пом

ешало развитию легенды о добром царевиче. Борис Году

нов запретил по

минать имя Дмитрия в молитвах о здравии членов царской семьи на том

основании, что царевич, рожденный в шестом браке ,был , по тогдашним

представлениям незаконнорожденным. Но в годы Смуты об этом забыли.

Смерть Дмитрия вызвала многочисленные толки в на­ро

ды. Но в Москве правил

законный царь, и династиче

­ский допрос никого не

занимал. Но едва царь

Федор умер и династия

Калиты пресекл

ась, имя Дмитрия вн

овь появилось на устах.

В период короткого междуцарствия после смерти

Федора литовские лаз

утчики подслушали в Смоленске и записали молву, в

которой можно было угадать все последующие события

Смутного времени. Толки были па редкость

противоречивыми. Одни говорили, будто в Смоленске были подобраны письма от

Дмитрия, известившие жителей, (то «он у

же сделался великим князем» на Москве. Другие

толковали, что появился не царевич, а самозва

нец, во всем очень похожий на покойного князя

Дмитрия». Борис будто бы хотел выдать самозванца

за истинного царевича, чтобы добиться его избрания

па трон, если не захотят избрать его самого.

Молва, подслушанная в Смоленске, носила

недостоверный характер. Боярин Нагой, говоря о смерти Дмит­

рия, будто бы сослался на мнение своего соседа

«астраханского тиуна» (слуги) Михаила Битяговского.

«Тиуна» вызвали в Москву и четвертовали после того,

как он под пыткой

признался, будто сам убил Дмитрия .

Лазутчики записали, скорее всего, толки

простонародья, имевшего самые смутные представлени

я о том, что происходило в столич

ных верхах. Низы охотно

верили слухам, порочившим правителя Бориса Годунова

проникнутым живым сочувствием к Романовым.

Может быть, их распускали сами Романовы или близкие к ним люди? Ответить на

этот вопрос трудно. В

народных толках о младшем сыне Грозного невозможно

уловить никаких похвал в его адрес. О том, что царевич

жив, говорили как бы мимоходом, без упоминаний о

его достоинствах, закон

ных правах и пр. Куда подробнее обсуждали втору

ю версию, согласно которой «Дмитрий» был

самозванцем и пешкой в политической игре

правителя.

Итак, борьба за обладание троном и вызванные ею

политические страсти, а не крестьянская утопическая

идея о «добром царе» оживили тень Дмитрия. После из

брания Бориса на трон молва о самозва

нном царевиче смолкла. Зато слух о спасении

истинного Дмитрия — доброго царя» — в народе получил самое широкое

распространение. Служилый

француз Я. Маржарет,

прибывший в Москву в 1600 году , отметил в своих записках : « Прослышав в

1600 году молву , что некоторые считают Дмитрия Ивановича живым , он (Борис) с

Страницы: 1, 2