В
христианском вероучении понятие счастья обретает сугубо духовный смысл,
связанный с Божественным откровением и не имеющий отношения к радостям земного
бытия.
В эпоху
Возрождения стремление к земному, ощутимому счастью вновь провозглашается
вполне законным нравственным принципом поведения. Но особенно большое значение
принцип эвдемонизма приобретает в этике французских материалистов XVIII в. Счастье человека они объявляют
конечной целью всякого общества и всякой полезной деятельности людей. Стремление к счастью трактовалось ими как данное
человеку от природы, а достижение счастья - как осуществление подлинного
назначения человека. Отдельные элементы классического эвдемонизма сохранились и
в современной западноевропейской этике (например, в «фелицитологии» — учении о
счастье О. Нейрата).
Таким
образом, чаще всего встречается модель, в рамках которой счастье соотносится с
неким благом, с обладанием им или созиданием его.
Существует
и иное мнение: чтобы человек был счастлив, он должен не иметь, а быть (Э.
Фромм) - быть нравственной, самодостаточной личностью, отличающейся
определенными моральными качествами. Поэтому счастливый человек, никогда не
будет совершать заведомо злых поступков, иначе
он утратит ощущение счастья. Еще Аристотель говорил, что добро - это путь к
счастью и одновременно его составной элемент, ибо, совершая заведомо злые
поступки, человек сознательно двигается в сторону, противоположную той, где
находится счастье. Поэтому «счастье» алкоголика, добравшегося до бутылки,
«счастье» развратника, соблазнившего очередную жертву, «счастье» зловредного
человека, испортившего настроение людям, отнюдь не является счастьем. И в каком
бы блаженном состоянии не находились названные субъекты, психологи утверждают,
что они глубоко несчастливы (может, поэтому они склонны причинять зло другим).
Очень
важно разобраться в том, что в человеческом счастье зависит от объективных
условий и что — от самого человека.
Необходимым
условием счастья и исходной предпосылкой человеческого существования вообще
является удовлетворение основных потребностей. Поэтому стремление к
материальному благополучию и жизненному комфорту — норма человеческого
существования. Но благополучие — это простое обладание благами, довольство
обстоятельствами своей жизни, оно не должно отождествляться со счастьем.
Писатель Ч. Айтматов справедливо заметил, что все, что мы получаем,— это
условия жизни, и только то, что мы отдаем,— сама жизнь. Значит, благополучие
это характеристика предпосылок бытия индивида, а не сущности его жизни. Счастье
же — это сопровождающееся чувством глубокой моральной удовлетворенности
переживание полноты бытия. Настоящее счастье всегда связано с ощущением
необыкновенного подъема духовных и физических сил человека, его стремлением к
переживанию всей многомерности бытия. А это редко дается без внутренней борьбы,
сомнений, мучений. Поэтому счастье зависит не только от внешних обстоятельств,
но и от самого человека.
Понятие
счастья не просто характеризует определенное, конкретное объективное положение
или субъективное состояние человека, а выражает представление о том, какой
должна быть жизнь человека, что именно является
Для него
благом. Поэтому данное понятие имеет нормативно-ценностный характер. При этом,
с одной стороны считалось, что счастье - одно из прирожденных прав человека:
«Стремление к счастью прирожденно человеку, поэтому оно должно быть основой
всякой морали» (Л. Фейербах). С другой - мораль рассматривала счастье как
вознаграждение за добродетель.
Люди
упорно продолжают искать всеобщие «рецепты» счастья. Но способность к счастью -
это своего рода талант, в котором проявляется глубина и яркость личности, ее
внутренняя энергия. Состояние счастья прямо противоположно состоянию
безразличия, равнодушия, инертности. Счастье - это осуществление внутренней
свободы, процесс реализации глубочайшего личного «хотения» В конечном счете,
это нормальное состояние человека. И поэтому отказ от счастья есть
предательство личности подавление в себе собственной индивидуальности.
Существование, ставшее автоматическим исполнением долга, отказ от переживания
бытия как блага приводит к внутреннему опустошению. Утрата способности к
счастью - показатель деградации личности, душевного хаоса, неспособности найти
главную линию в жизни.
Специфика
категорий морального сознания состоит, прежде всего, в том, что они по-своему
выражают нравственную жизнь общества и личности. Кроме того, эти понятия
используются для оценки самых различных поступков.
ТЕМА 4.
ОСНОВНЫЕЭТИЧЕСКИЕПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОСТИ
1.Приоритет
личности в XXI веке и новые проблемы
2.Развитие науки и
техники в XX веке: «горячие точки морального
фронта»
Особенности современной нравственной
проблематики вызваны прежде всего огромными изменениями, происшедшими в
ценностных ориентирах людей развитых стран. XX век — век сокрушения традиций, массового отхода от тех
ценностей, которыми человечество руководствовалось на протяжении всей своей
истории.
В XX в. идея ценности индивида, личности,
ее прав и возможностей стала всеохватывающей и существенно потеснила
общинно-коллективистскую ориентацию, прежде типичную для большинства народов.
Восхождение и крах ряда тоталитарных государств, огнем и мечом насаждавших
идеологию коллективизма, только подлили масла в огонь, сделав интересы личности
знаменем прогресса, ведущим лозунгом современности.
Выдвижение
в центр ценностного внимания общества человеческой личности с ее правами и
возможностями имеет как положительную, так и отрицательную стороны. Пока
внимание, уделяемое личности, остается соотнесенным и уравновешенным с ценностями коллективизма, ничего скверного
не происходит, но как только начинается гипертрофия интересов индивида и
противопоставление их интересам сообщества, немедленно следуют нравственные и
психологические потрясения, что, собственно, мы и наблюдаем в ходе нашей жизни.
XX век, резко ставя акцент на индивиде,
изменил все виды социокультурных связей: с трансцендентным, с миром вещей и
другими индивидами, образующими группы.
Прежде всего,
переориентация сознания на индивида шла параллельно с секуляризацией. Бог не
умер формально, но реально для многих людей он перестал играть роль ведущей
силы их жизни, задающей нравственные цели и ценности. Мораль стала по
преимуществу светской и «повисла в воздухе», не имея опоры в высших сферах
бытия. И дело не только в исчезновении «страха Божьего», но в первую очередь
в утрате самого переживания священного, в потере Абсолюта, перед лицом которого
мы оцениваем собственные помыслы и поступки и с требованиями которого соизмеряем
поведение. Прозвучавшие в XIX в.
слова Достоевского «Бога нет, значит все дозволено» по иронии судьбы стали
руководством к действию для многих людей, сделавшихся практическими
«имморалистами», понимающими только один мотив — собственную практическую
выгоду. Расставание с ориентацией на высшую духовность обернулось
прагматизацией, утилитаризацией, уплощением сознания.
Соответственно
изменилось отношение к сфере вещей. В обстановке массового производства и
отсутствии реалий более высокого порядка вещи вырвались на первый план и
«загромоздили пути воображения» современного человечества. Жадные люди были
всегда, но «вещизм», «потребительство», фетишизация материальных благ и
связанного с ними комфорта — это черта нашего времени. Даже искусство в лице различных
направлений поп-арта уже не интересуется людьми, а любуется вещами — старыми и
новыми, целыми и поломанными, поставленными в обычном порядке и нагроможденными
друг на друга. Современный озабоченный собой индивид хочет много и хорошо
потреблять. Само по себе это было бы неплохо, если бы не сделалось самоцелью,
единственным неисчерпаемым желанием современного «среднего человека». Но тот,
кто «зациклен» на потреблении, не в состоянии отдавать, дарить, делиться, ни
внешним, ни внутренним достоянием. Осатанелые потребители только и умеют, что
«потреблять» других людей: их способности, их помощь, их услуги, но они не в
состоянии любить и быть милосердными.
Центральность
индивидуальных интересов ярко выразилась в такой сфере, как семейные и половые
отношения. С одной стороны, это было освобождением от оков традиционной семьи и
насильственного брака, который заключался по расчету и затем не давал человеку
дышать до конца дней. Но гипертрофия индивидуального привела к другому
XX век стал веком
«сексуальной революции» — беспрепятственного удовлетворения индивидуальных
половых желаний и фантазий. Эта «революция» произошла не только в реальном
поведении людей, но и в литературе, искусстве, средствах массовой информации.
Однако желанная свобода сексуального самопроявления обернулась «троянским
конем». Она привела к огромных масштабов деинтимизации человеческих отношений.
Лишившись момента запретное™, ореола тайны, интимность и телесность стали
просто расхожим товаром, видом услуги, элементом рекламы. Человечество понесло
в этом смысле огромные нравственно-психологические потери, уничтожив интимность
и выставив напоказ в миллионах экземпляров ту сторону жизни, которая всегда
была ценна своей скрытостью. Полная беспрепятственность уничтожает сами
чувства, снижает их силу, делает их вялыми, лишенными пафоса. От этого растет
скука и переживание бессмысленности, которые толкают людей к поиску острых
ощущений на нетривиальных путях — часто за счет страданий другого.
Если
каждый волен «сходить с ума по-своему», да еще его сумасшествие выгодно
паразитирующим на этом группам, то в культуре возникает попустительство по
отношению к наркомании, алкоголизму, другим видам асоциального поведения,
которое выливается в моральный и физический распад целых слоев населения.
Наш век
ярко демонстрирует нам, что с гипертрофией желаний и капризов индивида что-то
обстоит не так, и несомненная ценность личности должна быть справедливо
уравновешена учетом интересов других личностей, тех самых, которые составляют
человеческое сообщество как целое.
Вторым
важным источником специфических для сегодняшнего дня нравственных проблем
является беспрецедентное развитие науки, техники и технологии.
Это
развитие породило множество средств, разрушительных для человеческой жизни, для
телесности человека. Наука и техника создали в XX в. ядерное оружие, химические, биологические и другие
средства массового поражения. Говорят даже о тектоническом оружии, способном
вызывать землетрясения в целых регионах планеты. Мы знаем, что в принципе все
живое на планете может быть уничтожено, если силы агрессии развяжут новую
мировую бойню. Никогда еще зло, эгоизм, жадность не обладали такой гигантской,
сокрушительной силой, такой мощью воздействия.
Первобытные
люди дрались дубинами, античные воины метали копья и стрелы, солдаты Нового
времени уже палили из пушек, и всякий раз по мере развития оружия от него гибло
все больше и больше людей, причем нередко вовсе не замешанных в конфликте и не
сражающихся ни на одной, ни на другой стороне. Потребности войны двигали вперед
науку, а наука и техника работали на войну, многократно увеличивая масштабы
убийства.
Современные
полководцы берут гораздо больше греха на душу, чем их коллеги прошлых веков,
потому что зло, приносимое нынешним оружием, многократно больше. От него в
огромных масштабах страдает мирное население, животные и растения, вода и
воздух.
Кроме
того, развитие техники — появление автомобилей, самолетов, поездов — вообще
увеличило ответственность человека за свободно совершаемые им деяния. Тот, кто
ведет скоростной пассажирский состав, несомненно, чувствует большую
ответственность, чем тот, кто управляет волами, везущими подводу, хотя бы
потому, что от его поведения зависит гораздо больше человеческих жизней. В
современных условиях нарушения технологии, недобросовестность, действия «на
авось», субъективные капризы в работе с техникой становятся нравственным
преступлением.
Но
развитие науки и техники влияет не только на человеческую телесность. Не
остается в стороне и душа, психология, внутренний мир. Культура всегда имела в
своем распоряжении средства, воздействующие на сознание, организующие и
мобилизующие его. Это был механизм традиции, обряда, ритуала, религиозной веры.
Особым влиянием пользовались жрецы, шаманы, священнослужители. Мнение общины
оказывало мощное давление на решения людей и их поступки. И все же XX век, создавший электронные средства
массовой информации, приобрел неслыханные возможности для манипуляции
сознанием. Замыслы манипуляторов осуществляются одновременно на обширнейших
территориях, где люди смотрят одну и ту же рекламу, слушают одни и те же песни,
внимают одним и тем же тенденциозным комментаторам. В работе СМИ участвуют
группы толковых психологов, помогающих «гипнотизировать» телеаудиторию при
помощи определенного типа подачи информации. Здесь «работают» откровенная ложь
и умолчание, полуправда, нагнетание страхов при помощи подбора «мрачных
кадров», создание истерии, прямое и косвенное очернение политических и
экономических противников. В чести также знаменитый 25-й кадр, влияющий прямо
на подсознание.
Собственно
нравственной проблемой выступает здесь посягательство на нашу свободу мышления,
на право иметь свою точку зрения, внедрение в людские головы примитивных и
пошлых стереотипов, бесстыдное использование впечатлительности телезрителей для
своих скрытых целей. Порой СМИ развертывают настоящую войну против населения,
подавляя всякую самостоятельность оценки и волевые импульсы ради интересов
узких групп олигархии. У СМИ есть, правда, один немаловажный плюс: телевизор
всегда можно выключить, в то время как «выключить» средневековую традицию было
практически невозможно. Третья группа моральных проблем, характерных для конца XX в.,— это проблемы, которые называют
«биоэтическими». Они возникают из факта вмешательства современной науки в
глубинные биологические процессы. Наука посягнула,
по сути дела, на святая святых — природу человека, она пытается радикально
перекраивать наш организм, вторгаясь, таким образом, не только в тело, но и в
душу.
Одной из
важнейших проблем в этой области этики является проблема трансплантации.
Нравственные
вопросы возникли, как только началась пересадка органов. Появилась проблема:
когда и при каких обстоятельствах орган может быть изъят для его пересадки
больному? Не станут ли умерщвлять людей для того, чтобы взять у них нужный
орган? Не начнется ли циничная торговля органами? Собственно, последнее уже
происходит. Мы знаем немало случаев, когда человек продает глаз или почку,
чтобы заработать на жизнь. В перспективе возможны еще более сложные ситуации.
Некоторое время назад по телевизору был показан фантастический фильм, который
повествовал о том, как из тела и мозга двух погибших женщин была составлена
новая личность с памятью одной погибшей и внешностью другой. Какова должна быть
самоидентификация такого человека? Как ему вписаться в жизнь и установить
отношения с людьми, с которыми обе «части» нового существа были знакомы раньше?
Прежняя медицина и прежняя этика не знали подобных вопросов.
Еще один
пласт проблем породило клонирование — выращивание из клетки организма его полного
дубликата. Клонирование теоретически делает возможным заселить целую страну
людьми, обладающими одним и тем же генетическим кодом, с одними и теми же
качествами и наклонностями. И хотя из клона вырастут все равно разные личности,
вполне вероятно «фабричное» создание интеллектуально ограниченных рабов,
индивидов с задатками подчинения чужой воле и т. п. Это создало бы ситуацию
расслоения общества на определенные социальные слои, различающиеся по генам, на
биологические касты, а человечество в целом рискует значительно обеднеть в
отношении способностей и прийти к деградации, так как именно смешение
родительских генов дает многообразие индивидуальных вариантов.
В целом,
вмешательство в генетический аппарат человека ведет к непредсказуемым
последствиям. Уже сейчас проводятся опыты по генетическому скрещиванию
животных, и в принципе не исключено, что наука сможет сотворить самые ужасные
чудовища, сочетающие качества человека и его сознание с телом, измененным до
неузнаваемости и обладающим совсем другими физическими возможностями. Сегодня
это не такая уж фантастика, как можно было бы подумать.
С
серьезными нравственными проблемами связано возникновение «суррогатных
матерей», которые вынашивают чужого ребенка, искусственное оплодотворение,
смена пола. Смена пола, достаточно широко практикуемая в настоящее время и
сопряженная со множеством мучительных операций, часто приводит к последующей
потребности пациента вернуться к исходному, что оказывается уже невозможно.
В
философской и медицинской литературе уже много лет дебатируются этические
вопросы, касающиеся смерти и умирания. Это тема эвтаназии — права человека
самому выбрать легкую смерть вместо долгой мучительной агонии. Религия
возражает против этого как против самоубийства и вероятного убийства, а в
нравственном кодексе врачей издревле содержится тезис « Не вреди» и обязанность
бороться за жизнь больного до последнего вздоха. Естественное желание
страдающего прекратить свои муки порой трудно отличить от корыстного
уничтожения человека, который еще мог бы выздороветь, и это по сей день
оставляет нерешенным вопрос о праве тяжелобольного на смерть и возможности
врача из сострадания содействовать ему.
Тема
смерти актуальна в еще одном ракурсе. Современная развитая медицина спасает
жизни новорожденных детей, заведомо не способных к нормальному существованию. В
прошлые времена слабые гибли под влиянием естественного отбора, выживали
наиболее приспособленные, и население оставалось относительно здоровым. Сейчас
количество маленьких инвалидов стремительно множится. Священный гуманистический
принцип спасения всякой появившейся жизни приходит в противоречие с
возможностями общества содержать такое множество больных, человечество в целом
оказывается все более хлипким и хилым. Разумное и гуманное решение этой
проблемы пока не найдено.
Национальная
культура оказывает определяющее влияние на самовоспроизводство этноса.
Качественное своеобразие культуры составляет те наиболее устойчивые образцы
деятельности, которые складываются в период становления этнической системы.
Этнос — это динамическая система, претерпевающая непрерывный внутренний
трансформационный процесс, однако имеющая некоторую устойчивость в своей
изменчивости. Культура — это фактор и критерий этнической устойчивости. В самой
культуре есть внутренняя изменчивость. Но пока культура сохраняет свое
качественное своеобразие, этнос существует как автономное целое, даже если он утрачивает
единую территорию, язык, единство антропологического типа и т. д.
Большие
социальные группы — постоянные сообщества людей, которые существуют в масштабах
всего общества. К таким объединениям относят: общественные классы, этнические
объединения (нации, народности, племена), возрастные группы (молодежь,
пенсионеры) и т. п.
Фактором,
интегрирующим нацию в единую целостность, является внутренний признак
«национальное самосознание» — то, что она создает сама в себе. Также
объединяющим фактором, из-за отсутствия непосредственных контактных связей,
является фундаментальный интерес, формирующийся на основе осознания людьми
объективных обстоятельств своего бытия.
Большие
социальные группы являются основными субъектами общественного развития. К
большим социальным группам, играющими чрезвычайно важную роль в общественной
жизни, принадлежит и нация (сегодня на планете существует до 1000 разнообразных
этнонациональных сообществ) — феномен, который все более явно становится
центром событий современной мировой истории. И это вполне закономерно, учитывая
общечеловеческую ценность национального.
Идея
поиска объективного основания феномена этноса во взаимодействии человека и
природы имеет давнюю историко-философскую традицию. И.Г. Гердер, анализируя
особенности политической жизни народов, приходит к выводу о влиянии природных
условий и этнической динамики на особенности государственности. Если по своим
объективным основаниям этнос рассматривается как явление природное, точнее
территориальное, то по способам самоорганизации он — социокультурный феномен.
На процессы воспроизводства генофонда влияют и историко-культурные традиции, и
завоевания, и привычки, и уровень жизни народа. Наследственность воплощается, в
частности, в особенностях антропологического типа. Но известно, что
антропологическая типология не имеет абсолютного совпадения с этнической
структурой общества. Другие исследователи видят этнические константы в
самосознании народа. Истоки этого подхода — еще в обществознании эпохи
Просвещения. Но этническое самосознание выступает и как отражение совместной
деятельности данной этнической общности. Этнос существует как общность людей,
имеющая единые хозяйственно-культурные особенности и в то же время общую
историческую судьбу. Понятие этноса определяет меру взаимосвязи единого
хозяйственно-культурного типа и общей исторической судьбы.
Оригинальной
мысли о природе и сущности нации придерживался русский философ Л. Н. Гумилев. Он
рассматривал нацию как результат творческого процесса интенсивного освоения
общностью людей уникального природного ландшафта. В процессе освоения ландшафта
общность формирует новый уникальный «стереотип поведения». Данный подход
предполагает идею константности этнических различий, обусловленную
константностью природных условии различных регионов; идею несовпадения
этнического и социального «ритмов» человеческой истории (этносы рассматриваются
не как форма социально-экономических процессов, а как самостоятельные феномены,
функционирование и взаимодействие которых во многом определяет ход истории).
Нация-этнос
является «биофизической реальностью», всегда воплощенной в ту или другую
социальную группу. Сущность такой реальности определяет «энергия жизненного
порыва», которая формируется под влиянием трех взаимосвязанных и вместе с тем
относительно самостоятельных энергетических потоков: энергии Солнца; энергии
распада радиоактивных элементов внутри Земли; энергии Космоса, пробивающей
ионосферу и достигающей нашей планеты. Единство энергетических потоков
предопределяет, по мнению Гумилева, своеобразную целостность (эмоциональную,
психологическую, действующую), что сказывается на особенностях специфического
состояния людей (ритмах вибрации биотоков) и детерминирует их объединение в
социальную группу, которая со временем подчиняет другие этносы, близкие по
ритму, навязывая им свой ритм, благодаря этому формируясь в суперэтнос — нацию.
Для поддержания своей жизнеспособности этническая общность создает социальные,
политические структуры, институты. Этногенез при этом носит глубинный характер.
Постепенная гибель через упрощение внутренней структуры — судьба всех этносов.
Все эти
точки зрения относительно природы нации имеют рациональные элементы, поскольку,
как свидетельствует жизнь, космические, биологические, географические,
психологические факторы, равно как и социальные, и особенно духовные,
безусловно, сказываются на становлении нации, которая является
духовно-биосоциальной данностью человечества. Формируется она благодаря
единству нескольких факторов:
—географического;
—антрополого-этнического
(каждая нация имеет свою биоэтническую основу);
— культурного
(нация настолько становится нацией, насколько она проявляет
культурно-творческую способность и дарование. Язык, религия, философия,
литература, живопись, музыка, танец, скульптура, архитектура, разнообразнейшие
образцы памятников материальной культуры в единстве составляют духовную
субстанцию нации. Национальная культура создает всю сумму представлений и
восприятий народом мира, определяет характер психологии народа; она является
сложным и динамическим феноменом);
— исторического
(общность исторических переживаний создает духовные ценности нации);
— нравственно-психологического
(общность природно-климатических условий проживания, характер производственной
деятельности этноса, совпадение главных событий его исторического пути,
взаимообщение формируют общие особенности «национального характера», этническую
мораль, совокупность традиционно закрепленных духовных ценностей, норм, правил,
требований, призванных регулировать поступки, действия и деятельность, как
отдельных индивидов, так и их групп).
Нация — духовно-социальная разновидность
человеческой общности, сложившаяся исторически на определенной территории и
характеризующаяся глубоким внутренним ощущением, самосознанием собственной
принадлежности к определенной этнической группе (включающим историческую
память, знание о возникновении и исторических этапах жизни своего этноса),
общностью языка, культуры, быта и обычаев, психических и антропологических
особенностей, экономических интересов в создании материальных ценностей. И если
какой-либо из признаков этноса отсутствует, невозможно рассматривать данный
социум как этническую общность.
Каждая
нация в своем своеобразном, оригинальном имеет вечное, общезначимое. Стремясь
сохранить свое этно-национальное многообразие, человечество удостоверяет свою
жизнеспособность.
Средние
социальные группы
общности людей, формирующиеся по стратификационному, функциональному,
региональному и другим признакам.
Малые
социальные группы (микросоциальные
сообщества) — сообщества, объединяющие незначительное количество людей (до
нескольких десятков) на основе непосредственных тесных контактов, постоянного
общения, определенных ценностей и норм поведения. Группообразующим признаком
при этом выступает наличие непосредственных контактов и эмоциональных связей, благодаря чему члены группы владеют развитым чувством
принадлежности к ней. Характерными особенностями маленькой социальной группы
являются: немногочисленность состава, пространственная близость участников,
продолжительность существования, общность трудовых ценностей, норм и образцов
поведения, добровольность вступления в группу.
Разновидностью
маленькой социальной группы являются так называемые первичные маленькие группы.
Этот термин введен американским социологом Ч. Кули. Характерным признаком этих
групп, по Кули, являются тесные и непосредственные связи и сотрудничество их
участников на основе высокого уровня эмоциональности. Примером первичных
социальных групп является семья, «игровая площадка», соседи. Они являются
универсальными, присущими всем временам и всем стадиям развития и формирования
социальной природы индивида, дают первый и полный опыт социального единства,
которое основывается не на абстрактной, а на живой, чувственно-эмоциональной
основе. Через первичную группу осуществляется социализация индивидов, усвоение
ими образцов поведения, социальных норм, ценностей и идеалов. Такие группы
выполняют роль первичного звена в связях между обществом и индивидом. Через них
человек осознает свою принадлежность к определенным социальным сообществам,
принимает участие в жизни общества.
Роль
микросоциальных групп как субъектов общественного развития недостаточно
ощутима, даже незначительна, но в формировании личности она не просто весома, а
большей частью — определяющая, особенно если принять во внимание семью
важнейшую форму организации жизни людей. Ведь человек рождается в семье как
личность, учится искусству человеческих отношений на разных уровнях бытия и в
разных сферах деятельности, готовится к будущей роли отца или матери и т. п.
Отношения в семье (между родителями и детьми, братьями и сестрами) готовят
молодежь к разнообразным сложным и противоречивым общественным отношениям.
Вместе с тем общественные изменения служат причиной изменения и семьи — ее
формы, структуры, влияют на особенности семейных отношений. Это дает основание
утверждать, что семья как микросоциум удостоверяет неразрывное единство семьи и
общества.
Семья как микросоциальная группа
социально-биологическое сообщество, существующее на основе брачных связей, кровного
родства или усыновления, регулирующая отношения между родителями и детьми и
отвечающая за выполнение присущих ей разнообразных функций. Из-за отсутствия
непосредственных доказательств генезиса семьи, ее онтологических основ этот
процесс является очень сложным для изучения. Поэтому большинство суждений об
истоках семьи составляют преимущественно догадки, которые лишь в определенной
мере отображают реальные события. Большинство исследователей считает, что семья
как историческое явление в своей развитии прошла несколько этапов, форм.
Первичной
формой семьи считают кровнородственную, которая состояла из кровных
родственников — родителей и детей, между которыми существовал запрет на половые
связи. Такое табу давало возможность избегать кровосмешения, оказывало
содействие рождению здорового полноценного потомства, которое было залогом
сохранения человеческого рода.
Следующим
этапом семьи была групповая семья в эндогамном (между лицами одной общественной
группы) и экзогамном (брак в границах одной родственной группы был запрещен)
вариантах, где запрещались половые отношения не только между родителями и
детьми, но и между братьям и сестрами. Как и в кровнородственной, в групповой
семье родословная определялась по материнской линии.
Дальнейшее
развитие семьи представлено парной семьей, в которой конкретные мужчина и
женщина объединялись на более или менее продолжительный период в жизни.
Родословная продолжалась по материнской линии. Такой тип семьи был еще
непрочным, поскольку каждый из ее основных членов мог продолжать жить в своей
родственной группе. Этот тип семьи определяют еще как дис-локальная парная
семья, в которой возрастает роль мужчины как основного добытчика пищи.
хозяйственно-бытовая (экономическая), связанная с обеспечением материального
благосостояния семьи;
рекреативная, которая состоит в обеспечении воспроизводства физических,
психических, духовных сил человека. Только при условии выполнения семьей всех
этих функций она может быть крепкой, счастливой и продолжительной. Но в жизни
все происходит значительно сложнее, а потому и семьи бывают разные: полные и
неполные, многодетные и бездетные, равноправные и авторитарные, духовно богатые
и бездуховные. Несмотря на имеющуюся культуру семейных отношений, они иногда
приобретают форму своеобразной искусственности, а отсюда и непродолжительности.
В
ценностных ориентациях большинства юношей и девушек на семейные отношения
наблюдается различие между их знаниями о соответствующих качествах абстрактного
семьянина и реальными качествами самих старшеклассников как будущих супругов и
родителей. Ценностные ориентации в семейных отношениях должны отражать не
только существующие на практике ценности семейной жизни, но и определяться
отношением к ценностям гармоничного брачного союза. Важнейшей ценностью такого
брака является взаимная любовь супругов, которая является важнейшим условием
счастливой семейной жизни. Однако взаимная любовь ие является единственным
мотивом заключения брака. Большинство юно-
Материальное
преимущество мужчины, его имущественная власть, право собственности оказывали
содействие появлению патриархальной семьи. Это была первая историческая форма
моногамной семьи (моногамия — единобрачие), хотя моногамия касалась лишь
женщины, которая в соответствии с правом того времени была полностью подчинена
воле мужчины, заботясь прежде всего о детях.
Со
временем церковь освятила брак — признанную обществом через систему
закрепленных прав и обязанностей форму взаимоотношений между мужчиной и
женщиной и их детьми, подчеркивая равные права его субъектов. Именно равенство
мужчины и женщины, их взаимная любовь рассматривается как основа современной
семьи.
Основными
формами современного брака являются религиозный (церковный) и гражданский.
Первый в большей мере распространен среди мусульманских народов стран Востока,
католиков некоторых стран Латинской Америки. гражданский брак признается в
Австрии, Бельгии, Голландии, Германии, Украине, Швейцарии, Японии и т. п.
Альтернативные формы брака допускаются в Англии, Дании, Италии, Испании,
Канаде.
Основными
общественными функциями семьи являются:
—репродуктивная;
—воспитательная,
связанная с родительской и материнской любовью, через которую ребенок
приобретает общественно значимые индивидуальные качества;
девушек
осознают и понимают необходимость формирования чувства долга как важнейшего
качества в семейных отношениях. Высоко оцениваются дружеские отношения супругов
как основа брака.
Реальное
поведение молодежи и их отношение к собственным поступкам, требующим проявления
чувства долга и ответственности, ниже их требований, предъявляемых к чувству
долга как качеству семьянина. Абстрактное понятие чувства долга как важного
качества семьянина отличается от практического формирования этого качества.
В целом
ориентация старшеклассников на важнейшие нравственные ценности семейных
отношений должна иметь большую практическую направленность, она должна вестись
через нравственное воспитание личности — формирование чувства долга,
ответственности, заботы, взаимопонимания в общении с лицами другого пола,
умения уступать, быть чуткими и внимательными к другим. Следовательно, важно не
только формирование знаний о качествах личности семьянина, об умениях и
навыках, определяющих культуру семейных отношений, но и непосредственное воспитание,
и развитие этих качеств у будущих супругов и родителей.
Каждый
отдельный человек — это неповторимый мир чувств, мыслей, идей, взглядов,
привычек, вкусов. Семья — союз двух индивидуальностей. В мире нет двух
идентичных людей, и семью образуют люди, неодинаковые в своих взглядах,
привычках, чертах характера.
Любовь и
долг сводят свое выражение в помощи, в постоянной заботе о близком человеке, во
вниманиикего делам, интересам и проблемам
ответственность
человека перед Другими людьми и обществом. Супружеский долг - «тип ответственность
человека перед семьей и обществом за благоналучие семейных отношений.
Заключение брака - добровольный акт любого человека. Добровольность заключав в
свободе выбора будущего супруга. Но если выбор сделан, человек обязан нести ответственность за свое поведение не
только перед собой, обществом, но и перед своим супругом.
Семейные
отношения проходят испытание буднями. Жизнь наполнена постоянными бытовыми
проблемами, тревогами за здоровье близких людей, иногда страданиями. И
преодолеть все трудности семейной жизни помогают не только любовь, долг,
забота, но и верность. Через верность проявляется воля, стойкость в исполнении
долга и избирательность в любви. Избирательность в любви — важнейшее ее
качество. Верность и преданность любящего человека возвышают его в трудные
моменты испытаний, делают достойным подражания и восхищения.
Если в
семье нет супружеской верности, то маловероятно, что совместная жизнь мужа и
жены окажется счастливой. Измена подрывает нравственные основы семейной жизни и
ведет, как правило, к распаду семьи. В супружеской измене проявляется не только
исчезновение любви, отсутствие чувства долга и верности, но и элементарного
уважения к супругу (супруге). Уважение человека — важнейший компонент любви к
нему, условие счастливой совместной жизни. Уважать в другом человеке личность
это, прежде всего, уважать его чувство собственного достоинства, принимать
другого таким, какой он есть, уметь видеть в нем лучшие качества. Уважение к
другому проявляется и в терпимости к нему, и в требовательности к себе. В этом
заключаются пути достижения гармонии семейных отношений и создания семейного
счастья.
Как
правило, основные этические концепции, содержащиеся в религиозных учениях,
связаны с принципом непротивления злу. Непротивление злу — принцип, укорененный
в различных культурах, идеал личной и общественной жизни, основанный на
убеждении в том, что активное противостояние злу ведет к его усилению.
Источником таких концепций являются представления о греховности и
несовершенности человека и реального мира. Свойственное основным религиозно-культурным
доктринам (христианство, буддизм, индуизм, ислам) утверждение
трансцендентно-абсолютной природы Бога исходит из представлений о
несовершенстве мира и человеческой природы как источнике мирового зла.
Отождествление абсолютного с благом, истиной, красотой одновременно утверждает
неподлинность и преходящесть этих сущностей. Отсюда происходит утверждение о
двойственности человеческого существования, заключающейся в противостоянии
духовного и материально-телесного.
Основой
этических учений индуизма и буддизма является принцип праведного религиозного
поведения (ахимса -санскр. — «ненасилие»). Согласно этим вероучениям нанесение
вреда живым существам отягощает карму человека, тогда как соблюдение ахимсы,
напротив, выступает необходимым условием духовного самосовершенствовэния и
прогресса в цепи перерождений. Индуистский и буддистский принцип ахимса (непричинение зла живому) основэн нэ дхармической кэртине
мироздания и учении о кармическом круговороте жизней. Эталон личной жизни при
этом связан либо с радикальным уходом из мира, либо с достижением внутренней
индифферентности по отношению к мировой реальности, которая есть лишь
псевдореальность, плод случайного комбинирования дхарм. В XIX — XX вв. понятие ахимсы получило развитие в религиозно-политических
восточных учениях.
Восточные
философско-религиозные учения, такие как индуизм, буддизм, даосизм, видели спасение,
прежде всего во внутреннем освобождении от цепей эгоизма и насилия. Понятием
«ахимса» обозначался харгистерный этический принцип индийской философии и
религии. Он заключается в проповеди воздержания от нанесения вреда всему
живому, без какого-либо ограничения или выбора. В этом воззрении отражена идея
родства всех живых существ, неотделимости человека от природы.
В
различных культурах имеются свои источники принципа непротивления злу. Так, в
даосизме выдвигается идеал недеяния в качестве мудрого пути жизни (хотя он
прямо не связан с противостоянием добра и зла, поскольку направляющее и
всеприсутствующее дао запредельно всяким человеческим представлениям; именно
поэтому любое целенаправленное действие, влекущее за собой изменение порядка
вещей, уже есть зло в силу принципиальной негарантированное™ его последствий).
Христианская
культура исходит из своего понимания принципа непротивления злу. Они содержатся
как в основных этических заповедях, так и в общих концепциях человека,
общества, истории. Морально-этические ориентации социального действия в
христианстве связаны с утверждением личностного эталона «жизни в Боге» и
социального идеала «церковной общности», основанной не на материальной
необходимости объединения, но на духовно-коммуникативной и конфессиональной
общности. Традиционный христианский идеал непротивления злу занимает
промежуточное место (как мировоззренческая ориентация на определенный тип
социального действия) между радикальным монашеским аскетизмом и протестанским
«мирским активизмом».
В
текстах Ветхого Завета насилие рассматривается как отрицательное,
жизнеразрушающее начало. На протяжении тысяч лет до нашей эры господствовал
принцип, который назывался талионом, или принципом воздающей справедливости,
согласно которому можно было применить ответное насилие, но в определенных
дозах.
В
философской культуре также существуют различные обоснования и интерпретации
непротивления злу. Наиболее влиятельные учения о непротивлении злу принадлежат
Л. Н. Толстому, Ганди. Своеобразие толстовского учения -в сочетании
христианского и (частично) буддистско-индуистского негативизма в отношении
социальной организации человеческой деятельности с традиционным этическим
изоляционизмом личности, сосредоточенной на индивидуальном
самосовершенствовании и ненасильственной проповеди собственного образа жизни.
Для этого варианта непротивления злу характерен радикализм в оценке практически
всех социальных установлений и институтов как инструментов насилия над
человеческой свободой и над естественно-природным порядком. Для Толстого также
существенен мотив греховности материального, телесного бытия человека,
затмевающего его духовную сущность. Толстой утверждал не только отчужденность
социального от индивидуального, но и противостояние социальной системы
естественному, народному строю повседневной жизнедеятельности.
Доктрина
непротивления злу Ганди значительно более ориентирована на
социально-политическое действие: принимая общие установки модернизированного
индуизма, он утверждал возможность организации ненасильственного сопротивления
власти в масштабах национально-конфессиональной общности, что и было воплощено
во всеиндийской кампании гражданского неповиновения 1947 — 1948 гг. Концепция
Ганди выдвигает проект социально-организованного действия, заключающегося в
установлении особого типа единства, осознаваемого и осуществляемого на уровне
коллективного сознания, становящегося основой личного сознания и системы ориентации.
В этом плане данные концепции непротивления злу совпадают в общих чертах с
христианским идеалом соборности.
Понятие
насилия, как и само это слово в живом языке, имеет явно негативный
эмоционально-нравственный оттенок. В подавляющем большинстве философских и
религиозных моральных учений насилие считается злом. Категорический запрет на
него «не убий!» обозначает границу, отделяющую нравственность от
безнравственности. Вместе с тем общественное сознание, в том числе и этика,
допускают ситуации нравственно оправданного насилия. Речь идет не о том, чтобы
вообще насилие считать чем-то хорошим, и не о том даже, чтобы интерпретировать
его в качестве нравственно нейтрального явления, которое в зависимости от
обстоятельств может быть использовано как во зло, так и во благо. Речь идет о
возможности нравственного оправдания насилия в виде исключения и в рамках
общего принципиально негативного нравственного отношения к нему.
Насилие
находится вне морали, его можно назвать правом силы. Оно разрывает человеческие
связи в качестве человеческих. В понимании насилия есть два крайних подхода
широкий (абсолютистский) и узкий (прагматический). В широком смысле под
насилием понимается подавление человека во всех его разновидностях и формах
не только прямое, но и косвенное, не только физическое, но экономическое,
политическое, психологическое и всякое иное. При этом подавлением считается
любое ограничение условий личностного развития, причина которого заключена в
других людях или общественных институтах. Тем самым насилие оказывается синонимом морального зла, в него наряду с
убийством включаются ложь, лицемерие, другие нравственные деформации. При таком
подходе к насилию исключается сама постановка вопроса о каких-либо случаях его
нравственно оправданного применения.
В узком
смысле насилие обычно сводится к физическому и экономическому ущербу, который
люди наносят друг другу, оно понимается как телесные повреждения, убийства,
ограбления, поджоги и т. п. Но без учета мотивации понять феномен насилия
невозможно.
Насилие
есть один из способов, обеспечивающих господство, власть человека над
человеком. Власть в человеческих взаимоотношениях можно было бы определить как
принятие решения за другого, усиление одной воли за счет другой. Насилие
такое принуждение и такой ущерб, которые осуществляются вопреки воле того или
тех, против кого они направлены. Насилие есть посягательство на свободу
человеческой воли. В понятии насилия существенно важными являются два момента:
во-первых, то, что одна воля пресекает другую волю или подчиняет ее себе;
во-вторых, то, что это осуществляется путем внешне ограничивающего воздействия,
физического принуждения.
Насилие
как определенную форму общественного отношения следует отличать от других форм
принуждения в обществе, в частности, патерналистского и правового. Проблема
оправданности насилия связана не вообще со свободой воли, а с ее
конкретно-содержательной характеристикой в качестве доброй или злой воли.
Насилие
является одним из способов поведения в конфликтных ситуациях особого рода,
когда конфликтующие стороны радикально расходятся в мнениях о добре и зле: то,
что для одних добро, другие считают злом и наоборот. Без разделения людей на
добрых и злых было бы совершенно невозможно этически аргументировать насилие.
Жизненные и исторические наблюдения подтверждают это. Но, безусловно, добрая и,
безусловно, злая воля представляют собой противоречивые определения. Осуждать
одну так же бессмысленно, как и восхвалять другую. Понятия безусловно злой воли
и безусловно доброй воли могут существовать в человеческой практике только как
идеальные конструкции, некие точки отсчета, но не как характеристики реальных
воль, и при атом они могут существовать не как логически строгие понятия, а как
эмоционально насыщенные образы, призванные устрашать или вдохновлять, но не
доказывать.