Курсовая: Культурно-бытовой облик учащихся начальной и средней школы XIX начала ХХ веков
[368]. Увлекались изданием рукописного журнала и в классе С.Аксакова в
начале девятнадцатого века: «Александр Панаев издавал тогда письменный журнал
под названием «Аркадские пастушки», которого несколько нумеров и теперь у меня
хранятся. Все сочинители подписывались какими-нибудь пастушескими именами,
например: Адонис, Дафнис, Аминт, Ирис, Дамон, Палемон и проч. Александр Панаев
был каллиграф и рисовальщик, а потому сам переписывал и сам рисовал картинки к
каждому нумеру своего журнала, выходившему ежемесячно. Поистине, это было
двойное детство: нашей литературы и нашего возраста. Но замечательно, что
направление и журнальные приемы были точно такие же, какие держались потом в
России несколько десятков лет»[369].
Традиция сохранилось и во второй половине XIX века – А. Рубец пишет: «В шестом
и седьмом классах несколько хорошо писавших сочинения учеников решили издавать
журнал: «Родная правда». В этом журнале были всевозможные отделы: сначала
передовые статьи, вторая часть – стихотворения, басни, сатиры, афоризмы,
акростихи, третья часть была посвящена педагогическим статьям [.] Первый номер
состоял из 20 листов почтовой бумаги большого формата и был переписан в пяти
экземплярах. Все 6-и и 7-иклассники рьяно взялись за работу, чтобы поскорее
вышел первый номер. По выходе, он произвёл громадное впечатление на учащихся,
преподавателей, а в особенности на гимназическую администрацию – инспектора,
директора, попечителя и т.д.»[370].
Занимались созданием рукописного журнала и герои произведения Н.
Гарина-Михайловского «Гимназисты»: «Был выяснен и материальный вопрос.
Необходимые средства получались равномерным распределением расходов между
участниками. Главный расход заключался в бумаге и переписке статей. Ввиду
ограниченности средств решено было издавать журнал в двух экземплярах, из
которых один переходил бы из рук в руки по мере прочтения, причем право держать
у себя журнал ограничивалось сутками. Были намечены и отделы:
беллетристический, политико-экономический, исторический, научный, критика и
фельетон с картинками из общественной жизни»
[371].
Предоставляла возможности для развлечения учащихся и школа, например, в
гимназии, где учился вышеупомянутый С. Аксаков, увлекались театром: «В эту же
зиму составился в гимназии благородный спектакль. Два раза играли какую-то
скучную, нравоучительную пиесу, название которой я забыл, и при ней маленькую
комедию Сумарокова «Приданое обманом». В спектакле я был только зрителем. много
было охотников постарше меня.»[372].
Ставились учащимися спектакли во второй половине XIX века: «На масляной у нас
обычно всегда бывало какое-нибудь празднество, например, устраивался спектакль,
один раз давали «Наталку Полтавку» Котляревского. Спектакль прошёл очень
удачно; женские роли – Наталки и её матери Терпелихи – исполняли мальчики,
имеющие хорошие голоса. Непритворно плакали и страдали они, так что вызывали
слёзы даже у взрослых посетительниц этого спектакля. Сцену и декорации мы
всегда сами устраивали и рисовали»[373]
. Такие спектакли могли быть часто просто в виде игр: «Иногда, в часы игр,
ученики устраивали что-то вроде спектаклей, показывали фокусы с платками,
монетами, картами, даже аппаратами из папки. Разыгрывали мы подчас и пьесы,
которые сами сочиняли. Помню, что и я написал. какую-то пьесу на немецком
языке, которая игралась у нас.»[374].
Могло быть и другое обучение по желанию, например, танцам и музыке, как это
описывают Д.Засосов и В.Пызин (они пишут, конечно же про начала XX века):
«Кроме учения гимназия занимала учеников хоровым пением, игрой в великорусском
и духовом оркестрах, за отдельную плату можно было обучаться танцам и игре на
рояле или скрипке. Прогимназический хор кроме духовного пения разучивал
произведения светского характера - торжественные кантаты, русские песни»
[375]. Их слова подтверждает и А.Позднеев: «К 7 классу, кажется, относится
увлечение танцами. До того мы танцевали кто как хотел, не смущаясь этим, но
выросши и начав участвовать в вечеринках товарищей не хотели ударить лицом в
грязь. В гимназии для желающих ввели обучение танцам.»
[376].
В средних учебных заведениях в XIX веке предлагались такие внеклассные
занятия, как литературные беседы (литературные собрания), что следует из
циркулярного письма попечителя Петербургского учебного округа М.Н. Мусина-
Пушкина директорам гимназий об обязательном введении литературных бесед для
учащихся:
«Твёрдое изучение отечественного языка и словесности составляет одно из
основных знаний гимназического курса.
В постоянной заботливости об усилении успехов в сих предметах и желая
возбудить соревнование между воспитанниками гимназий Петербургского учебного
округа, я с предварительного согласия господина министра народного
просвещения нахожу полезным независимо от теоретического преподавания разных
отраслей русской словесности и практических упражнений учредить в каждой
гимназии для VI и VII классов, по одному разу в 2 недели литературные беседы,
на которых ученики должны поочередно читать свои сочинения, сообщать друг
другу свои замечания и пользоваться указаниями наставников.
Сии литературные беседы должны производиться под руководством старшего учителя
словесности и логики, в присутствии Вашем, милостивый государь, [и] инспектора
гимназии, учителя русской грамматики и тех преподавателей прочих предметов, к
части которых, по предварительным соображениям будут относиться предстоящие к
прочтению и разбору сочинения, а самые сочинения, с прописанием сделанных
замечаний, должны быть представляемы мне по истечении каждого учебного месяца.»
[377].
Довольно подробно этот вид увлечений гимназистов описал Н. Маев: «.не могу
молчать .об одном прекрасном установлении, которое имело громадное,
благотворное влияние на нас, юнцов, и приохочивало к серьёзным учёно-
литературным трудам. Я говорю о литературных беседах, введённых, если не
ошибаюсь, с 1852 года. Сущность их заключалась в следующем.
Каждый воспитанник VI-VII классов должен был написать, в течение года, одно
серьёзное сочинение; от него требовались ссылки на источники, которые он
пользовал. Для сочинения могли быть избранны темы: по истории, географии,
истории литературы. Написанное сочинение рассматривалось и, конечно, в случае
надобности, исправлялось. Преподавателем словесности затем передавалось другому
преподавателю: истории, географии или словесности, по принадлежности, который
прочитывал его и составлял рецензию. После того сочинение передавалось одному
из учеников, сотоварища автора по классу, который в свою очередь составлял
рецензию. Раз в неделю, вечером, назначалась «литературная беседа»: собирались
ученики VI-VII классов, несколько преподавателей, инспектор и директор.
Воспитанники садились на партах или школьных скамейках, как их тогда называли,
а преподаватели и начальство размещались на стульях, по обе стороны кафедры.
Обстановка выходила достаточно торжественная, и во всяком случае – не
заурядная. Автор сочинения всходил на кафедру и читал его; затем прочитывалась
рецензия преподавателя и ученика, сотоварища автора. Начинались прения, в
которых принимали живое участие также и воспитанники. Всё это было для нас
ново, завлекательно, нисколько не напоминало школьную рутину и было подготовкой
к близкой уже для нас университетской деятельности. Литературные беседы
затягивались иногда до 11 часов; спорами одинаково увлекались и преподаватели и
воспитанники»[378]. Но то, что
литературные собрания происходили ещё до 1852 года, подтверждает хотя бы
описание Д. Милютина, который учился в Университетском Пансионе. Он отмечает:
«В известные сроки происходили по вечерам литературные собрания, на которых
читались сочинения воспитанников в присутствии начальства и преподавателей»
[379]. Хотя такие дополнительные занятия, делаясь практически обязательными,
могли перестать быть увлекательными и для учителей, и для гимназистов: «.
бывали у нас в гимназии чтения избранных ученических сочинений, в присутствии
директора, учителей и всей гимназии; помню, что наскучив поправкою наших
бумагомараний, давал он (- учитель словесности) нам какие-то стихи и
прозаические статьи. и заставлял нас читать их, под видом наших сочинений»
[380]. Но все-таки там, где литературные беседы не были обязательными и
происходили не слишком часто, они могли действительно увлечь учащихся, как,
например, одноклассников Н. Бунге и Н. Забугина. Эти два мемуариста вспоминают
о литературных беседах так: «В них могли принимать участие ученики только двух
высших классов, но они не имели для учеников обязательного характера. Беседы
происходили один раз каждые три недели; одни ученики читали свои сочинения,
другие читали разборы этих сочинений, при чём дозволено было вступать в
словесные прения, под руководством педагогического персонала. Беседы эти имели
в первое время большой успех: ученики ретиво взялись за разработку сочинений на
разные, большею частью, отвлечённые и очень интересные темы, а словесные прения
между авторами и критиками были очень оживлёнными»
[381].
Часто в учебном заведении не было даже приличной библиотеки: «В гимназии
посторонние книги были в чрезвычайно редком обращении. Книг же специально для
детского и юношеского возраста в гимназии и в помине не было.»
[382]. Хотя нередко были случаи, когда сами учащиеся стремились к
самообразованию, и тут им гимназическое начальство могло даже помешать, как это
случилось с одноклассниками А. Рубца: «. в 1856 году профессор киевского
университета Селин сделал объявление, что он будет читать для всех, кто только
пожелает присутствовать на его лекциях, - о драме, трагедии вообще и
драматургах Англии, Франции, Испании и Германии.
Все старшие гимназисты первой гимназии были очень обрадованы, когда им разрешили
посещать лекции Селина в здании университета после обеда [.] К сожалению,
начальство наше прекратило посещения наши лекций, побоявшись, что мы не будем
иметь времени приготовлять уроки. Мы ужасно были опечалены и озлоблены против
начальства.»[383].
Вообще у учащихся было, естественно, немало запрещенных начальством развлечений.
Ученикам было запрещено посещение театра, кинематографа («Многие увлекались
кинематографом, с чем бороться было трудно - густая сеть синема раскинулась по
всему городу»[384]), и много других
увеселительных мест. Так, по «Правилам относительно соблюдения порядка и
приличий учениками Новочеркасской гимназии» учащимся воспрещалось «посещать
маскарады, буфеты, бильярдные, балкон и галерею театра и все увеселительные
сады, кроме городского Александровского»
[385]. Впрочем, если верить А. Позднееву, в начале XX века в том же
Новочеркасске, в его театре для учащихся даже «был отведён пятнадцатый ряд
партера с пониженной стоимостью билета 50 копеек»
[386].
К середине 50-х гг. А.Скабичевский дает следующее описание просмотренного им в
театрах репертуара: «Как и все гимназисты старших классов, я был большой
театрал и пользовался каждым случаем побывать в театре. Впрочем, я был
невзыскателен по части выбора пьес и в оценке актеров был полный профан, слепо
следуя за голосом молвы. Любимейшими зрелищами для меня были трескучие
мелодрамы с обильными пролитиями если не крови, то слез, вроде «Графа Угодино»,
«Тридцать лет или жизнь игрока», «Лучшая школа – царская служба» и т.п.»
[387].
А. Позднеев подробно перечисляет спектакли и оперы, которые он посетил, будучи
учащимся в начале XX века: «. учёба во втором и третьем классах принесла
повышение интереса к театру и посещение его. Если во втором классе нас водили в
театр на исторические пьесы (. «Измаил»,. «Пожар Москвы»), то в третьем классе
начинается знакомство с литературно-художественным репертуаром: в ноябре 1904
года мы видели «Ревизора» Гоголя, в феврале были на «Юлии Цезаре», а на
масленице – на исполнении «Женитьбы» Гоголя. Зимой в декабре пришлось в первый
раз слушать оперу в нашем театре. Приезжая труппа исполняла «Аскольдову могилу»
Верстовского . На каникулах смотрели «Камо грядеши» по Сенкевичу, в феврале
драму «Борис Годунов». были на пьесе «Ермак». В октябре [1907 года] мы смотрели
драму Алексея Толстого «Иван Грозный», «Последнюю жертву» Островского, в
декабре – «Гусарскую лихорадку», «Горе от ума» Грибоедова и «Недруги» Карпова,
в январе – «Золотое руно» Пшебышевского, а в апреле три вечера подряд были
посвещенны прослушиванию самых популярных опер – «Риголетто», «Демон» и
«Фауст». В мае – опер «Евгений Онегин» и «Ромео и Джульетта» приезжей оперной
труппы. Количество посещения театра в этот учебный год [1908] увеличилось:
осенью я смотрел пьесы «Вишнёвый сад» Чехова, «Разбойники» Шиллера, его же
«Коварство и любовь», «Плоды просвещения» Толстого, «Маленький Йольф» Ибсена,
«Дни нашей жизни» Л. Андреева. В 1909 году смотрел «Горе от ума» Грибоедова,
«Ревизор» Гоголя, «Кукольный дом» Ибсена, «Царь Фёдор Иванович» Толстого,
«Синяя птица» Метерлинка, «Казнь» Ге. Ряд спектаклей посещали целым классом,
беря ложу. Я посещал и оперу. В оперном театре за лето я посмотрел 10 опер:
«Кармен» Бизе, «Демон» Рубинштейна, «Русалку» Даргомыжского, «Пиковую Даму»
Чайковского, «Дубровского» Направника, «Ромео и Джульетту» Гуно, «Гугеноты»
Мейербера, «Лакме» Делиба, «Травиату» Верди, «Миньон» Тома и «Жизнь за царя»
Глинки»[388].
Как видно, у учащихся были и такие увлечения, которые обычно у детей не
бывает, только у взрослых. Но ввиду их особого положения, более сильного
влияния начальства, увлечения школьников часто зависели именно от политики в
этой области самого учебного заведения. Та же ситуация происходит и с кругом
чтения учащихся.
6.2. Круг чтения
Среди серьезных внеклассных увлечений учащихся, как и у многих других более или
менее образованных людей, было, конечно же, и чтение. Хотя круг их чтения на
самом деле не отличался такой уж серьёзностью. В самом начале XIX века он был
примерно такой: «В моей памяти очень живо сохранился наш библиографический
реестр. Это были, во-первых, произведения отечественной поэзии. наша сказочная
литература: Еруслан Лазаревич, Бова Королевич, Королевна Гринцевана и проч.
Романы и повести, в особенности Зряхова и Кузьмичева: Битва русских с
Кабардинцами; Дочь разбойницы, или любовник в бочке; Приключения
Мирамонда-Эмина. Во-вторых, переводы: арабские сказки, наш любимец Апулей,
Ромул г-на Ла-Фонтеля (так гласила надпись); сочинения мистрис Редклиф; Юнговы
нощи; Потерянный рай, одна часть миссиады Клопштока; Прогулки и любовные забавы
Августа II короля Польского. Один том сочинений принце де-Линя, Руководство к
полевой фортификации и проч. Из этих названий видно, что в выборе книг мы не
руководились собственным вкусом, а читали все, что попадалось нам под руку»
[389].
Д. Милютин даёт описание круга чтения учащихся в конце 20-х годов: «Мы
зачитывались переводами исторических романов Вальтера Скотта, новыми романами
Загоскина, бредили романтической школой того времени, знали наизусть многие из
лучших произведений наших поэтов»[390]
.
Не особенно сильно изменился круг чтения у учащихся к сороковым годам. По
крайней мере таким он был в первой Киевской гимназии: «Прочли Вальтер-Скотта,
что было Диккенса, своих писателей старых, в особенности Загоскина, войну 12
года Михайловского-Данилевского»[391].
П. Боборыкин пишет о конце сороковых – начале пятидесятых годов. Он
рассказывает о себе и своих одноклассниках: «Разумеется, мы бросались больше
на романы. Но и в этой области рядом с Сю и Дюма читали Вальтера Скотта,
Купера, Диккенса, Теккерея, Бульвера и, поменьше, Бальзака. Не по-французски,
а по-русски прочел я подростком «Отец Горио».
Наших беллетристов мы успели поглотить если не всех, то многих, включая и
старых повествователей, и самых тогда новых, от Нарежного и Полевого до
Соллогуба, Гребенки, Буткова, Зинаиды Р - вой, Юрьевой (мать А. Ф. Кони),
Вонлярлярского, Вельтмана, графини Ростопчиной, Авдеева - тогда «путейского»
офицера на службе в Нижнем.
«Евгений Онегин», «Капитанская дочка», «Повести Белкина», «Арабески» Гоголя,
«Мертвые души» и «Герой нашего времени» стояли над этим. Тургенева мы уже
знали; но Писемский, Гончаров и Григорович привлекали нас больше. Все это было
до 1853 года включительно»[392].
А. Скабичевский описывает то же время, но несколько другой круг чтения: «Читал
я. не всё, что попадалось под руки, а с выбором, систематически. Так в течение
последних двух лет курса успел познакомится со всеми русскими классиками,
начиная с Ломоносова, Державина и Карамзина и кончая Жуковским, Пушкиным,
Гоголем и Лермонтовым. Позднейшей литературы для меня ещё не существовало. Я не
слыхал ещё даже имен Тургенева, Л. Толстого, Белинского, а тем более Герцена
или Чернышевского [.] Исключение было за одним Гончаровым»
[393].
К середине 50-х годов XIX века есть такое описание круга чтения учащихся,
сделанное А. Рубцом: «Любимым чтением того времени было повести Гоголя, «Герой
нашего времени» Лермонтова, его стихотворения и поэмы «Демон», «Мцыри»,
«Измаил-бей» и «Боярин Орша», Пушкина «Евгений Онегин» и «Горе от ума»
Грибоедова; всё это читалось с наслаждением, но и с боязнью, чтобы кто-нибудь
не подсмотрел и не подслушал.»[394].
Он же дополняет: «Между моими товарищами были большие любители чтения; они
увлекались повестями Тургенева, напечатанными в «Современнике», и повестями и
рассказами Гоголя в издании «Кулиша». Такие любители чтения собирались человек
по 12 или 15 в уединённых комнатах и начиналось чтение; собравшихся всегда
предупреждали, чтобы желающих слушать чтение сидели хорошо [.] После чтения
происходили оживлённые дебаты и восторженные похвалы «Тарасу Бульбе» или
«Мёртвым душам»» [395]. Читали в
Киевской первой гимназии в это время и ««Детские годы Багрова внука» Аксакова
или «Детство и отрочества» Л.Н.Толстого»
[396].
Однако у детей более низкого состояния круг чтения можно охарактеризовать совсем
кратко. Выходец из купеческой семьи Н.Лейкин в середине 50-х годов читал «очень
мало – книг не было», в основном же это были романы Зотова, Поль-де-Кока,
Курганова, Калашникова[397].
60-е гг. описывает В.Короленко: «Как бы то ни было, но даже я, читавший
сравнительно много, хотя и беспорядочно и случайно, знавший уже «Трёх
мушкетеров», «Графа Монте-Кристо» и даже «Вечного Жида» Евгения Сю, - Гоголя,
Тургенева, Достоевского, Гончарова и Писемского знал лишь по некоторым,
случайно попадавшимся рассказам»[398].
Чуть позже, в старших классах, им были все-таки прочитаны «повести Тургенева,
Писемского, Гончарова, Помяловского, стихотворения Некрасова, Никитина.
Шевченка.»[399]. А из литературы
полулегального характера В.Короленко читал Шпильгагена, Чернышевского
[400]. Он описывает круг чтения своего брата – также ученика ровенской
гимназии. Сначала это чтение было чрезвычайно беспорядочно: «Вечный Жид», «Три
мушкетера», «Двадцать пять лет спустя», «Королева Марго», «Граф Монте-Кристо»,
«Тайны Мадридского двора», «Рокамболь» и т.д. Позже брат принимается за более
серьезное чтение: «Сеченов, Молешотт, Шлоссер, Льюис, Добролюбов, Бокль и
Дарвин»[401].
У П.Милюкова круг чтения 70-х годов был несколько специфичен из-за его увлечения
античной литературой: «Я заучивал наизусть. отрывки поэзии Сафо и многое из
приписывавшегося Анакреону с большим удовольствием; читал трагедии Эсхила,
Софокла и особенно Эврипида, кое что из Аристофана, имел, но не читал
Ксенофонта и Фукидида. особенно же налёг. на диалоги Платона, от которого
перещел к более меня удовлетворившему сразу Аристотелю. Из римлян было у меня
французское издание (с переводом) комедий Плавта и Теренция (прочитано),
Гораций. Эльзевировские издания Овидия». Впрочем читал он и более современную
литературу: «.не говоря о Лессинге и Виланде, я читал Гёте. и особенно Шиллера,
которого я часто перечитывал. С французскими классиками было хуже.». Из
последних П.Милюков читал только Мольера, раннего Виктора Гюго, Вальтера.
Отмечает он и творчество Гейне[402].
1875-1884 гг. – время учебы В. Вересаева. Сначала он читал Майн Рида, Густава
Эмара[403], позже стал знакомиться с
более серьёзной литературой – читал Гоголя «Мёртвые души»
[404]. И далее он пишет: «С Лермонтовым я познакомился рано.
Одиннадцати-двенадцати лет я знал наизусть большие куски из «Хаджи-Абрека»,
«Измаил-Бея» и «Мцыри». Знал я наизусть и «Бородино»»
[405]. А личной библиотеке В.Вересаева были «подарочные Гоголь,
Кольцов, Никитин, Алексей Толстой, Помяловский. Накопил денег и купил себе
полного Пушкина»[406]. Читал он и из
отцовской библиотеки сочинения Тургенева, Некрасова, «Издания Гербеля:
«Русские поэты в биографиях и образцах», «Немецкие поэты», «Английские поэты» -
три увесистых тома», а из библиотеки обыкновенной брал «Льва Толстого,
Гончарова, Достоевского. Фета и Тютчева»
[407]. И таким образом «.камешек за камешком складывалось знакомство с
широкой литературой»[408].
Это же время описывает И. Порошин. Он пишет о круге чтения нежинских
гимназистов: «Многие из гимназистов 7-го класса уже читали Спенсера, Дж.Ст.
Милля, были основательно знакомы с сочинениями Карла Фохта, Бюхнера, Молешота,
Ренана и Штрауса; я не говорю уж о русских писателях – Добролюбове,
Чернышевском, Писареве, Герцене и др., сочинениями которых ученики буквально
зачитывались, начиная уже с 5-го класса. Я же в Рыбинске и Вологде читал до
7-го класса очень мало: из русских писателей был знаком только с такими
классиками, как Тургенев, гр. Толстой, Гончаров, Достоевский; по русской
истории не читал почти ничего, кроме Карамзина и некоторых монографий
Костомарова, а из литературных критиков знал одного Белинского и лишь отчасти
Добролюбова и Ап.Григорьева»[409].
В 80-е гг. круг чтения учащихся несколько дополнился новыми произведениями: «.
большинство из нас интересовалось Жюль Верном, Купером и Майн Ридом только до
третьего, максимум до четвертого класса. В средних классах мы все читали
Достоевского и Тургенева, очень любили романы Михайлова, упивались некоторыми
произведениями Шпильгагена; из поэтов читали и перечитывали Некрасова, Никитина
и Надсона, из публицистов увлекались Добролюбовым и Писаревым»
[410].
Но для детей всегда оставалось место и для более легкого чтения, судя по
рассказам Д. Засосова и В Пызина (они описывают конец 90-х – начала XX века):
«В средних классах многие чрезмерно увлекались детективной литературой.
Продавались по пятачку книжечки о знаменитых сыщиках - Нате Пинкертоне, Шерлоке
Холмсе, Нике Картере. Зачитывались приключенческой повестью «Пещера
Лейхтвейса». Эта бульварная литература была настолько распространена, что
педагогам и родителям приходилось принимать меры, так как мальчики начинали
плохо учиться, не спали по ночам, воображая себя неуловимыми преступниками»
[411]. Стоит ли говорить, что в учебных заведениях, где уровень
образованности учащихся был значительно ниже, книги могли вообще не читаться.
Впрочем, даже здесь отдельный ученик тоже мог иногда раскрыть книгу.
А могло быть и наоборот. Будущий профессор филологии А.Позднеев читал очень
много. Конечно, далеко не у всех учащихся был точно такой же обширный круг
чтения, но из его описания можно примерно представить, что могло читаться
учащимися в начале XX в.: «в 1901 году были: «Гай-исландец» Гюго, «Три
мушкетёра» Дюма, «Река Ориноко» и «Завещание чудака» Жюля Верна, а в 1902 году
– сочинения Жуковского, Гоголя, Загоскина. романы Густава Эмара, Фенимора
Купера, Жюля Верна, Майн-Рида. Но в то же время мной был прочитан роман
Гончарова.События русско-японской войны привели меня к регулярному чтению
газеты «Новое время» Суворина»[412].
Чуть позже А.Позднеев «пользовался гимназической библиотекой, где были
сочинения ряда писателей, которых дома не было: Шекспира, Островского,
антологии славянской поэзии в издании Гербеля»
[413]. Зимой 1905-06гг. он читает «Фрегат Паллада» Гончарова, а затем и все
его сочинения. «Позже читаю все пьесы Островского. Книг его в библиотеке отца
не было, и я брал их из гимназической библиотеки. (Короленко). А далее идёт
ознакомление с другими русскими писателями-классиками XIX века: Достоевским,
Писемским, Мельниковым-Печорским, Тургеневым, Григоровичем – всё из приложений
к «Неве». Читаю исторические романы Владимира Соловьёва, Загоскина, графа
Салиаса. Стендаль, Дюма, Флобер, Золя, Бальзак, Доде, Мопассан, Бурже и т.д.
Интерес к зарубежной литературе заставил обратиться к книгам-анталогиям по
немецкой, английской и французской поэзии, изданным Гербелем. Натан Мудрый,
Лессинг, Хаггард, Данилевский, Даль и Горький»
[414]. А.Позднеев продолжает: «На лето 1906 г. . падает знакомство с
произведениями Горького – переход от чтения классической литературы к
современной. Читаю Леонида Андреева, Серафимовича, Гусева, Телешова, Юшкевича,
Чирикова, сборники, которые издавались в то время»
[415]. В круг его чтения в 1907г. входят «. пьесы Ибсена . Гауптман (Ткач),
Метерлинк, Шницлер, Оскар Уайльд, Гамсун. Параллельно попадают в руки
произведения современных писателей в сборниках «Шиповник», «Факел». Становятся
мне известными и поэты-декаденты: Валерий Брюсов (сборник «Земная ось»),
Александр Блок («Нечаянная радость»), стихи Фёдорова, Сергея Городецкого
(«Ярь»), Фёдор Сологуб, К. Эрберг, Сергей Соловьёв («Цветы») и др. [.]
параллельно со стихами декадентских поэтов происходит ознакомление, а потом
последовательное чтение трагедий и комедий Шекспира. Этой осенью из
классической русской литературы происходит знакомство с романами Достоевского
«Преступление и наказание», «Бесы» и др. [.] сборники стихов Фофанова,
Чулиной, Случевского, Жемчужникова, Тана, Дрожжина, Минского, Бунина,
Коршинского со случайными вставками Мережковского, Гиппиус, Бальмонта.»
[416]. Знакомство с такой литературой у А.Позднеева сопровождается «чтением
критических статей Белинского, Добролюбова, Михайловского. Скабичевского,
отдельных книг Овсянико-Куликовского, Ал. Веселовского, Бородина, сборника
Зелинского с критическими статьями о Тургеневе»
[417]. Его занимало «также развитие символизма во французской литературе в
стихах Бодлера (в переводе его стихов из сборника «Цветы зла») и Верлена. В
1907/1908 году внимание моё и гимназистов всего класса привлёк роман «Санин»
Арцибашева . »[418].
В 1909 году А. Позднеев открывает для себя ««Пошехонские рассказы» и другие
произведения Салтыкова-Щедрина, романы Виктора Гюго «Человек, который смеётся»,
«Отверженные», «Собор Парижской Богоматери» и др.»
[419], а в 1909-10гг. читает «ряд статей в толстых журналах. «Русское
богатство», редактируемое Короленко, «Современный мир» под редакцией
Иорданского, «Мир Божий» и др.»[420].
Но не всякие книги вообще разрешалось читать начальством, даже те, которые
были в Публичных библиотеках. Чаще всего оно оправдывалось тем, что чтение
посторонних книг отвлекает учащихся от занятий и вообще нарушает учебный
процесс. Такая политика учебных заведений видна, например, в выдержке из
Журнала Педагогического Совета Новочеркасской гимназии за 13 ноября 1884
года:
«4. Обсуждали вопрос о посещении учениками гимназии Публичной библиотеки и
чтении в оной книг. Г. Директор исходя из того, что чтение книг без разбору
может оказывать вредное влияние на юношество, считает нужным воспретить
ученикам гимназии чтение книг в читальном зале Публичной библиотеки.
Определили: воспретить ученикам гимназии чтение книг, журналов и газет в
читальном зале Публичной библиотеки и объявить им, чтобы они, если пожелают
брать книги для чтения на дом, всякий раз представляли список таковых
преподавателю по принадлежности, и что только по одобрению книг преподавателем
и инспектором они могут получить письменное разрешение, взять эти книги из
Публичной библиотеки»[421].
При этом такое запрещение далеко не всегда становилось препятствием для
жаждущих чтения. В библиотеки за книгами посылалась прислуга, или книги для
школьников брали старшие. Ещё частой практикой было составление собственной
библиотеки на нескольких человек: «Читать мы тоже любили; страсть к чтению у
многих из нас переходила в манию; но читать книги кроме душеспасительных у
нас запрещалось; квартирному старшему (из учеников 4-го класса) вменено было
в непременную обязанность доносить на всякого, у кого окажется запрещенная
книга; уличенный в этом преступлении школьник подвергался строгому наказанию,
а книга конфисковалась в пользу учителей. Несмотря на это, каждое воскресение
наша библиотека увеличивалась новым экземпляром; мы приобретали книги частью
на наличные гроши, частью воровали на рынке, считая это дело безгрешным [.]
Библиотека наша помещалась у одного нашего товарища, сына городского дьячка, и
по этому он был изъят от наблюдения квартирных старшин»
[422].
Кстати, в то же время, были учебные заведения, в которых такие общие библиотечки
официально разрешались начальством: «В VI-м классе у нас, с разрешения
начальства, устраивалась складчина для приобретения выдающихся произведений
русской литературы. Это было нечто вроде частной ученической библиотеки.
Ежемесячный взнос был 30 коп. На собранные деньги покупались книги,
пользоваться которыми могли, бесплатно, все участвующие в складчине. В конце
года (учебного) каждый, по жребию, получал в свою собственность одно или два
сочинения»[423].
Таким образом, круг чтения учащихся зависел не только от популярности тех или
иных книг в данный период и общего уровня ученической массы, но и от политики
государства в образовании, попечителя учебного округа и начальства отдельно
взятой школы. Они могли значительно сузить этот круг чтения, якобы во благо
самих учащихся.
III. Заключение
Изучив источники и литературу вопроса, стало возможным прийти к следующим
выводам:
Типы школ и тесно связанные с ними программы этих учебных заведений
отличались достаточным разнообразием, зависели от ступени образования,
которую они представляли. По этому принципу они и были унифицированы, как был
унифицирован и культурно-бытовой облик учащихся каждого из типов школ.
Основные начальные учебные заведения представляли приходские и уездные
училища, средние школы – гимназии, классические (с упором в учебном курсе на
принцип классицизма, на мёртвые языки) и реальные (с усиленным преподаванием
технических предметов), а также огромное число их разновидностей. Социальный
состав учащихся был разным в разным типах школ. Кроме того, он зависел как от
политики правительства в этой области, так и от политики конкретной школы.
Например, при Николае I в гимназии было воспрещено принимать на учебы
крепостных, но даже когда такое постановление было отменено, в некоторых
гимназиях они так и не появились. Отдельные типы школ создавались как
сословные, но, в общем-то, учебные заведения в конце концов стали
бессословными, и в них стало возможным увидеть самый разнообразный социальный
состав учащихся.
На культурно-бытовой облик учащихся, как людей ещё находящихся в процессе
формирования, их воспитание влияло самым непосредственным образом. При этом в
XIX веке понятие педагогики ещё не было достаточно развитым, и это отличало
воспитание, даваемое взрослыми (учителями и школьным начальством), так как
поведение учащихся было постоянно под строжайшим контролем, а личность
учащегося нередко формировалась в борьбе с этим контролем. Большое влияние на
воспитание учащихся оказывали и их соученики, как старшие, так и сверстники.
Здесь всё зависело от общей среды, её нравственного уровня, и под её влиянием
происходило формирование личности школьника.
Учащийся долгое время живёт жизнью своей школы. Поэтому и быт его, распорядок
дня сильно зависел от его учебного заведения. Так, прежде всего, внешний
облик учащегося был под контролем школы, унифицирован форменной одеждой.
Время, проведенное учащимся в школе, подчинялось её порядкам, расписанию
часов отдыха и уроков, мероприятиям, ею устраиваемым. Среди этой серой
будничности детям было просто необходимо найти способы для самовыражения,
например, в играх. У учащихся были и недетские игры, наоборот, очень даже
взрослые увлечения. Они могли стремиться к самообразованию: круг их чтения
нередко отличался особенной широтой, учащиеся увлекались литературными
беседами, созданием рукописных журналов и многим другим. Но школа всё равно
старалась держать и это также под контролем, так как внеклассные интересы
якобы отвлекали детей от занятий, и учащихся окружали всевозможные запреты.
Таким образом, культурно-бытовой облик учащихся начальной и средней школы в
XIX – начале XX века отличали две его специфические черты: возраст учащихся
(они постоянно находились в стадии развития) и попытки непрерывного контроля
над этим развитием самого учебного заведения, его влияние.
Источники и литература
Источники:
1. Аксаков С.Т. Воспоминания// Собрание сочинений в пяти томах. – Т.2. –
М.: «Правда», 1966. – С. 22-118.
2. Афанасьев А.Н. До гимназии и в гимназии// Народ-художник. – М.: Сов.
Россия, 1986. – С. 263-286.
3. Бартенев П.И. Воспоминания// Российский Архив: История Отечества в
свидетельствах и документах XVIII-XX вв. – Т.1. – М.: Студия «ТРИТЭ» РИО
«Российский Архив», 1991. – С. 54.
4. Боборыкин П.Д. Воспоминания. – Т.1. – М.: Художественная литература,
1965.-С. 45-50.
5. Булюбаш Н. Школьные воспоминания// Русский педагогический вестник. -
1861. - №4. – С. 38-41.
6. Бунге Н.А., Забугин Н.П. Воспоминания// Столетие Киевской первой
гимназии. – Т.3.Ч.2. – Киев: типография С.В. Кульженко, 1911. – С. 597-602.
7. Вересаев В.В. Воспоминания. – М.: Правда, 1982. – С. 53-125.
8. Витте С.Ю. Воспоминания. – Т.1. – М.: Соцэкгиз, 1960. – С. 61.
9. Высочайший рескрипт, последовавший на имя Министра народного
просвещения, Шишкова (19 августа 1827г.)// Полное собрание законов Российской
империи. – Собр. II. – Т. II. – СПб.: Типография II Отделения Собственной Его
Императорского Величества Канцелярии, 1830. – С. 676.
10. Высочайше утверждённый устав Санктпетербургского коммерческого училища
(28 июня 1841 г.)// Полное собрание законов Российской империи. – Собр.II. –
Т.XVI. – СПб.: Типография II отделения Собственной Его Императорского
Величества Канцелярии, 1830. – С.659-662.
11. Высочайше утвержденный Устав учебных заведений, подведомых Университетам
(5 ноября 1804 г.)//Полное собрание законов Российской империи. – Собр.I. –
Т.XXVIII. – СПб.: Типография II отделения Собственной Его Императорского
Величества Канцелярии, 1830. – С. 626-641.
12. Галахов А.Д. Записки человека. – М.: Новое литературное обозрение, 1999.
– С.53-71.
13. Ге Н. Киевская первая гимназия в сороковых годах// Сборник в пользу
недостаточных студентов Университета св. Владимира. – Спб.: типография М.М.
Стасюлевича, 1893. – С. 54-61.
14. Горбунов П. Программы и устав городских училищ Министерства народного
просвещения (по Положению 31 мая 1872г.). – М.: Типография А.Г. Кольчугина,
1891. – С. 5-13.
15. Греков А.Д. Воспоминания// Новочеркасск и Платовская гимназия в
воспоминаниях и документах. – М.: Наука, 1987. – С. 58-108.
16. Деникин А.И. Путь русского офицера. – М.: Современник, 1991. – С. 32-33.
17. Дмитриев М.А. Главы из воспоминаний о моей жизни. – М.: Новое
литературное обозрение, 1998. – С. 70-77.
18. Добужинский М.В. Воспоминания. - Т.1. – Нью-Йорк, 1976. – С. 122-191.
19. Дружинин Н. Воспоминания о школьной жизни. // Сын Отечества. – 1860. -
№48. – С. 1461-1468.
20. Журнал Педагогического Совета Новочеркасской гимназии за 1883 г.//
Новочеркасск и Платовская гимназия в воспоминаниях и документах. – М.: Наука,
1987. – С. 142.
21. Журнал Педагогического Совета Новочеркасской гимназии за 1884 г.//
Новочеркасск и Платовская гимназия в воспоминаниях и документах. – М.: Наука,
1987. – С. 189-191.
22. Засосов Д.А., Пызин В.И. Из жизни Петербурга 1890-1910-х годов. –Спб.:
Лениздат, 1999. – С. 162-188.
23. Златовратский Н.Н. Воспоминания. – М.: Гос. издательство художественной
литературы, 1956. – С. 47-66.
24. Из годового отчёта директора попечителю Харьковского учебного округа за
1883 г.//Новочеркасск и Платовская гимназия в воспоминаниях и документах. –
М.: Наука, 1987. – С. 173.
25. Из журнала заседания педагогического комитета – о мерах по усилению
наблюдения за поведением гимназистов вне стен учебных заведений (22 октября
1864 г.)//Начальное и среднее образование в Санкт-Петербурге. XIX- начало XX
века. - Спб.: Лики России, 2000. – С. 213.
26. Из циркулярного письма попечителя Петербургского учебного округа М.Н.
Мусина-Пушкина директорам гимназий об обязательном введении литературных
бесед для учащихся (30 ноября 1845г.)// Начальное и среднее образование в
Санкт-Петербурге. XIX- начало XX века. - Спб.: Лики России, 2000. – С.123.
27. Короленко В.Г. История моего современника// Собрание сочинений в 10-ти
томах.- Т.5. – М.: Гос.издательство художественной литературы, 1954. – С.
129-318.
28. Лейкин Н.А. Мои воспоминания//Петербургское купечество в XIX веке. –
СПб.: Гиперион, 2003. – С. 154-188.
29. Маев Н. Из прошлого 2-й Петербургской гимназии. // Русская школа. – 1894.
- №2. – С. 34-35.
30. Милюков П.Н. Воспоминания (1859-1917). – Т.1. – М.: Современник, 1990. –
С. 75-82.
31. Милютин Д.А. Воспоминания генерал-фельдмаршала графа Д.А. Милютина (1816-
1843 гг.) – М.: Студия «ТРИТЭ»: «Российский архив», 1997. – С. 82-92.
32. Никитин А. Из прошлого наших гимназий. // Русский вестник. – 1890. – № 4.
– С. 46-51.
33. Пантелеев Л.Ф. Из воспоминаний о гимназии 50-х годов. // Русское
богатство. – 1901. – № 6. – С. 120-131.
34. Позднеев А.В. Воспоминания// Новочеркасск и Платовская гимназия в
воспоминаниях и документах. – М.: Наука, 1997. – С. 24-164.
35. Полонский Я.П. Школьные годы. // Русская школа. – 1889. - №1 – С. 84-94;
№2. – С. 15.
36. Порошин И.А. Четверть века назад. (Из гимназических воспоминаний)//
Русская школа. – 1905. - №2-4. – С. 29-37.
37. Приложение ко всеподданнейшему докладу Министра народного просвещения за
1869 год//Журнал Министерства народного просвещения. –1871. - №5. – С. 65-67.
38. Приложение ко всеподданнейшему докладу Министра народного просвещения за
1870 год//Журнал Министерства народного просвещения. –1872. - №5. – С. 62-63.
39. Примерные программы предметов, преподаваемых в начальных народных
училищах ведомства Министерства народного просвещения. – Самара, 1896. – С.2.
40. Правила относительно соблюдения порядка и приличий учениками
Новочеркасской гимназии// Новочеркасск и Платовская гимназия в воспоминаниях
и документах. – М.: Наука, 1987. – С. 144-146.
41. Рубец А.И. Воспоминания о Киевской первой гимназии// Столетие Киевской
первой гимназии. – Т.3.Ч.2. – Киев: типография С.В. Кульженко, 1911. – С.
539-578.
42. Самоубийства, покушения на самоубийства и несчастные случаи среди
учащихся учебных заведений Министерства народного образования в 1913г. – Пг.:
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9
|